Здрассьте приехали сказал мужчина вслух, останавливаясь. Такая затычка в пути, когда до своих ворот оставалось каких-то сто метров, села на шею мгновенной усталостью. Новиков несколько раз покрутил головой и качнул плечами. «Дадут мне сегодня расслабиться?» пожалел он себя. Под «сегодня» подразумевались те 18 часов, что мужчина провёл в Лаборатории, и что, в общем-то, считались нагрузкой вполне ординарной. Как большинство работников всякого престижного предприятия, где хорошо платят и, соответственно, много требуют, Александр старался ничем не злоупотреблять. Даже кофе пил только утром и дома. Не то чтобы в офисе был плохой кофе, боже упаси! Гендир всё обустроил так, чтобы сотрудникам не хотелось бы покидать рабочее место. Вот только кофе Новикову требовался, чтобы проснуться. Выбросов адреналина для стимула иммунной и прочих систем, хватало на работе за глаза.
Мы бобры и без добра бодры, постоянно шутил Новиков, отказываясь от «давай по маленькой!», шла ли речь о кофе или ещё о чём другом. Перекус он не выносил. Мать повар по профессии, с детства вбила им с отцом правило не кусочничать. А привычка, как известно, вторая натура. Даже работая по двадцать часов кряду, Александр мог обходиться исключительно водой. «Голод не зажёвываю», объяснял специалист со стажем молодым работникам. В свои прошлогодние пятьдесят Новиков был мужчиной всяквзглядостанавливающим: шатен с проскользнувшей в шевелюру сединой, лицом подтянутым, с подбородком монументальным и неживым, в противовес которому широкие брови при беседе ходили, а глаза цепляли. Роста выше среднего, из толпы он выделялся энергичной походкой, неброской, но стильной, одеждой и тем безупречным тоном кожи, что холёные миллионеры, избегающие ультрафиолет и не жалеющие денег, вбивают с кремом под кожу для здорового вида. Вот только загар Новикова был не из кабинета косметолога.
К альпинизму Александр пристрастился уже после тридцати лет и с тех пор любому отдыху предпочитал только этот, когда на трёх тысячах кружит голову от недостатка кислорода, а от ломоты мышц поясницей кажется всё пространство от ягодиц до шеи! Это и есть преодоление себя! И не важно на пятитысячник ли ты настроился или выше, радость в конце пути обеспечена.
Не понимаю, как ты можешь их различать? удивлялась жена, мельком заглядывая в альбомы с видами покорённых вершин. Чем вот, скажи, отличаются эти две, и далее Людмила читала по слогам, Рита-куба-Блан-ко и Ка-ла-Пат-хар?
Вторая в Гималаях и с неё видна Джомолунгма.
И что? Там ледник и тут ледник. Там песок, и здесь тоже. Никакой эстетики.
Туда не за эстетикой восходят, Новикова, любовался мужчина слайдами и ту же добавлял, хотя, если взять тот же китайский Юйлунсюэшань, так красотища необыкновенная. Тебе не понять.
Это точно, миролюбиво соглашалась Людмила. Она вообще не привыкла спорить с мужем, что я пойму в этом Чо ой ю? Лучше, пока ты бреешься, пойду разогрею ужин.
