«Я сборщик податей, Марцел Гули,
Из области Пьемонта безмятежной,
Веду учёт космической пыли,
Коль разумею данную науку.
Такое мне занятие нашли».
«Оно тебе не навевает скуку?»
Я продолжал допытывать его.
Всегда пройдёшь через такую муку,
Когда героя встретишь самого,
Который, может быть, и экзотичен,
Да только сразу не понять того.
61 «Признаюсь, твой вопрос мне необычен,
Но если о героях речь зашла,
Тогда и ты не более приличен,
Свои дерзанья воплотив в дела.
И здесь не отыскать других примеров
С тех пор, как создан мир добра и зла.
Хотя, пожалуй, вспомню тамплиеров,
Что за гордыню голову снесут,
Оберегая сумрачную веру,
Не сомневаясь в том, что божий суд
Преподнесёт им благостное небо
И жажды утоляющей сосуд.
73 Но никому не избежать Эреба
Своей души, когда она пуста,
Пусть манят нескончаемостью хлеба
Загадки фантастичного Христа.
Того Христа, чьей речью непонятной
Порою освещалась темнота.
Сей промысел, такой невероятный,
Конечно, был, и знаем мы теперь,
Что с миссией опасной, но возвратной
Не раз планеты открывали дверь
С одной лишь целью: породить надежду,
Что наша жизнь не ведает потерь».
85 И он покинул глупого невежду.
Которому и нечем возразить.
Ведь для догадок время было прежде,
Чем в путь пускаться. Только плыть, как быть
С бессвязностью «Летучего Голландца».
Твой Проводник глашатай от судьбы,
91 Неплохо было б на него равняться
Глава 6
(V век до н. э.)
1 Не мог Морфей стараться понапрасну,
Как режиссёр божественных картин,
Когда рождал далёкий и прекрасный
Прообраз жизни сказочных стремнин.
И это всё в мои глаза и уши
Вложил ночных видений господин.
А я сумел свою настроить душу.
Хотя заслуга не совсем моя,
Что разницу от «слышать» и до «слушать»
Как с молоком впитал из детства я.
Друг друга слышать сложная задача,
Когда вокруг граничные края.
13 Как инструмент настроив наудачу,
Ты не получишь звучной глубины,
Так мы не понимаем передачу
Иной звуконаправленной волны.
Где не внимают ощущенью звука,
Там никакие чувства не важны,
Хоть в сердце попади стрелой из лука.
Заботы наши меркантильны сплошь,
И не услышишь жалобного стука,
Когда из дома выгоняет ложь
Последний образ совести поспешно.
А там, где потеряешь не найдёшь
25 Такие мысли, про себя, конечно,
Мои глаза застили пеленой,
И разум помутился безутешно
Но всё сумел понять вожатый мой:
«Оставь свою печаль до возвращенья
И новый круг продолжи неземной.
Здесь те, с кем ожидаешь ты общенья,
И мне, признаться, любопытно здесь.
Смотри на это страстное вращенье
Вдоль левого борта. Ужели днесь
Встречают нас с тобою столь помпезно,
Иль это предумышленная лесть?»
37 От ближних звёзд пугающе-скабрезно
Закручивалась света полоса
И набухала фаллосом железным,
Как травами росистыми коса,
К полудню, очумев в горизонтали,
Пронзает вертикалью небеса.
И выплыли, и вынеслись, и встали
Из этой несусветной полосы,
Опаснее клинка дамасской стали,
Бесчисленные женские красы;
Сгущалось небо в средоточье ласки,
И распускались дивные власы;
49 И я напрягся видом этой сказки
А Пушкин вот повеса, вот хитрец
Ужели ныне из другой закваски?
Да, нет! Как очарованный стервец
И он отдался наслажденью взора,
Своё весло оставив наконец.
Но в том переплетении узора,
Что создавал небесный карнавал,
Поодаль рдели стражники дозора.
Тот дальний полукруг образовал
Стеной огня прохода запрещенье,
Покуда я поклоны раздавал.
61 Вот где великолепие отмщенья
Меня поймало в сладостную сеть;
Не будет мне небесного прощенья,
Но песню на прощание допеть
Попробую. А круг меж тем смыкался
И строй дозора начал ярче рдеть.
И я в пучине этой растерялся,
И сгинул бы. Когда б не мой поэт,
Что не таким повесой оказался,
Собрата вызволяя из тенет
Сирен коварных и сладкоголосых.
И мне понятен был его совет:
73 «Мы не пройдём плотину глаз раскосых
Покуда не насытим эту плоть.
Здесь также неуместны и вопросы,
Но нам придётся страсть перебороть
И гением ответить на коварство,
Которым наделяет их господь.
