Полоний
«Вот бедняжка, глупенькая, дитя ещё.
Всё так близко к сердцу принимает,
Что авторы морочат нам мозги,
Ещё совсем не понимает.
Строчат, строчат
Потом за это деньги получают,
Потом по кабакам их пропивают.
С бабами на них гуляют.
И снова писанину сочиняют.
И, главное, ведь ни за что не отвечают!
А люди вот читают и страдают.
Право безобразие!
Надо мне будет сочинить указ,
Чтоб в нём подробно расписать,
Про что можно, а про что нельзя писать!
Чтоб книжки были только позитивные,
С приятными, красивыми картинками!
Чтоб все истории заканчивались браками.
Чтоб люди в них не вешались, не плакали,
Не воровали, вены себе не вскрывали.
Мужик с мужиком не спали, не бухали
Порядок нам в этом деле надо навести,
Чтоб души молодые не губить.
И так на свете жить тяжко,
А книжки нам ещё печалей добавляют!
Право безобразие
Да, а потом его представить королю.
Чтоб он на нём поставил резолюцию свою.
И вот тогда писакам будет уже сложно.
Хренью всякой людям головы морочить
Ах, доченька, доченька.
Пусть у кого-то там несчастная любовь!
А нам-то, что с того?
Они без нас там сами разберутся,
Или поженятся иль разбегутся.
Нервишки доченьке нам надо подлечить
Быть может у Горацио чего спросить?
Какое снадобье или лекарство,
Чтоб настроение поднять дочурке нашей?»
Сцена ХХI
Покои Горацио. Утро следующего дня. После того как Горацио провёл эксперимент с цигаркой, он мирно дремлет в своём стуле-кресле. Его голова почти касается его груди. Над ним склонилась его служанка. Она никогда ещё не видела, чтобы её хозяин так долго спал утром. Со страхом она вглядывается в его лицо не случилось ли чего с ним? Она нерешительно начинает теребить Горацио за плечо. Безрезультатно Ей становится страшнее и она начинает более решительно трясти его за плечо:
Служанка
Хозяин?.. Эй, хозяин?..
Наконец Горацио издаёт не понятный звук из глубины своего горла.
Жив? Жив!
Вот напугал, чёрт старый!
Горацио начинает медленно приходить в себя. После того, как Горацио принял лекарство и, удобно устроившись в кресле, погрузился в Dream Theater, его тело обмякло. Мышцы, связки, жилы, хрящи, кожа размякли, плоть стала вязкой и растеклась, разлилась по всему внутреннему пространству кресла, заполнив собою все его уголки. Потом тело Горацио от долгого и неподвижного нахождения в одной позе одеревенело, стало ему чужим. Оно ему больше не принадлежало. Горацио попробовал было привстать, но тело не слушалось его. Плоть только слегка заскрипела. И тогда Горацио стал пробовать делать всякие лёгкие движения всеми частями своего тела, чем только мог. И постепенно, мышца за мышцой, тело стало приходить в себя. Наконец через какое-то время Горацио удалось собрать в единый механизм все элементы своего тела. И он снова попробовал встать. Теперь мышцы послушно напряглись и он понял, что может сделать это
Горацио захотелось ещё немного посидеть на стуле. Он хотел вспомнить и проанализировать всё то, что с ним произошло за последнее время. Он привык всё анализировать и делать выводы не откладывая это на потом. Но тут всё ещё стоявшая перед ним служанка сказала:
Служанка
Хозяин, завтрак ваш уже готов
И ждёт вас под салфеткой, как всегда.
Я вам цыплёнка в тесте запекла.
И только тут Горацио почувствовал, как он голоден! Ему показалось, что он не ел тысячу лет. И уже радостно, но медленно и осторожно, поднимаясь со стула, потому что он всё ещё не доверял своему телу, Горацио пришёл в себя. За завтраком Горацио почувствовал чудовищный голод. Такого аппетита он за собою прежде не замечал. Это даже напомнило ему о застарелой проблеме. Горацио так увлёкся обгладыванием ножки цыплёнка, что надавил ею на остатки сгнившего зуба. Боль моментально, электрическим разрядом, пронзила всю челюсть. Горацио всё откладывал и откладывал посещение эскулапа. Но даже эта боль не помешала ему продолжить свой вкуснейший завтрак.
После завтрака, за которым он очень удивил хозяйку потому, что она никогда не видела, чтобы он съел столько еды за один раз, Горацио окончательно вернулся к жизни, к работе!
Горацио
«Итак, то, что со мной случилось
Непередаваемо словами,
Как будто в сказке побывал я!
И если б я учёным не был,
То сказал бы я тогда,
Что это волшебство.
Да, то был дивный сон!
Итак, проспал почти двенадцать я часов!
Итак, проспал почти двенадцать я часов!
