Шли дни вместе с дождями, и иногда Поэт зачитывал Хохлу написанное, тот строил недовольные гримасы.
Слишком печально, тоска смертная! Ни одной весёлой истории и шутки. Юмор, где юмор!? Поэт, неужели моя жизнь, такой мрак? Было же в ней много и солнечного света, не только тюремная лампочка. Ладно я расскажу тебе одну историю, за которую ты получишь премию, как там ты говорил, «Чистая поляна».
-«Ясная Поляна», имени Льва Толстого, уточнил Поэт. Хорошо, поляна так поляна.., с тебя поляна на свободе.-усмехнулся Хохол.
Глава.3. Основная.
Хохол.
События происходили в 2008 году.
На Казанском вокзале, в любой день муравейник. Люди несут чемоданы, в пять раз больше себя. Хохол шёл с небольшой котомкой, в которой находилось, самое необходимое, для путешествия. Пляжные сланцы, шорты, футболка, мыльное- рыльное, включая бритвенный станок, и прочее барахло: кусачки для ногтей, авторучка, блокнотик и ножичек с вставной вилкой и ложкой, очень удобный в применении. Сашка ему дала телефон, сименс А-55 с антенной, размером со стационарный аппарат, и с царапинами от зубов Сашкиной собаки таксы. С деньгами в кармане не густо, двести рублей. Но в душе богатство, после жизни на чердаке. Хохол думал, что сорвись он в путь с более комфортных условий, то тысячу раз бы засомневался, а так ни серпа ни молота в дорогу. За день до своего отъезда, он узнал на Ярославском вокзале, через какие узловые станции надо ехать, и где пересаживаться, чтобы добраться до Сочи.
Хохол купил билет до первой остановки за девятнадцать рублей, чтобы пройти через турникет . Первая узловая станция на его пути Вековка, до неё предстояло проехать три часа. Позиция безбилетного пассажира не смущала Хохла, платить он не собирался, а контролёров он не боялся. За полтора месяца прожитых в столице, он умудрился ни разу не заплатить за проезд, ни в метро, ни в электричках. В метро подходя к турникетам, он использовал тактику беззаботного студента, подходил впритык к впереди стоящему человеку и проскакивал за ним. Либо если видел, что милиционеров нет, то нагло перепрыгивал через турникет. Бывали случаи, когда люди с красными лампасами на штанах ловили его. Проверяли карманы и кроме свёрнутого большого пакета и лезвия от бритвенного станка, ничего не находили. Ксерокопия украинского паспорта, ничего вообще не значила. Деньги он всегда носил в носке, а московская милиция до проверки носков не опускалась, за что Хохол их уважал. Телефона у него не было, продал по нужде, уже пятый по счёту, к нужде, к этой капризной барышне у Хохла было особое отношение, как к своей девушке, и выполнять её прихоти, он считал делом чести. Однажды, после того как Хохол обнажил карманы, один коп крикнул: «Это кармаш!» на что Хохол спокойно отреагировал, что лезвие ему служит, как маникюрная принадлежность для резки кутикул, за неимением денег приходиться пользоваться таким вот дедовским способом и показал на пальцах порезанную кожу. Он не упускал возможности ещё рассказать плаксивую историю о работе на стройке, о том, как его кинули и забрали паспорт, одну ксерокопию оставили, как его выгнали с квартиры, и о том, что он как Карлсон, теперь живёт на чердаке. Из всего банального бреда, про крышу Хохол действительно, говорил правду, но менты меньше всего верили именно в это, потому что гладко выбритый, чистенький, одет в украденные вещи Хохол совсем не похож был на человека с такими проблемами. Но менты всё равно его отпускали. Поэтому к контролёрам, снующим по вагонам, он был готов.
Две молодые красавицы, ух, как русским девушкам к лицу форма, выслушали историю, об одиноком всеми брошенном Хохле, который едет в Краснодарский край к родственникам, оставили его в покое.
В Вековку он прибыл в начале четвёртого, солнце на три часа стало южнее. Хохол снял спортивную мастерку и остался в одной чёрной пайте и джинсах такого же цвета, туфли саламандра восьмидесятых годов бордового цвета, подарок от Руки в тюрьме, Хохол ценил и даже купил специальный крем для них. В ларьке возле ж.д вокзала, купил Сникерс и Кока-колу, и уже по дороге в Муром, забыл о всех невзгодах и мирских тяготах, о том, что ждёт его на пути, где застанет ночь. За окном электрички пролетали столбы, деревья, посёлки, люди, а он ел Сникерс и писал первый стих на этой дороге. Солнце ещё не зашло, когда он вышел на перрон в городе Муром, названного в честь русского богатыря Ильи Муромца. Жаль, не довелось увидеть центр города, его следующая электричка уже приближалась к Мурому, а следующая цель- город Арзамас. Ожидая поезда, он увидел мужика, жадно затягивающегося сигаретным дымом, ему на секунду даже показалось, что мужик балдел от этого, как бы отдавал сигарете часть своих переживаний.