Многодневная щетина убиралась по возвращении в первый же вечер. Что в делах, что во внешности небрежность в Лаборатории не допускалась. Гендир носил бороду и усы, но при этом вид у него был совсем не бродяжий: щетина нужной густоты, послушная, мягкая, одного цвета с волосами, сливалась и выгодно подчёркивала овал лица. Выслушав раз, что для ухода бороде нужны натуральные растительные масла какао или кокоса, бальзамы на пчелином воске, расчёски или гребни только ручной работы и из кости, чтобы даже короткие волосы не сбивались в колтуны, а для роста и укладки требуются регулярные походы к брадобреям, Александр решил, что найдёт куда, кроме бороды, потратить немалые деньги и массу времени. Да и от работы отвлекать будет нечему. Всё, будь то выросший от сидячей работы живот, забитый нос или слезящиеся от аллергии глаза, казалось для Новикова неприемлемым. Поэтому, в плюс к безупречной гигиене тела и активному образу жизни, шли витамины, живой сок алоэ вера, отруби, водоросли спирулины, биологически активированный уголь За всей этой «кухней» усердно следила Людмила. Прослушав в ютубе лекцию о живительной силе верблюжьего молока, заказывала его потом в Казахстане, откуда возили флягами для всей семьи. Александр такую заботу ценил. Облучение экраном и длительное пребывание под землёй, постоянный стресс, экология в Москве и экология вообще в мире, погода, с непредсказуемыми холодом-жарой-ливневыми дождями-торнадо-цунами, и так далее, где кому что досталось, убеждали в том, что человек уже не тот, что был раньше. Весь генофонд подвергался испытанию радиацией, температурными перепадами, химическими препаратами и так далее, а, значит, стоит защищаться, чтобы, если не жить дольше, то хотя бы жить качественнее и работать максимально долго. Это понимали не только такие имущие и повзрослевшие, как Александр. И не только мода на плоские животы и втянутые скулы могла объяснить чуть ли не греческую культуру тела среди молодёжи: в России прошли времена, когда работодатель мог стопроцентно оплачивать столь дорогую опцию в рабочем контракте, как многократно повторяющийся больничный. Отчего каждый, кто дорожил своим местом и хотел высокую зарплату даже в резюме не считал зазорным подчёркивать тот факт, что проводит досуг, привязав себя к парашюту или парусной лодке.
Почесав утиный нос, не большой, но такой, что заставит знающую женщину провести нужную аналогию, Новиков трижды помаячил фарами; в посёлке все уже давно спали. И сразу же от соседей вышел кто-то в спортивной куртке с капюшоном, натянутым на голову. Человек был невысоким и худым. «Серёга, что ли? вгляделся Александр, пробуя угадать бывшего одноклассника по фигуре. Но уже через мгновение обожгло. Аня!»
Извините, что мешаю, попросила бывшая одноклассница и жена Сергея, закрываясь от света фар, не думала, что в такое время кто-то ещё не спит. Сейчас я подвинусь. Вам далеко ехать?
Я уже приехал. Лови! ответил Александр, развеселившись, что его не разглядели. Бывшего «однокашку» Новиков вполне мог бы поприветствовать из салона. С Анной он такой встречи не хотел. Заглушив мотор, Александр вышел. Сделав навстречу несколько шагов, он уловил богатый медово-терпкий аромат. Когда-то это царственное благоухание розы и жасмина позволяло ему мнить себя великим Бонапартом, сражённым красотой польской княжны Валевской. Да, тогда Анна была для него всем. «Была. Всем. Тогда», тут же расставил мужчина слова в правильном порядке прежде, чем подошёл совсем близко.
Здравствуй, Аня, поздоровался он сдержанно и сразу пожалел глаза женщины обожгли восторгом.
Сашенька, проговорила она, вибрируя голосом, ты добавила совсем тихо и шёпотом спросила: Откуда здесь?
С детских лет она звала его именно так. Противостоя дурману, медленно принявшемуся обволакивать, Александр посмотрел на свой дом:
Всё очень просто, Аня, я по-прежнему живу рядом.
Я не про то, улыбнулась женщина широко, открыто, не позволяя сомневаться в радости. Как ты узнал, что мы приедем именно сейчас?
Прочувствовал, пошутил Новиков. Ямочки от улыбки завидной правильности, но при этом скупой, приковали взгляд женщины. Пробуя вернуть его к своим глазам, мужчина добавил. Разве ты забыла, какое у меня тонкое тело?
И толстое, ответила она, напомнив про их давнюю шутку и гладя взглядом теперь по всему лицу. От столь откровенной нежности мужчина поперхнулся. Кашлянув пару раз, он махнул рукой в сторону своей машины:
С работы еду. Не подумай чего.
Уже подумала, предложила она игру, но Александр тут же прикусил тонкую верхнюю губу. Так он делал, когда возникала какая-то проблема. Становиться ею никак не хотелось. Женщина извинилась. Я побоялась спускаться во двор в темноте. Да и места там нет, Тимофей занял своей. Да ещё дожжь, добавила она, смущаясь жадного взгляда. Раньше эта питерская манера произносить слово «дождь» раздражала Александра, теперь добавил жара в тот самый клубок газа, что окутывал. Мужчина ощутил себя монгольфьером, готовым к взлёту. На земле удерживала только одна нить взгляд женщины. От неловкости он нахмурился. Сейчас уберу, пообещала соседка, понимая это по-своему. Вскочив в машину, она проехала далеко вперёд. Удивляясь этой ловкости, Новиков вернулся за руль, тихо тронулся и медленно проследовал до своего дома. Там он свернул, успев бросить фарами прощание и благодарность одновременно.