Сон был мой безмятежен и глубок.
Вначале был я поглощён блаженством.
Непередаваемо, божественно!
Затем настали муки пробужденья
И возвращение в мир прежний.
Похоже на то, как действует вино.
Но выводы пока ещё нам делать рано.
Вино мутит нам разум, а лекарство
Лекарство?
Да! Несомненно! Лекарство это!
Лекарство для души и сердца!
Оно наш разум, душу, тело только расслабляет,
Видениями и красками мир сей серый наполняет,
Как будто побывал в раю!
Так и его величеству скажу.
Но отложим лирику
Пора за дело приниматься.
Пора нам за вторую бочку браться.
И если с первой нам более или менее
Понятно всё, то со второй
Нас могут ждать открытия ещё!
Воистину на свете
Много, друг Горацио, такого,
Что и не снилось нашим мудрецам!
И ум велит нам тайны все познать».
Сцена XXII
Место действия то же самое, покои Горацио. Горацио приступает к изучению содержания второй бочки. Он понимает, что надо торопиться. Ведь он потерял почти сутки, которые провёл в волшебном, таинственном путешествии. И теперь время поджимает его. «Надо ускоряться», и он решает действовать по уже отработанной схеме.
Горацио
«Итак, возьмём щепотку.
Подожжём, подождём.
Нет, не горит и даже не дымит.
О чём нам это говорит?
Значит, не порох,
Иначе жахнуло бы в тот же миг!
Так-так,
Возьмём мы пригоршню теперь
Всё то же самое, окей.
Значит, не порох, сто процентов,
И не благовонье.
Быть может, порошок,
Влияет тоже как-то на здоровье?
Осталось нам на третий,
Уповать лишь вариант.
Лекарство? Да! Вполне быть может так.
А как проверить и себе не навредить?
Горацио, Горацио
Нет у тебя другого, брат, пути.
Нет выхода другого у тебя, мой друг.
Тем более, что есть у тебя недуг!
Видать, опять придётся,
На себе эксперимент поставить.
Да и решать проблему с зубом надо.
А то ишь как дёргает зараза!
И если это есть лекарство,
То может оказаться оно очень кстати!
А если, брат Горацио,
С экспериментом этим
Закончится земная жизнь твоя,
Тогда лишь остаётся понадеяться,
Что будет пухом для тебя земля
С этими мыслями Горацио начинает пробовать нанести, доставить порошок на остатки больного зуба. Зуб находится на нижней, левой челюсти. В самом её конце. Он попробовал обмакнуть сухой палец в порошок, чтобы потом приложить его к больному зубу. Но у него ни чего из этого не вышло на сухом пальце порошок не держался. Но зато во второй раз всё получилось! После первого раза палец Горацио намочился в его слюне. И уже во второй раз палец отправился к нему в рот с доброй порцией порошка. Горацио добрался до больного зуба. Но что-то ему подсказало, что втирать надо не только в зуб, но и в десну. У него это получилось как-то само собой, как будто он таким способом уже лечился и раньше.
Горацио
О, Боже! Как невероятно!
Похоже снова я открыл лекарство!
Мой зуб уж больше не болит,
Как будто новенький там у меня стоит!
И там стоит!
И тут стоит!
О чём нам это говорит?
Что в жизни я ещё не всё постиг
О о о о!
Вот лечит! Вот вставляет!
Все члены к жизни снова возрождает.
Я снова молод, полон сил!
Да это просто жизни эликсир!
И прежде О!
Никогда того не ведал я,
Что за спиной есть крылья у меня!
Ща как взмахну, как полечу!
Вот только людям что потом скажу?
Народ наш тёмен,
Ещё сочтёт меня за колдуна,
Когда увидит мой полёт!
Полёт? Полёт, Горацио, твой подождёт.
Сначала дело, с дозой надо разобраться,
Чтоб в чудном сне мне вновь не оказаться.
Нельзя мне снова перебрать.
Нельзя, Горацио, нельзя сейчас нам спать!
Теперь и с этой бочкой нам всё ясно:
Прекрасное, отменное лекарство!
Как проясняет мысли, даёт силы!
А ты, Горацио, ха ха.
Уж было думал о могиле.
Да с лекарством этим
Прожить на этом свете можно
Не меньше сотни лет!
Таков мой будет королю ответ!
Сцена XXIII
Покои Горацио. Незаметно для него самого «за работой» пролетели три дня. К нему приходит Полоний, чтобы узнать, как продвигаются дела. И заодно спросить у Горацио, не может ли он чем помочь Офелии с её меланхолией:
Полоний
Привет, Горацио, учёный муж!
Что-т я тебя не узнаю:
Как будто cбросил ты годков пяток.
Влюбился что ли, cтарый конь?
Раньше всё горбился,