Неужели все четыреста двадцать придут на завтрак? спросил я, глянув на заявку.
А какая разница? Мы подаем заявки, согласно списочному составу. А сколько явится на занятие это не так уж и важно, безразлично, но со знанием дела произнес дежурный, тут же повернулся и ушел, извлекая дешевую сигарету дымок из кармана потертых, никогда не видевших утюга брюк.
Подождите, куда вы? Я вас не отпускал, я всетаки ваш директор. Не занимайтесь очковтирательством. Это же вытаскивать государственные денежки из казны, и выкидывать в мусорное ведро. Вы не задумывались над этим, товарищ дежурный? И белый халат, где он? Вон сопля на подбородке застыла. Вы когда брились в последний раз?
А зачем, мне и так хорошо, лениво сказал дежурный.
Я вспылил и громко произнес:
Вон отсюда! Нука быстро! Кому сказано? Я вас снимаю с дежурства, произнес я в сердцах. Мастер удивился, но тут же взял себя в руки и произнес многозначащую фразу:
Извините, пожалуйста, виноват, малость. Я могу, я того, сбегаю за бритвой, недалеко живу ведь, рукой подать. И знайте: я послушный, сделаю, как вы скажете.
Идите, наденьте белый халат и продолжайте дежурство, произнес я уже более миролюбиво, дабы не пришлось исполнять обязанности дежурного по столовой самому.
А как быть с заявкой?
Разберемся.
У нас так принято. Зато все семьдесят человек педагогов кормятся бесплатно, чем плохо, а, товарищ директор? спросил дежурный с сияющими глазами. К тому же они по две порции уплетают.
Ну что ж! посмотрим. Но, ведь заявку, насколько я знаю, подают накануне, то есть ваша заявка должна была быть подана вчера. И согласована с моим заместителем. Как же так?
Заявка это пустая бумажка, для отчета. Повара уже знают, на какое количество учащихся надо готовить. А если кто не явится на завтрак это его дело. Лишь бы цифры сходились.
Можно было поспорить с дежурным мастером, но не в мастере дело.
Укоренившиеся традиции, позволявшие мастеру доказывать новому директору, что он олух царя небесного и ничего не понимает в отчетности по питанию учащихся, требовали более радикальных мер. А точнее, сложившиеся традиции очковтирательства, необходимо было ломать сверху.
Вскоре в столовую с черного хода вошла женщина с двумя пустыми сумками и направилась полуподвальное помещение кухни. Она не просто вошла, она прокралась головой вперед и только потом туловище ушло за головой и сиганула, как кошка, в подвал, прижав хвост. Я заподозрил недоброе. Это кладовая кухни, где огромные холодильники, в которых хранятся продукты мясо, колбаса, масло, куда доступ имеют только повара и работники ресторана Азов, которые подвозят продукты. То, что дама воспользовалась черным ходом, настораживало, а видел ее ктонибудь или нет, никого, кроме ее самой не интересовало. Там ее нагрузили маслом, мясом, крупами и апельсинами.
С двумя увесистыми сумками, прогибаясь под тяжестью, поднялась по ступенькам и побрела к выходу. Я успел выскочить во двор, стал у черного входа и преградил ей путь.
Женщинам не полагается носить такие тяжести, сказал я участливо.
Милок, подсоби, а? В жисть не забуду. А буш хорошо себя вести, приглашу на саслык. Переборщили малость поварадобрые люди, нагрузили по полной программе. А я больше двадцати килограмм мне запрещено носить такие тяжести. Я же говорила: не нагружайте так, я могу ишшо раз вернуться. Правда, я им еще пятерку подбросила. И бутылочку горячительного. Возьми одну сумку, пожалей даму, а?
Я помогу вам, только назовите свою фамилию и откройте, пожалуйста, сумки. Я должен удостовериться, что вы выносите продукты, а не гранаты. Кстати, эти продукты принадлежат ученикам, а вы их обворовываете. Я возьму одну сумку и прямиком в милицию. Там есть такой отдел ОХСС. Кто вы?
Я? А ваше, какое дело? Впрочем, я жена Сальникова, а Сальников фигура в училище. У его афторитет выше, чем у дилехтора. Вы что новенький? Тогда берегитесь. Аль, может, я того, уйду? Мой Ваня сегодня главный дежурный по столовой. Вам, что, жалко? Возьмите себе, если хотите килограмм масла, у мене тут три килограмма, а то и четыре. А хотите поделимся.
Я работник ОБХСС, представился я.
Ой, Боже мой! да я так я одалживала продухты поварам, а потом они мне решили возвернуть. Я, того, могу отнести обратно, только не составляйте протокол. БУССС, это же ужас какой, а! Звиняй, милок. Я вон тутечки обе сумки положу и не притронусь к им больше. Пусть все пропадает, все что я одалживала. Мой сын свидетель. Мы с им оба тащили из магазина за свои кровные, клянусь честью.
