И вот теперь мы сидим почти в пустом вагоне электрички. Да, годы берут своё! Конечно, постарел и, как говорила мама, «задубел» наш бывший гость, а лицо, еще храня густой летний загар, стало более напряженным, осунувшимся. Спросить, как и чем теперь живёт? Как-то неудобно вот так, сразу Может, сам расскажет? И он, после нескольких привычных при таких встречах фраз, и впрямь как-то сразу заговорил:
Да-а, расстался я тогда с вами И знаете почему?.. Нет. Ну тогда Опустил голову, посидел какое-то время, словно вглядываясь в пол, потом выпрямился, взглянул в окно, в котором опять замелькали оранжево-веселые кроны леса: Вот и тогда осень начиналась, когда я Пристально посмотрел в глаза, и я прочла в этом взгляде вопрос, обращенный толи ко мне, толи к себе: а стоит ли дальше рассказывать? Но промолчала, по опыту зная, что случайные слова могут сбить рассказчика с взволновавшей темы. Ну ладно Саша махнул рукой и встал: Перенесу свой рюкзак сюда и расскажу Вам всё, как на духу.
Медленно пошел по вагону, подошел к своему месту, хотел взять рюкзак, но, взглянув в окно, распрямился и стал смотреть туда, на лес, провожая уже замелькавшие темные сосны.
В те полуголодные девяностые Саша, приезжая к нам, всегда привозил или кусок сала, или цыпленка и его рассказы о житье-быть в деревне, были весьма интересны, особенно для моего мужа-журналиста, после очередного его посещения Платон помещал материалы в газетах, ведь всё же гласность пробивала себе дорогу. Но с некоторых пор стали мы замечать в госте некую странность, а Платон даже стал поговаривать: ведь и не пьёт, а с головой у него что-то не так, всё кажется ему, что следят за ним гэбисты6, ходят по пятам. Да и не только поговаривал, но и, как и всегда со своими друзьями, стал спорить с ним, уверяя, что всё это, мол, ерунда, что никому, мол, ты не нужен со своим фермерством, что гебисты за другими следят. Я же, кое-что зная о признаках паранойи, пробовала останавливать мужа: пойми, если будешь разубеждать Сашу такими доводами, то он скоро и тебя начнет принимать за гебиста, но Платон не слушал меня. А как-то, уходя от нас, Саша тихо сказал, что больше не будет нам докучать.
Почему? Уезжаете куда-то? спросила я.
Да нет странно улыбнулся. Но сказать не могу.
Однако, объявившись вскоре, попросил Платона, чтобы тот устроил его в газету.
Ну, как же, Саша? удивился он. Вы же не знаете этой профессии не работали никогда.
Да, не знаю, взглянул пытливо: Но если порекомендуете, то возьмут.
Потом пришел с этой же просьбой еще раз, и тогда Платон сказал ему, что не может рекомендовать и что пусть ищет себе работу по специальности, эксковаторщиком, на что тот бросил:
Ну, значит и Вы гэбист как все.
И снова пропал Но примерно через месяц позвонил: хочет прийти и поговорить именно со мной, попросить совета. И сидели мы вечером на кухне, он все говорил причем, отвечал на мои вопросы не как всегда, а медленно, словно взвешивая каждое слово, и говорил о том, что уже совсем отравлен его организм, что сестра и мать подсыпают ему в пищу отраву и поэтому сидит он на одной картошке, которую сам варит, что днем и ночью следят за ним гэбисты, и ему приходится ходить спать в поле, в стог сена. Вначале я слушала эти его признания молча, потом стала робко переубеждать, но от моих слов он становился только беспокойней, злее, поэтому стала лишь сочувствовать, но в душе, нарастая, уже метался страх.
Но вот тот самый Саша сидит теперь напротив меня, облокотившись на свой большой рюкзак.
Что, снова продукты везёте из города в деревню, как в былые времена? пошутила, но тут же спохватилась: А, впрочем, может уже не в деревне живёте
Да нет, в деревне, улыбнулся, куда я от своей Фроловки денусь?
Но почему же Многие деваются, так что было бы не удивительно, если бы и
Если бы и я? прервал. Нет, для меня такое исключено. Я навек прирос к своей родной деревне и ни на какой город её не променяю. Разве можно вот такое кивнул на окно, в котором, после вида темных полос перепаханной земли, вновь замелькала яркая пестрота осеннего леса, променять на серые камни городов? И посмотрел на меня вдруг потемневшими глазами: Ну, если только вынудят, как когда-то Помолчал, опустил глаза: Ведь тогда, в начале девяностых, я в одночасье надолго попал в психлечебницу.
Удивлённо взглянула:
Саша Как же так?
А вот так Очутился там вдруг, сразу, и только, когда проснулся в палате с такими же то они и объяснили, где нахожусь.