В электричке Муром- Арзамас, контролёры попались на удивление понимающими и сердечными людьми. Хохол даже начал чувствовать себя хитрым прохиндеем, мошенником, но оставил эти мысли. В Арзамасе его встретил вечер. Вокзал оказался большим и уютным, в его понимании. Был один недостаток: сидения в зале ожидания были железными. Деревянные сидения ему тоже не очень нравились, но всё же казались мягче, наверно, потому что теплее. Он обожал платные залы ожидания, мягкие диваны, как в Донецке, дали б ему такую волю и разрешение, чтобы жить на вокзале и было где принимать душ, он бы не отказался, так любил железную дорогу и всё что с ней связано. В Питере на Московском вокзале ему тоже нравилось: сидения, обшитые дерматином и без подлокотников, что очень важно, если четыре сидения свободны, то можно и ноги вытянуть, ведь согнутые ноги за ночь затекают так, что утром невозможно встать. Но в Арзамасе он потерпел фиаско. Бока в ожидании будущего ночлега начинали болеть заранее. Благо наличность по мелочи, ещё грела карман.
В туалете, перед тем как умыться, Хохол повесил очки на горловину, наклонился и очки упали. Очки для зрения, прямоугольной формы- хамелеоны, играли очень важную роль во внешности Хохла. Треснуло одно стекло, но вариантов других не было. «В дороге нужно быть зрячим, ведь если не увижу я, то увидят меня, а оно мне надо.» подумал Хохол и посмотрел в зеркало. «Если не присматриваться трещина практически не заметна, минус полтора зрение, а такой паршивый диагноз, я не вижу лиц.» В буфете, он заказал себе кофе за пять рублей и вернулся обратно в зал ожидания. Попробовал написать стих, но вдохновение испарилось. Разные мысли не давали покоя голове. На горсть окружающих людей, сидевших в зале, он не обратил внимания, единственное его взгляд привлёк пьяный мужик в запущенном виде. Хохол в разбитых очках был похож на жалкого интеллигента, которого побили и забрали все деньги. Но ничего, даже разбитые очки придавали лицу Хохла, необъяснимый шарм. Чтобы скоротать время, он отошёл от вокзала в какой-то микрорайон. Невзрачные серые двухэтажные дома остудили его пыл к осмотру и поиску достопримечательностей, Хохол вернулся к вокзалу, сел на кирпич возле дерева, было ещё светло, что очень раздражало: «Моя следующая электричка по направлению к Сочи, отправится аж утром а ещё даже не стемнело. Ещё целую вечность ждать в гордом одиночестве все-таки тяжело путешествовать».
-Привет! неожиданно возле Хохла возник паренёк.
Здоров, думая про одиночество, Бог сразу послал Хохлу человека, но явно не того, кого хотел бы увидеть Хохол. Парень сразу произвёл странное впечатление, что трудно было понять по лицу Хохла, обрадовался или огорчился он.
Куда едешь? паренёк улыбался, видно было, что он давно ни с кем не разговаривал.
В Сочи, хочу увидеть тёмные ночи, усмехнулся Хохол своей банальной фразе. Хохол всегда не понимал, как получалась такая отрицательная реакция в его организме на совсем незнакомых людей. Ещё в тюрьме заметил такую тенденцию, что он всегда на интуитивном уровне чувствовал людей. И те, которые сразу не располагали к себе, никогда больше не удосуживались его внимания.
А я в Казань, у тебя электричка завтра утром? рассматривая парнягу, Хохол подумал, что он с Молдавии, такими ему представлялись молдоване, или цыган, потому что глаза у него чёрные-чёрные, и сам он показался ему чёрным-чёрным, каким-то чёрным человеком. Волосы на его голове не мытые несколько дней блестели как Донецкий уголь антрацит.
Да, мой следующий город Сергачи, республика Мордовия.
Меня Вадик зовут,-и Вадик протянул руку.
-Очень приятно, меня Костя.-Хохол пожал ему пятерик, думая о том, если в таких случаях при первом знакомстве говорить правду: «А мне вообще неприятно! И по барабану!» но, видимо, и Хохол себя обманывал, где-то в глубине души он обрадовался Вадику.
Из Москвы едешь? пока только Вадик задавал вопросы, и проявлял интерес.
-Да, по-моему все кого ни встретишь на железке России едут или из Москвы, или в Москву. Все дороги ведут в Рим, как говорится. Я из Москвы и не видел, чтоб там где-то мёдом намазано, почему все считают, что мечты сбываются в этом городе.
Я тоже в Москве год прожил. и новый знакомый Хохла начал долгую историю о своей жизни в Москве, в особенности о жизни молдавской диаспоры, а он, действительно, оказался молдаванином. Вадик был связан с какой-то преступной группировкой, своих земляков, которые занимались продажей девочек и переправляли их в Европу и Турцию. Хохлу резала слух его болтовня, а такие слова как «сутенер» и «проститутки», словно кипящим маслом по обнаженному телу ранили его душу. И хотя он понимал, что этот Вадик случайный человек в его жизни и не стоит выражать никаких возмущений, но хотелось закрыть ему рот. Он тарахтел, что жук в спичечной коробке, его прорвало, лучше бы он продолжал задавать вопросы. Хохлу пришла мысль, что Вадик неспроста такой разговорчивый, а когда увидел его зрачки, всё понял.