Нет-нет, извините!
За что вы извиняетесь?
Кожаный рюкзачок её предательски сполз со стола и свалился мне под ноги. Я с обезьяньей быстротой и ловкостью поднял его. Когда она благодарила меня, то назвала месье Ледогоровым, а поправившись, через слово вновь сбилась. Видя её смущение, я заговорил сам:
Во Францию я не драться приехал. Нет, просто ангел нехороший меня крылом задел. Знаете, Авелин, в обычной жизни я менеджер логистической компании Планы, отчёты, командировки Ну а дома, в Москве, у меня мама и больше никого. Я когда вас увидел, то подумал, что вы кого-то мне напоминаете
Да, и кого же?
Не знаю Вы, вы такая
Давай на «ты».
Да, конечно.
Ты счастлив?
То есть как?.. А-а-а Ты это имеешь в виду «Ах, что за проклятая штука счастье!»
У девушки вырисовались морщинки на лбу точно роман сочиняла.
Вадим, ну почему ты не опроверг обвинения прокурора? Я не понимаю.
А, этот, с глазами варёной рыбы Странно, но меня, как говорится, охватило какое-то патологическое нежелание действовать.
Я серьёзно, а ты увиливаешь.
И я серьёзно. Какой смысл махать ручкой, от этого груши с дерева не сыпятся
Мне кажется, ты приносишь бесполезную жертву.
Бесполезных жертв нет, Авелин. Мы должны принести жертву для того, чтобы кто-то другой получил прощение и новую жизнь. И это в большом, широком масштабе и в масштабе самых простых, близких наших отношений.
Вадим, ты хороший Ты очень хороший
Прости! Но выключен ли диктофон?
Давно.
Я вот что хотел сказать: обязательно выучу французский. Влюбиться во француженку самый надёжный способ овладения иностранным языком.
А ты влюбился во француженку?
Кажется, да.
* * *Судья Анук Бонфис предсказуемо влепила мне двенадцать месяцев тюрьмы. Авелин вернулась в Париж, но заказанную редактором статью не сдала. «Еле отгрызлась, как ты выражаешься», улыбаясь, рассказывала она при новой встрече. Признаюсь, я был растроган и отвечал: «Merci, ma preferee! Та victime nest pas du tous inutile»[1]
Курьер
Курьер говорил, смущаясь, как человек, который не может в маленькой комнате сделать нужного жеста. И профессор Лихошерстов думал о нём: «Серенький, как перепел». Курьер положил почтовый конверт на край стола и выюркнул из кабинета.
Взгляд профессора соскользнул с жёлтой почтовой марки на адрес: «Германия. Земля Баден-Вюртемберг. Университетская клиника Штутгарта».
А у меня, понимаешь ты, шанец жить
Нож для бумаг полоснул конверт.
Дрожащие руки развернули письмо от врача-онко-лога, и профессор сделался похожим на только что постаревшую цыганку. Цыплячья желтизна перекочевала с почтовой марки в глаза. На лбу выступил пот.
«Шанец! Он он лопнул Я десять лет уже не курю, но лёгкие совсем не очистились Такое чувство, что меня отодрали от жизни и что больше ничего никогда не будет».
Давно звонил телефон, но профессор не отвечал только слушал, не помня себя, всем перехваченным сердцем, затаив дыхание. Общение сделалось тяжёлой обязанностью, которая совершенно ему не по плечу.
И вдруг вызначилось: «Разве я приручал горе приходить по свисту? Почему же оно явилось в день моего шестидесятилетия? Я доктор наук. Я почти сорок лет занимаюсь Маяковским, по сравнению с которым нынешние литераторы это лишь список убитых, раненых и пропавших без вести Господи, что я несу! Ведь у меня опухоль, а не шанец Нет-нет, это наказание Старший сын и первая жена Они были оставлены ради той, которая теперь изводит меня, не пуская к сыну младшему Я приношу несчастья, особенно тем, кого люблю Эх, если бы я только мог любить»
Лихошерстов помрачнел.
«В церковь бы сходить молитву послушать. Но ведь чтобы услышать её, нужно внутренне замолчать, залезть себе под кожу Нет, всё не то. А что же то? Болезнь и до тошноты одинаковые дни? Да, пока не умру. Только вот не хочется! Все мы люди-человеки Будем польку танцевать Даже нищие калеки не желают умирать»
Неожиданно профессор скомкал злосчастное письмо и сказал:
Но я человек. Я не желаю быть игрушкой на чьей-то ёлке. У меня есть такой же браунинг, как у Маяковского И я сам поставлю «точку пули в конце пути»!
