Не пойдем, пока не назоветесь и не скажете, что собираетесь с нами сделать.
Мои слова, как ни странно, подействовали.
Я царевич Гордей Евпраксин. Вы долгожданные гости. Я обеспечу достойные трапезу, наряд и защиту в пути. В башне ждет торжественный прием. Продолжение последовало совсем нормальным тоном, по-свойски: Не бойтесь, идите сюда. Не представляете, как мы вам рады.
Ух ты, царевич! У Томы засияли глаза.
Впрочем, для принца на белом коне, который живет в грезах каждой девчонки, этот наследник престола был староват, неказист, да и конь не вышел ни цветом, ни ростом.
Идти? шепнул я.
А что остается? Условие он выполнил.
Малик был логически прав, но копейщики на заднем фоне не излучали радость гостеприимства. Что-то в происходившем было не то, хотя опасность больше не ощущалась.
Идите. Малик подтолкнул нас в спины. Я прикрою.
Мы двинулись к всаднику шаг за шагом, стараясь не упасть на проминавшейся тверди, иногда помогая друг дружке. Малик закрыл собой Шурика, но стойка показывала: в любой миг он готов прыгнуть вперед и драться за любого из нас до последнего вздоха.
Из леса вышли еще три копейщика плюсом к пяти присутствующим. Когда наши стопы коснулись нормальной почвы, они построились в ряд, уперев копья в землю, и чуточку присели. Странный, но вполне понятный жест почтения. Вроде микро-реверанса.
Алехвала! гаркнули сразу восемь глоток.
Вот она какая, «Калевала» с ударением на последнем слоге.
Царевич спрыгнул с коня, голова в шлеме чуть склонилась в приветствии. Комплекцией он мог посоперничать с Маликом. На вид лет тридцати-сорока, не очень разбираюсь в возрасте взрослых. Темная бородка. Острый взгляд светлых глаз. Мягкие сапоги в обтяжку. Прикрытые пластинами голые ноги торчали из-под кожаной юбки, обшитой прямоугольниками грязно-зеленого металла. Выше тоже металл и кожа. Шлем оторочен мехом, сзади украшен пушистым хвостом вроде волчьего. На перевязи меч, на поясе вычурный длинный нож, за плечом небольшой щит. Такой вот царевич, помесь древнего грека с Чингисханом. Даже с учетом его приветственного поклона мы с Томой едва достали бы ему до стальной груди.
Что они сказали? спросил я Гордея.
Не знаешь? Удивление граничило с недоверием. Впрочем, да, вы же там многого не знаете.
Торжественная часть закончилась, строй копейщиков распался.
Это вам.
По знаку Гордея нам подали халаты в чередующихся нежно розовых и фиолетовых полосах. Раскраску легко было принять за клоунскую, если бы горло царевича не спасал от натирания латами воротник в таких же цветах.
Одежда должна соответствовать и указывать, типа что-то объяснил нам царевич.
Чему соответствовать? с радостью что-то навоображала себе Тома.
Куда указывать? одновременно насторожился я.
Не куда, а на что. На то, что вы теперь со мной.
Ткань халатов не шла ни в какое сравнение с предыдущей колючей дерюгой. Нас церемонно облачили в них двенадцать рук. Общими стараниями пояски были бережно завязаны, наши ноги вставлены в мягкие тапочки без задников, вроде восточных чувяк. Думаю, нам принесли тапки, а не сапоги, потому что не знали размеров ног. Если так пойдет дальше, то и сапогами обеспечат, и
Уф, фантазия разыгралась не хуже чем у Томы. А почему, собственно, нет?
Закончив с нами, безлицые воины склоненно отступили под деревья. Подумалось: не издеваются ли? Может, мы вправду в придуманном мире, где сбываются мечты?
Воспоминание о собаках развеяло бредовые мысли. Я вскинул взгляд на Гордея, этакий взгляд равного. Вот что с нами одежда делает.
Теперь, наверное, пора заняться нашими друзьями?
Добродушно улыбнувшись, он успокаивающе проговорил:
Не волнуйтесь, с ними все будет хорошо. Их убьют быстро.
