Две колонухи ещё сегодня, с ходу сказал он Варе, имея в виду колоноскопии под наркозом. Сходишь?
Больше некому?
Есть варианты? развёл руками Балашов. Оптимизация здравоохранения, если ты не в курсе. Пирогов с Боткиным и не предполагали
Пирогов не работал с ФОМСом, ненадолго прервавшись, разогнулся от перфоратора Добровольский. И слава богу, наверное. Представляешь, сколько ему штрафов выкатили бы по Крымской войне? За одну только гильотинную ампутацию.
Это ещё почему? удивился Балашов.
Потому что она повторной госпитализации требует. Максим взялся за последний лоскут. А это дефект, между прочим.
Виталий слегка приподнял брови, оценивая услышанное. Потом подошёл к подоконнику с разложенными там протоколами и историями болезни, посмотрел на пациента, перевёл взгляд на аппарат, нажал на нём пару кнопок и достал из кармана телефон.
Добровольский закончил перфорацию кожи, взял банку с лоскутами и вернулся к столу. Ирина подготовила ему пинцеты, ножницы и два степлера.
Так вот, продолжил он рассказ, как будто и не было в нём паузы. Сходил я в поход. Для разнообразия.
Он откинул стерильную простыню, обнажив раны на груди и правой руке пациента, расположил поближе банку и достал из неё первый лоскут.
Народ подобрался по возрасту, молчаливый, укладывая сеточку на рану, говорил Максим. Мужики все какие-то небритые, суровые. Дамы с детьми в меньшинстве. И как специально, инструктором девочка лет двадцати пяти. Может, чуть старше. Худенькая, рюкзак больше неё, но дело знает. В автобус всех посадила, по списку проверила, дала команду.
Добровольский расправил лоскут, взял степлер и чёткими движениями «пристрелил» край к здоровой коже. Это позволило разглаживать лоскут более смело, не боясь сдвинуть. Елена стояла рядом, держа наготове новый степлер.
Пока ехали, она нам всякие истории рассказывала про деревни, что проезжаем, про реки в целом занимательно, хоть и спать хотелось. Доехали до Андреевки, пересели в «Урал» и по заповеднику.
И где тут поход? скептически возразил Балашов. Так, поездочка.
Не скажи. Добровольский закончил с первым лоскутом, немного отклонился назад, словно художник у картины, придирчиво осмотрел контуры раны и заглянул в банку, как алкоголик в пустеющую тару. Не везде нас на машине возили. Сначала пешочком в олений питомник пробежались. Я сразу детство вспомнил. Зоопарк на колёсах как-то к нам в город приезжал. Вагончики на рынке стояли, вонища вокруг жуткая, а мне лет восемь тогда было, радости полные штанишки. Помню, булочку оленю удалось протянуть. В том возрасте и не поймёшь, что им можно, а чего нельзя Ты смотри, как ложится идеально. Он разгладил очередной лоскут и подмигнул Елене Владимировне.
Его всегда удивляло то, как, при всей объективной невозможности таких совпадений взятые лоскуты очень часто идеально подходили к ранам. Причём не только по площади, но и по их геометрии, порой совершенно неповторимой. Стоит уйти чуток в сторону и сформировать «ухо» и оно точно ложится в изгиб раны. Будто руку твою ведёт кто-то уверенный в получаемой конфигурации.
Леночка, кончился. Максим бросил в таз опустевший степлер. Сестра тут же протянула ему следующий. А оленей целое стадо, продолжил он рассказ о поездке. Штук сорок, наверное. И они никого не боятся. Подходят, окружают, выпрашивают. Нам маленькие солёные шоколадки дали для них лопают так, что могло и до драки дойти. Дети в восторге. Да что дети я сам как в детство вернулся. Фотографировал столько, что аж глаз дёргаться начал.
Он замолчал примерно на пару минут, целеустремлённо щёлкая степлером. Никто не задавал ему вопросов и не торопил с продолжением рассказа. Когда второй лоскут был окончательно закреплён, Максим оторвался от операционного поля и обвёл всех взглядом.
Ждёте продолжения?
Конечно, отозвалась со своего места Варя. Вы хоть что-то рассказываете. Этот, она кивнула на Виталия, просто в телефоне сидит. Виталий Александрович, вы скучный, не то что Максим Петрович! и она пихнула Балашова коленкой.
Я отпуск прикидываю, буркнул тот, не отрываясь от экрана. Максим про походы заговорил, я и вспомнил.
Тебе там неинтересно будет. Добровольский продолжил работу. Ты же привык в Таиланде отдыхать, во Вьетнаме. А тут грязь, тайга, мошка, горы. Не твоё.
Тебя послушать, так просто приморский Диснейленд. Сначала на автобусе, потом на машине, потом детство Бемби какое-то, фотографии, дети оленят кормят.