Я работник ОБХСС, представился я.
Ой, Боже мой! да я так я одалживала продухты поварам, а потом они мне решили возвернуть. Я, того, могу отнести обратно, только не составляйте протокол. БУССС, это же ужас какой, а! Звиняй, милок. Я вон тутечки обе сумки положу и не притронусь к им больше. Пусть все пропадает, все что я одалживала. Мой сын свидетель. Мы с им оба тащили из магазина за свои кровные, клянусь честью.
Ну, с честью у вас нелады, так что не употребляйте это слово.
Она чтото еще говорила скороговоркой, путано, но живо, в наступательной манере, будучи уверена в своей правоте.
Ладно, обойдемся без протокола на этот раз; вернитесь, и все оставьте на кухне. Скажите: Александр Павлович приказал.
Ну, хорошо, будет сделано. Только, кто такой Александр Павлович, иншпектор, что ли? Если иншпектор, то спардоньте; я так случайно забрела и попросила, у больницу надо, дочка лежит с воспалением легких. Она у меня однаединственная и любимая к тому же. Так вы иншпектор, али может просто по соседству, али новый мастер? Но вы же не БуХСС, правда? Это страшные люди, посадют, как пить дать.
Приблизительно, улыбнулся я.
Супруга дежурного по столовой вошла в здание через тот же черный ход и вскоре вернулась с пустыми сумками, оглядываясь и вздыхая.
Больше сюда не ходите с сумками, а то, я могу сдать вас в милицию, а вашего мужа уволю по статье.
Не делайте этого, товарищ дилехтор, умоляю вас. Не знала, что встречу новенького, а какой симпатичный и глаза не красные, не балуетесь сорокаградусной, значит, как ваш предшественник. Сколько поллитровок я ему принесла, знали бы вы. Давайте так: я обещаю, что никогда сюда не приду, а вы не уволите моего мужа Сальникова. Сегодня придется в магазин за продухтами в очереди стоять, да денежки выкладывать. И все по вашей милости. Нельзя быть таким жадным. Ваш предшественник Безумочкин, или Наумочин сам брал и другим давал. Он масло обменивал на водку, я сама ему приносила.
А я не пью.
Почему? Это же полезно. Что это за мужчина, который не пьет и женщин не любит?
У меня язва желудка, сказал я. Потому не пью и женщинами не балуюсь: не поднимается у меня.
Рази что уж звиняйте. Не по пути, значит.
Я вернулся в фойе на первом этаже, посматривая на часы, и удивился, почему никого нет. Ни души. Ни одного ученика, ни одного мастера, ни одного преподавателя. Может, всеобщий протест, забастовка против моего назначения? Никто не приступит к занятиям, пока я добровольно не сложу свои полномочия. Ну и Бог с вами, живите, как хотите. Я уже собрался сматывать удочки, как ко мне подошла повар и стала спрашивать, что мне к завтраку, вино или водку? Какую из холодных закусок я предпочитаю. Я заморгал глазами, отрицательно покрутил головой, но все же спросил:
А почему никого нет? вы не знаете? Уже скоро восемь. В это время должен начинаться завтрак. Это в расписании заложено.
Так ведь рано еще. Завтрак в одиннадцать утра. К одиннадцати и начнут собираться ученики и сотрудники потихоньку, а в двенадцать завтрак окончится, сказала женщина повариха, удивляясь, что я не знаю таких пустяков. Новенький, сразу видно. Эх, а симпатичный, не то, что этот Безумочкин. Я думаю, мы поладим. Может, вам шампанское к завтраку?
Мне ничего не надо, спасибо. Я завтракал дома. А пить я вообще не пью. У меня болит желудок, и любой напиток даже самый безобидный может приковать меня к больничной койке, покривил я душой.
Чтото не видно по вас. Румяный такой, гладенький и глаза буравчики. От них мороз по коже. Но вы разве не мужчина? Что это за мужчина, который совсем не пьет и дам не целует?
Я не могу: у меня туберкулез, соврал я во второй раз.
Ох, и жук же вы. Ну, я пошла. Аней меня звать. Анна Ивановна. Приходите на завтрак, надо же снять пробу.
Пусть снимет дежурный.
О, этот дежурный съедает целых десять котлет, сказала повар Анна Ивановна.
Но ведь вы его супруге еще и сумки нагружаете. Этого нельзя делать.
Это не я, а заведующая Екатерина Сидоровна приказывает, с ней побеседуйте.
Сегодня же состоится такая беседа, сказал я.
Я подошел к расписанию, вывешенному на первом этаже, и еще раз убедился, что первый урок начинается ровно в девять утра. Кто же мог разрешить ученикам приходить к одиннадцати? Записывают ли преподаватели эти два часа в журнал для оплаты, которые они и во сне не проводят?