Глава 5
На веревочных поясах «ку-клукс-клановцев» висели не световые мечи. Даже не обычные. Даже не мечи. Это были дубины: корявые, плохо выструганные, массивные. У двоих топоры. С другой стороны пояса у каждого болтался нож, тоже не ахти какой выделки. За плечами мешки с тесьмами, похоже на рюкзаки. Сейчас мешки лежали полувыпотрошенными около костра с булькающим котлом. Запах съестного одурял.
Пообедать предстояло не всем. Двое остались с нами, а шестеро, посланные движением пальцев царевича, полезли на сено. Копья вперед, дубинки наготове. Как белобалахонщики управлялись копьями, мы уже видели. Приблизившись к пилотам метров на двадцать, откуда бросок копья становился безошибочным, солдаты приготовились.
Стойте! Я схватил царевича за руку, будто это могло помочь. Не сметь!
Да! Стоять! истерично подхватила Тома.
Странно. Копейщики замерли. Они нас слушались. Неужели мы настолько важные? А если
Назад! рявкнул я как можно более грозно.
Никакого эффекта.
Так надо, глупые. Смиритесь, отеческим тоном произнес Гордей. Вы же не маленькие, должны понимать слово «надо».
Воины получили повторную отмашку.
Нет! заорал я.
Вновь копья остановились в миге от полета. Царевич занервничал.
Знаете, что такое закон?
Убивать невиновных закон? возмутился я. У вас нет заповеди «не убий»?
Заповедь гласит: «Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину». У вас не так?
Я смешался.
Ну если по смыслу Но Малик с Шуриком не враги!
Так думается в силу возраста. Многие годы одна за другой происходили ненужные беды, пока сама Алла, да простит Она нас и примет, не явилась в мир и не дала людям Закон.
Нет такого закона, чтоб людей убивать, вклинилась Тома.
Она раскраснелась, напрягшиеся пальцы приготовились вцепиться в глотку противника, если тот посмеет еще раз выговорить смертельный приказ. Она даже придвинулась ближе, коленки согнулись, как у воинов в недавнем приветствии, но это была подготовка к прыжку.
Взъерошенный воробушек рядом со львом. Небрежным взмахом руки царевич переломит Тому, просто вытирая пот со лба.
Закон, говорите? перетянул я внимание на себя. Огласите. Я послушаю и скажу мнение.
Это правильно, не стал спорить Гордей. Прикрыв глаза, он продекламировал: Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее Алле-всеприсутствующей, да простит Она нас и примет, а прошлое и так принадлежит Ей. Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его. Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Мне нельзя проявить слабость. Слабый человек мертвый человек. Слабое общество мертвое общество. Быть слабым предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон. Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова. И да будет так. Глаза царевича открылись, взор был задумчив, но непреклонен. Это называется «Молитва встречи снизошедших» или просто «встречная» молитва. Именно для нашего случая. Не зря Алла-всезнающая, да простит Она нас и примет, обязала каждого с детства учить «встречку»: и низкорожденного крепостного, и благородного свободного семьянина. Теперь не мешай закону свершиться.
Я стоял справа.
Слева!
Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась, царевич же бросил правую руку налево к рукояти меча, лицо на миг отвернулось от меня:
Где?
В одно движение нож с открытой стороны его пояса перекочевал в мои руки.
Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.
Не смеши. Будь ты хоть тысячу раз ангелом, что может нож против меча?
Чапа, ты что? только и вымолвила Тома.
Испуганно сглотнув, она двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница. Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не нулевые, а почти нулевые, это уже кое-что. Не знаю, как насчет подраться, а царапается Тома отменно.
Ты меня убьешь? полюбопытствовал я у царевича.
Никогда. Он снисходительно улыбнулся. Кто отважится убить ангела недолго проходит под солнцем.
Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают ангелом.
Тоже закон?
Еще какой.
Тогда думай головой. Я перенес нож к своему горлу. Моя жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них умру я.
По горлу покатилась капелька: нажим получился больше, чем хотелось. Зато эффект потрясающий.
Я обязан их убить! взмолился Гордей.
Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону оказалась жизнь. Его жизнь.
Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай, голова, думай.
Этого закон не предусматривает!
Значит?
Нужно подправить закон, внесла лепту доныне завороженно внимавшая Тома.
Никто не смеет подправлять закон! Тогда он перестанет быть законом.
А в виде исключения? не унималась Тома.
Напряжение схлынуло. Забрезжил лучик надежды, он быстро превращался в лазер и выжигал изнутри череп нашего оппонента.