Мы вышли с Клавдией Петровной в коридор, я попрощался, и стал спускаться вниз по ступенькам.
«Вот, что значит партийный билет, подумал я, накидывая на плечи старый изорванный плащ, на котором не хватало трех пуговиц. Сколько лет я оббивал пороги разных учреждений Москвы, предлагая свои услуги, но мне везде задавали один и тот же вопрос: вы член партии? Я пожимал плечами. Тогда мне давали от ворот поворот, говоря коротко и ясно: в таком случае вы нам не подходите. Но почему, что изменилось во мне с получением партийного билета? Я мыслю и действую так же, как и раньше, до получения этой весомой кандидатской карточки, я не чувствую в себе никаких перемен. Ну и дела! Почему я был так слеп раньше? Ведь некоторые мои знакомые, даже покупали эти партийные билеты. Они платили бешеные деньги за рекомендацию в партию секретарям местных партийных организаций и возможно райкомовским работникам, осуществляющим этот прием».
Едва я добрался до места старой работы, как мне позвонил начальник управления кадров Московского Главка по профессиональнотехническому образованию Дубровин.
Послушай, Александр Павлович, тебе кажется уже под сорок, сколько можно ходить в рядовых? Я тут стал и подумал: не пора ли ему браться за дело? И решил: идика, принимай училище у этого Наумочкина Безумочкина. Он к черту все пропьет. За молодыми девками в трусах по этажам бегает, мастеров производственного обучения ежедневно за водкой посылает. Сколько можно, а? Ты член партии, как ты думаешь?
Мм
Иди, значит, примай. Печать отбери в первую очередь, а то он молодым сотрудницам выдает справки, свидетельствующие, что они зачислены в состав учащихся. Мастера эти справки предъявляют в железнодорожные кассы, получают скидки на проезд, а также им выдают бесплатные проездные билеты на городской транспорт за счет базового предприятия, как учащимся. Иди, и завтра мне доложишь, как тебя встретили.
3
В субботу, 14 декабря 1972 года я в последний раз читал лекции по эстетическому воспитанию в ПТУ54. Никто из моих слушателей и не догадывался, что их преподаватель, которого просто боготворили, проводит у них занятия в последний раз. Двухчасовая лекция была посвящена поведению девушки в обществе молодого человека, о дружбе, любви, девичьей гордости, влюбленности. Они записывали вопросы на бумажки и не указывая свои фамилии, передавали преподавателю. Я отвечал на их вопросы прямо, но весьма корректно, так чтоб никому не приходилось краснеть.
После третий пары, то есть после шестого часа, я спустился в столовую, скверно пообедал, поскольку повара все время готовили для воспитанников похлебку на костном бульоне, варганили несъедобные котлеты с перловой кашей, а директор училища Зоя Строганова закрывала на это глаза. Несколько позже я узнал, как делаются эти шахеры-махеры и мои воспитанники и сотрудники никогда подобной пищей не баловались.
На улице я осмотрел свое детище, новое кирпичное здание, которое было выстроено, благодаря моему старанию под общежитие. Пришлось потратить немало дней, ублажая двух милых дам из Главного архитектурного управления Москвы, чтоб получить разрешение на строительство здания именно на этом месте. Им пришлось отрезать кусочек территории, принадлежащей заводу металохозяйственных изделий, где директором был некий Сазонов, человек, который ни с кем не считался. Я пытался попасть к нему на прием не так давно, но он меня не принял: для него какойто заместитель ПТУ ничего не значил.
Когда уже начало возводиться здание общежития, он позвонил мне и покрыл матом, как это принято в России, когда какой-нибудь верзила отчитывает провинившегося мальчишку.
Так тебе и надо, грубиян, произнес я, направляясь к Чонгарскому бульвару, а там в глубинке, подальше от проезжей части, здание школьного типа в пять этажей, где мне предстояло 20 лет трудиться, как пчелке в переменную погоду, когда мед забирать трудно и в улье нельзя отсиживаться.
С какимто нелегким чувством я покидал старое место работы. Чтото тяжелое было на душе, я уже знал, что новое место работы это болото, а вот удастся ли мне его высушить, сильно сомневался. Я словно чувствовал, что спустя несколько лет, здание ПТУ54 продадут и там будет ютиться совершенно другая организация. Это здание продала Кезина, бывший министр народного образования Москвы, работавшая до этого секретарем одного из московских райкомов партии. Куда ушли миллионы, вырученные за здание училища вместе с новеньким зданием общежития, знает только она да ее всевышний, что поселился в Мавзолее на вечные времена.