Не сообразив, что не надо бы расспрашивать, воскликнула:
Как же так?.. Неужели и впрямь
И впрямь, сказал тихо. «Психическая дисфункция» или мания преследования как определили врачи. И лечили меня там до-олго наглотался разных антидепрессантов, транквилизаторов, нейролептиков
Встал, постоял, сделал несколько шагов туда-сюда, потом почему-то присел на соседнюю скамью, спиной ко мне, отчего я теперь видела только его седеющие волосы. Так сильно растревожило его воспоминание? Да, наверное. Такое не забывается Но подошёл, сел напротив.
Ладно, не буду больше о том Лучше расскажу, как живу теперь. Вы не против? И неожиданно улыбнулся широко и открыто: Ведь выплывать из прошлого из тяжкого прошлого надо, надо!.. чтобы не мешать себе жить в настоящем. Не так ли?
Так, Саша, так улыбнулась ответно: И чем же теперь живёте? Снова фермерствуете?
Нет, что Вы! Силы уже не те. Да и отбили охоту тогда, в девяностых, так что живу совсем другим. Взглянул на томик стихов Бунина, который лежал на столике: Разрешите? Взял книгу, полистал, прочитал: «Сегодня так светло кругом, такое мертвое молчанье в лесу и в синей вышине, что можно в этой тишине расслышать листика шуршанье» Перелистнул страницу: «Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный, стоит над солнечной поляной, завороженный тишиной» Знаете Закрыл книгу и отвернулся к окну, в котором всё тянулись полосы того самого лилово-багряного леса: Наверное, еще и встречи с вами подтолкнули меня в другую жизнь. И снова я увидела на его лице улыбку, которой раньше не доводилось замечать: И эта жизнь оказалась именно такой, какая мне и была нужна которая меня излечила. Верите ли?.. А вот такая. После возвращения в деревню, какое-то время не знал, чем заняться, а потом Как-то, проходя мимо нашей разрушенной церкви, увидел, что возле неё копошатся люди. Подошел, спросил и оказалось, что они хотят и пробуют восстанавливать её своими силами! И даже какие-то деньги для этого собрали. Ну, я и стал им помогать. И что ж вы думаете?.. Через какое-то время начали к нам присоединяться и другие мужики, а потом фермер из соседней деревни деньгами помог Да-да, нашелся такой. И теперь живу я при этой, ожившей церкви Да нет, не священнослужителем, а читаю во время служения тексты Священного Писания, пою молитвы, а еще, тем, кто не понимает их, разъясняю значение текстов Конечно, конечно, до многого пришлось самому докапываться, покупать книги Нет, не только церковные, а самые разные, из которых у меня в хате теперь настоящая библиотека. И почти рассмеялся: Не хата, а прямо изба-читальня и приходят, просят что-нибудь почитать Взглянул в окно: Ну вот, мне скоро выходить. Расправил шлейки рюкзака: А здесь у меня не продукты, а в основном книги. Один друг позвонил, предложил кое-что из своей библиотеки, вот и везу в свою. Пусть люди читают, да и я сам Кстати, есть среди этих книг и Бунин, которого Вы Поднял рюкзак, накинул на плечи: Ну мне пора. Рад был вас встретить. Передавайте мой привет мужу, я помню я всё помню, о чем мы тогда с ним И еще передайте моё извинение за то, что заподозрил его Взглянул смущенно: Бывает. Не так ли?
Электричка медленно отходила от безлюдной маленькой станции, и я снова увидела Сашу: тяжело ступая, он направлялся в сторону просёлочной дороги, и я подумала: до его родной Фроловки топать ему со своей ношей не меньше пяти километров, но чувствует ли он эту тяжесть? Да и тяжесть избранного пути, быть «пастырем» для тех, кто приходит к нему в обретённый «дом» знаний? Но пока на мой вопрос: а не слишком ли обременительно быть «учителем» всей деревни, только что ответил: «Да нет, что Вы! Как раз в этом моя жизнь, моя радость».
Гость с Енисея7
Долгие годы ничего о нём не знала и вот «Это я, Пишулин, ты помнишь меня?» был первый его вопрос в Интернете. Он, мой бывший поклонник и журналист районной газеты, который в юные мои годы, сделав предложение и получив отказ, уехал на Дальний Восток. Но тогда я ответила, всё же маскируясь и проверяя адресата: «Когда-то знала парня, который жил» и назвала мой городок. И он тут же ответил: «Ну да, это я, я! Василий. Может, вспомнишь, как танцевали в парке, а потом я провожал тебя домой и нас всегда встречала ваша белая собачка по имени Ласка?» Да, это был он. И написала: «Где ты теперь?» «Живу на берегу Енисея и так сталось, что теперь ощущаю эти края своей родиной». Ну, а потом слово-за слово и выяснилось, что скоро приезжает в мой городок, в котором живёт моя мама, навестить родственников, и если буду не против, то хотел бы встретиться. И была встреча. И распахнул Василий передо мной дверь в мир, который был совсем незнаком мир жизни на берегах далекой реки Енисей.