3
Сон, с которым Новиков боролся ещё десять минут назад, улетучился, а, вместе с ним ушла досада на последние пять километров пути. Если дорога от Москвы до Купавны, федеральная, а потому гладкая, позволяла преодолеть тридцать километров за полчаса, то кусок трассы, что был в ведении поселковой администрации, сжирал любую фору в запланированном времени. Генералтоптыгинская колея испытывала мозжечок, заставляя применять к ней качественное прилагательное, производное от ещё одного органа и так часто используемое в народе. Въезжая на такой, с трудом сказать, асфальт, каждый водитель вспоминал всех родственников местных за счёт градоустроителей, собранных Гоголем в одну большую этническую группу. Поставив машину на стоянку под навес, Александр оглянулся и пожалел, что выход на улицу со двора перекрывает высокий, в три метра, забор. «Было бы как раньше, смог бы увидеть, как она сдала к своей калитке», улыбнулся он на характерный шорох шин. Грусть была ощутимой, но права на проявление каких-либо чувств Новиков не имел. Он жил в доме, где всегда кто-то мог или ещё не спать, или не спать уже.
Поднявшись по ступеням высокого крыльца, мужчина увидел в глубине террасы огонёк сигареты. Дядьку Пётю так звали все домашние, кроме Валентина женщины крупной, ухоженной и плещущей всевозможными желаниями. Старше брата всего-то на два года, она часто обзывала его трухлявым и заброшенным пеньком. Первую характеристику оправдывали плохо остриженные волосы с клочками седины на голове и нечасто бритом лице и скелет, смятый на одну сторону, словно развалившийся. Вторая применялась в связи с тем, что нормальной семьи у дядьки никогда не было. В начале взрослой жизни он работал, потом лечился от алкоголизма и анаши, а в конце восьмидесятых сел за распространение наркотиков. В тюрьме подцепил туберкулёз, вышел, отбыв весь пятилетний срок, нашёл себе какую-то женщину и поселился у неё, позволяя себе не работать. Родительская двушка в Перово неплохо сдавалась, поэтому Пётр продолжал бездельную жизнь. Когда первая избранница умерла, не то от болезни, не то от пьянки, он нашёл вторую, за ней третью. И только смерть последней остепенила мужчину. Он устроился сторожем на один из подмосковных заводов, забросил наркоту и водку, оставив за собой право на обычный табак и пиво по выходным. Валентина к тому времени уже овдовела, и, сдав московскую квартиру мужа, продолжала жить в посёлке. Дом был отстроен заново и спланирован так, что места хватало всем. А ещё, отдельным строением, на участке стоял гостевой домик. Его капитально отремонтировали тогда, когда Александр с женой и детьми переехали из столицы в посёлок. Валентина сначала думала жить там. Голоса детей часто мешали, уборки прибавилось, а что касалось готовки, то на работе наготовилась с лихвой, отдохнуть бы на пенсии от этой неугасимой домны. Но вскоре пожилая женщина заявила, что ходить «к себе» через большой усадебный двор ей летом жарко, а зимой ветрено и холодно. «Так что, дорогие дети и внуки, извольте считаться: дом мой, и жить я буду в нём. А хозяйничает пусть невестка». Безусловно, никто отказать матери-бабушке-свекрови не мог. Тем более, что Людмила прекрасно справлялась со своими обязанностями, они быстро друг к другу привыкли и все меж собой ладили. Валентина разместилась в той комнате второго этажа, что всегда считала самой удобной и просторной, а гостевой домик, чтобы не пустовал, предложила занять Петру. Он, безусловно, не воспротивился, заранее понимая, что никаких денег за проживание, а уж тем более коммунальные услуги, никто с него брать не станет. Так и жили вот уже без малого двадцать лет. Дядька никого не раздражал, а порой был и вовсе полезен. Как-то раз он даже предотвратил пожар: вовремя заметил, что угли после шашлыков не потухли. Александру нравилось разговаривать с мужчиной. А то всё бабы, да бабы. Мать, жена и три дочери целый батальон.