Ведь для тебя не создано лекарства,
Чтоб выжить после пламенных утех;
Ошибкой в курсе нашего мытарства
Явился бы непоправимый грех
Потери седока на перепутье.
Что также неприемлемо для всех,
85 Которые не овладели сутью:
Пойдёшь налево потеряешь стыд,
Пойдёшь направо сплетнями засудят,
А напрямки нельзя сожрёт Аид
Давай-ка вектор развернём немного
И улетим от этих Гоминид,
91 Где новая откроется дорога!»
Глава 7
(Около 1000 г.)
1 Я был готов к пылающим коронам
И к жгучему дыханию светил,
Но в этом настроенье похоронном
Сомнения мои предвосхитил
Певец бессмертный, мой небесный кормчий,
Что звёздную кифару подхватил.
И мы, как беглецы от стаи волчьей,
Спасительный приют себе нашли
В краю, где не видали своры гончей,
Так падкой до паломников земли.
И край тот открывался дивным лугом,
Где травы заповедные росли.
13 Из челнока мы вышли друг за другом.
Какой восторг! Я в милой стороне:
Вот роща притаилась полукругом,
Вот дятел на раскидистой сосне,
А в камышах дают концерт лягушки.
Ужели это видится во сне?
«А мы здесь не одни», промолвил Пушкин.
И верно. На тропинке за кустом,
Показывая яростно друг дружке
Смешные рожи, двое о пустом,
Как показалось, спорили до хрипа.
И это подтвердилось нам потом.
25 «Ты погляди, ведь он чужой, Агриппа»,
Тот заявил, что бледен был и худ.
«Без справки о прививке против гриппа
Ему нигде проходу не дадут.
Давай же вместе стражников покличем,
Пусть отведут его на высший суд».
«Умолкни, шарлатан! Блюди приличья,
Промолвил мой Сергеич свысока.
Явив при госте гнусное обличье,
Доносчик не лишился б языка;
Тому порукой звёздное решенье,
Которое священно на века.
37 Вам лучше отвечать без промедленья
На всё, что пожелает гость спросить».
«Когда бы не высокое стремленье
Меня вело вдоль звёздной полосы,
То не посмел бы я помыслить даже»
«Нет, братец. Прекращай-ка воду лить,
А то и впрямь придётся кликнуть страже,
Чтоб отвели хозяев по дворам.
Ну, а тебя я попрошу пока же
Законченность придать своим словам,
Не мямлить, не бубнить, а мыслить кратко,
Не нанося урона головам».
49 «Что ж, виноват, приучимся к порядку.
Скажите мне, как можно во плоти,
Не призраком, блуждающим украдкой,
Но наяву к пришельцу снизойти.
Что зрят мои глаза? мне тот ответил,
Что самого Рабле мог потрясти
Поступком, неприличным в людном свете,
Почёсывая место, что всегда
Мы деликатно не должны заметить».
«Когда влачишь бессмертные года,
Не придавая значимость событьям,
Где форма жизни звёздная вода,
61 Уже не удивляешься открытьям,
Что лишь иным покажутся странны,
А нам созвучны с космосом открытым.
Мне прозвище Хулитель Сатаны.
Узнаю ли твоё, пришелец, имя?»
«Он просто гость из дальней стороны,
Так Пушкин отвечал невозмутимо:
Опекою моей отягощён,
Хоть и не старец, хворями ранимый
Он в этом путешествии ещё.
Но весь восторг до самоотреченья
Им в звёздную регату воплощён»,
73 Но тут, моё заметивши смущенье,
Он распрощался с толстым и худым,
И мы своё продолжили вращенье.
Вокруг носились клочья, словно дым.
«Бесовские проделки расставанья.
И я когда-то тоже был младым,
Негромкое послышалось признанье,
И не всегда почтение дарил
Любому рода-племени и званья.
Смеялся, передразнивал, дерзил,
Не воровал (вот это слава Богу),
Зато теперь соблазны все вдали,
85 И мы прибьёмся к новому порогу.
Пускай ступени эти высоки
Их сглаживать, как отрицать тревогу,
Когда пришельцу будет не с руки
Испытывать неловкость раз за разом,
Встречая превосходства огоньки
91 Планеты нашей просвещённый разум!»
Глава 8
(1270 г.)
1 «Ну, как тебе, мой друг, бродяги эти?
Толстяк хорош, весьма занятный плут!
Когда такого встретишь на рассвете,
Тотчас слетит последний возглас с губ»
«Он, значит, душегуб? А я не понял»
«И душегуб, и человеколюб!
Так этим злодеянием природным
Сконфужен был Создатель всех миров,