Я хотел вернуться обратно, и сказать Зое Алексеевне, своему директору: принимайте обратно в свой коллектив, но уже было поздно и повинуясь этому чувству, ноги несли меня в другой, неизвестный мне коллектив мимо моей воли.
Была вторая половина дня.
Перебежав Чонгарский бульвар, я очутился у раскрытых настежь ворот. За воротами, на небольшом пятачке, засыпанным и утоптанным снегом, клумба, оголенная местами и забросана пакетами, корками хлеба и палками с красными флагами на конце.
Поднявшись по нечищеным, скользким ступенькам, я с трудом открыл входную дверь с оторванной ручкой, державшийся на одной петле.
На проходной первого этажа не было дежурных, ни взрослых вахтеров, ни дежурных мастеров, ни учащихся. Тут же в углу, на первом этаже, два алкаша справляли малую нужду в углу прямо на пол. Один из них приспустил штаны, стал приседать на корточки, дабы облегчиться.
Что вы здесь делаете? вскипел я.
Не серчай, дружок. Вишь тюрем понастроили, а о нужниках позабыли, добродушно ответил забулдыга, вдруг подтягивая штаны.
Так, на первом этаже должен быть туалет, произнес я в ответ миролюбиво.
Есть, да заколочен. Дилехтору не поставили бутылку, а он приказал заколотить дверь, признался второй алкаш, который никуда не спешил.
Вы что здесь работаете?
Тебе какое дело? Грамотей объявился, видали таких.
Прошу вас покинуть здание, потребовал я.
Подумаш
Хотите, чтоб я вызвал милицию?
О, нет! Мы чичас, сказал второй алкаш. Ты Андрюха потерпи с этим. Зайдем за угол, я тебя прикрою, и ты сделаешь свое дело.
В углу валялось несколько бутылок изпод вина и водки. Я не стал их подбирать. То, что входная дверь распахнута, заходи, кому не лень, меня озадачило, если не сказать повергло в ужас.
«Наверх, решил я. Должно быть ученики распивают. Скажу: инспектор из главка, а то и поколотить могут, час неровен. Тут можно ожидать всего, что угодно».
Разнообразный гул доносился с верхних этажей, но этот гул был явно не учебный, он придал мне больше энтузиазма.
Не помню, как оказался на пятом этаже, не чувствуя сердцебиения и буквально влетел в распахнутую настежь дверь кабинета черчения, где трое мужчин распивали вторую или третью бутылку, закусывая сухим черствым хлебом.
А вы кто будете и что здесь делаете? задал я необходимый, но наивный вопрос.
Мы учащиеся вечернего ПТУ 139. Директор у нас Краснов, бывший работник Главка, выдающийся человек, с головой только у него не все хорошо. Иногда делает нам замечание, а потом тут же извиняется и повторяет одну и ту же фразу: виноват, товарищи коцомольцы. Мы его волокем в угол и даем чегонибудь понюхать, тады он приходит в себя и становится, как огурчик. Вот и сейчас он у нас должен проводить урок назначение унитазов, а его все нет. Что нам делать? Причащаемся.
Так здесь два ПТУ в одном помещении? удивился я.
Может и так, мы не знаем. Хочешь присоединяйся, предложил мне мастерсантехник. Ядреная, нос прошибает сразу, лучшего лекарства просто не существует от начморка, а чичас такое время: выдь на улицу, вдохни сырой воздух сразу начморк. Декабрь ить. Только вот закуси нет, сходи, купи ливерной колбаски, она дешевая, выложишь рупь, и всем четверым закуси хватит. Да, и батон хлеба не забудь. Без хлеба, сам знаешь, закуска ни к черту.
Они смотрели на меня добрыми, немного пьяными глазами и даже протягивали руку для знакомства.
Я уже подзаправился и довольно основательно. На сегодня хватит, сказал я многозначительно улыбаясь. Но хотел бы вам напомнить, что это учебное заведение, а не пивная. Должно быть, вы не туда попали. Или я не туда попал? Пустые бутылки изпод пива, вина и водки вы оставили? кто за вас убиратьто будет?
Я уже повернулся, чтоб выйти, но один остановил меня. Лицо стало злым, глаза хмурыми, недобрыми.
Врешь ты, братец, врешь и ничего за это не берешь, ну да ладно. Как хочешь. Это «старка», не водка, а старка сплошная прелесть. Что касаемо нашего дилехтора, то он из Главка, канцелярская крыса, тебе не чета, между прочем. Он нам басни не поет и потому мы его терпим. А ты ежели будешь много выступать и по рылу схватишь, сказал незнакомый мне рабочий.
А я добавлю, произнес второй, сдвинув брови, катиська ты колбасой отселева, хорек. Ешшо нам указывать будет. Сами с усами. Где хотим, там и распиваем.