Это сначала. Максим посмотрел на операционную сестру, откровенно заскучавшую у стены. Елена Владимировна, раневое покрытие пока приготовьте Сначала да, всё мило и красиво. А потом девочка наша передала руководство какому-то бородатому хрену в кирзачах, и он нас по тропе потащил. И всё в гору и в гору. Дети носятся как угорелые, а я чувствую, что сдуваюсь. Одышка появилась, а следом за ней желание попросить, чтоб пристрелили. Бородач что-то громко рассказывает про медведей, тигров, леопардов интересно рассказывает, хотелось бы догнать и послушать повнимательнее, а сил нет. Лена, ещё степлер!
Тигра-то встретили? вставила вопрос Варя. Или хотя бы следы?
Следов полно, только я за всеми не успевал. Отстал метров на пятьдесят. Смотрю, они кучкой присели над чем-то, посмотрели, встали и дальше. Я догоню, гляну на это место ничего не понимаю. То ли след, то ли просто грязь размазана. Тут они в очередной раз присели и долго не встают, оглядываются по сторонам. Даже как-то притихли. И сидели они там довольно долго, я успел их догнать. Наташа, воскопран готов? Санитарка, стоя у своего нестерильного столика с коробкой раневого покрытия, молча кивнула. Открывай. Штук восемь для начала, прикинул он площадь раны в пересчёте на размер сеточек воскопрана, принял из разорванного пакета первую, уложил её сверху на лоскуты и пристрелил тремя скобками. Пальцы в перчатке сразу стали жирными и скользкими, степлер приготовился выскочить из руки на пол, и Добровольский сжал его чуть сильнее.
Не тяните, Максим Петрович, заныла Варя. Что там было, что нашли?
Когда я подошёл, бородач сидел на корточках над кучкой чего-то странного. Слизь зелёная, в ней пара перьев, какие-то косточки маленькие, как из пластмассы. Он в слизи веточкой ковыряет с глубокомысленным лицом и головой качает. Я мальчика одного ткнул пальцем в бок и спрашиваю шёпотом: «Это что такое?» И он на меня смотрит, как на дебила, и так же шёпотом мне, выпучив глаза, отвечает: «Вы что, не знаете? Да это же блевотина лисы!»
Максим обвёл всех взглядом, чтобы убедиться, что все его услышали и правильно поняли.
Понимаете, мы все на корточках сидели вокруг блевотины лисы, я прошу простить мой плохой французский! Наш проводник с умным видом её изучал и рассказывал, что лиса съела предположительно птицу и потом почему-то с ней такой казус произошёл. Кто-то эту хрень даже фотографировал. Не шучу, какая-то дамочка чуть ли не селфи на этом фоне делала наверное, чтобы потом написать, как она видела тигра, которого от страха перед ней стошнило.
Он прицепил последнюю сеточку воскопрана и сказал:
Конец операции, всем спасибо.
Отойдя в сторону, хирург снял нарукавники вместе с перчатками, дождался, когда Наташа развяжет ему за спиной халат, сдёрнул фартук и вышел в предоперационную умыться.
А в итоге-то? услышал он голос Вари. Вам понравилось?
Максим пожал плечами, глядя в зеркало возле умывальника и не задумываясь о том, что Варя его не видит. Открыв кран, он ополоснул руки, наклонился, плеснул на шею, не обращая внимания на мокрые полосы на хирургическом костюме они на общем фоне пятен от пота не сильно бросались в глаза. Потом, сняв маску, несколько раз набрал полные ладони воды и с наслаждением умыл лицо, на несколько секунд замерев над раковиной с прижатыми к щекам ладонями.
Из зеркала за ним наблюдал усталый небритый мужчина под пятьдесят с полосками на носу и щеках от хирургической маски. Добровольский криво улыбнулся ему, подмигнул, пытаясь вселить в себя немного оптимизма.
Ну и ладно, не хотите отвечать и не надо, громко заявила из операционной Варя. Но саму лису-то хоть увидели?
Максим вздохнул. В дверях показался Виталий с историей болезни в руке.
Держи. Мы тут ещё немного с ним посидим. Как надо будет переложить по селектору вызову.
Добровольский смотрел куда-то сквозь Балашова.
Понимаешь, вдруг тихо сказал он, странная вокруг жизнь. Как этот поход. Идёшь, смотришь по сторонам. Вроде лес, олени, красиво всё, а в кульминации блевотина лисы. Стоишь, ковыряешь палочкой дерьмо, оглядываешься, а самой лисы-то и нет. Не хотелось бы прожить жизнь так, чтобы на вопрос «А что интересного в жизни было?» ты ответишь: «Блевотину лисью видел. Близко, как тебя сейчас». А лису? Лиса-то была?