Только желание запротоколить, расследовать и разыскало в памяти Лихошерстова то, что он прошептал:
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать
«А всё-таки была ли самоубийством смерть Маяковского? спросил сам себя профессор и сам же себе мысленно ответил: Вряд ли. Не тот психологический тип. Редкая внутренняя собранность. Волевой посыл. Всегда и во всём победитель не побеждённый. Именно победитель. Зал свистит. Орёт. Он спокойно выходит и начинает читать. Громкоголосый. Минута-другая тишина. Вскоре огромная энергия обстигает всех. И вот его уже пугаются, как тёмной комнаты Нет, что-то не клеится Ося и Лиля Брик служат в органах. Маяковский тяготится этим. Перед смертью к нему якобы тоже приходят люди в кожанках. Говорят громко. Резко. Потом хлопок. Сильный А Полонская единственный свидетель для ОГПУ то и дело меняет показания. Может, боится. Может, так от неё требуют»
«А всё-таки была ли самоубийством смерть Маяковского? спросил сам себя профессор и сам же себе мысленно ответил: Вряд ли. Не тот психологический тип. Редкая внутренняя собранность. Волевой посыл. Всегда и во всём победитель не побеждённый. Именно победитель. Зал свистит. Орёт. Он спокойно выходит и начинает читать. Громкоголосый. Минута-другая тишина. Вскоре огромная энергия обстигает всех. И вот его уже пугаются, как тёмной комнаты Нет, что-то не клеится Ося и Лиля Брик служат в органах. Маяковский тяготится этим. Перед смертью к нему якобы тоже приходят люди в кожанках. Говорят громко. Резко. Потом хлопок. Сильный А Полонская единственный свидетель для ОГПУ то и дело меняет показания. Может, боится. Может, так от неё требуют»
А к чёрту! крикнул Лихошерстов. Все версии кипят случайностями Слышу лишь свисточный спор
Профессор глянул в окно и оцепенел.
Слабое винно-зелёное небо открылось. Тучи то ли ушли, то ли перелили куда-то густую темень. Университет очетырёхугольнился своими корпусами. Заменестрелили петли охранники отворили кованые ворота.
«Скоро уборщица явится. Как же объяснить ей, зачем я здесь в такую рань? Да ничего, скажу, что сегодня заседание кафедры и надо подготовиться».
В дверь постучали.
«Странно, ведь Надежда Матвеевна не знает, что я здесь»
Больше профессор не успел ни о чём подумать: дверь отворилась, и вошёл курьер. Не поздоровавшись, начал говорить. Говорил он быстро, спеша озвучить мысли, мелькающие в его сознании, сматывая и разматывая их, словно бечёвки.
Профессор, вы должны встретиться с Маргаритой Николавной!
Какой Маргаритой Николавной?
Из научной библиотеки.
Ну да, есть там такая Наделена красотой чёрно-бурой лисы
Значит, и вы видите её в этом лисьем обличье Вы должны Должны с ней лечь.
Вы в своём уме?
Но вы не понимаете, профессор Только так вы спасётесь. Она ведьма, она исцелит
К любым чертям с матерями катитесь! Слышите?!
Врач из Германии отвёл вам полгода жизни. Я прав?
Откуда вы знаете? затрясся Лихошерстов. Вы читали письмо?
Нет, конечно.
Тогда объясните!
Нечего объяснять, профессор. Нечего слова тратить.
Кто вы?
Кто я? А вы разве не узнаёте?
Профессор, не выдержав серого горящего взгляда, еле выговорил:
Да, кажется, узнаю
* * *В пятницу, через два дня после того, как Лихошерстов «лёг с Маргаритой Николавной», ему позвонили из университетской клиники Штутгарта. Врач-немец, извиняясь, сообщил, что при обследовании медперсонал перепутал его анализы с анализами другого пациента и что он, профессор, совершенно здоров.
Мечтатель
Сегодня я мог как-то слишком прозаично скончаться. Угодить, что называется, со сковородки жизни в огонь чистилища. А всё оттого, что по ошибке начал мешать различные виды газа. Хорошо, что успел отрезать воспламенившийся баллон и сбросить с «Мортона» моего воздушного шара.
Я глядел на гаснущие внизу, под гондолой, полосы белого пламени, пока не почувствовал покалывание в инееоблепленных руках. В гондоле было холодно. Горелки не работали, печка отказала. Пришлось воровать для печки газ от горелок, но температура не поднималась выше минус двадцати, все приборы замёрзли. Но с Божией помощью всё решилось.
Господи Иисусе Христе, Боже наш, взывал я смиренно, стихиями повелеваяй и вся горстию содержаяй Вся тварь Тебе служит, вся послушают, вся Тебе повинуются. Вся можеши: сего ради вся милуеши, Преблагий Господи. Тако и ныне убо, Владыко, раба Твоего Фёдора моления теплыя приемля, благослови путь его и воздушное шествие, запрещая бурям же и ветрам противным и лодию воздушную целу и невредиму соблюдая Ты бо еси Спас и Избавитель и всех благих небесных и земных Податель, и Тебе славу возсылаю со Безначальным Твоим Отцем и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Вдруг закрылись глаза морщинами век, и я, то ли сочинив, то ли вспомнив один цветок жалконький, прошептал:
Отчего ты такой?
Не знаю, ответил цветок.
А отчего ты на других непохожий?
Оттого, что мне трудно.
А как тебя зовут?
Меня никто не зовёт, сказал маленький цветок, я один живу Я тружусь день и ночь, чтобы жить и не умереть
Своей рукой я держал разводной ключ, чтоб они не разлучились. И тут рука отпустила ключ, он упал на железную тарелку, произведя шум, отчего я мгновенно проснулся.