Справа от меня при свете иллюминации блистали красноватым отблеском золотые червонцы. Слева уложенные в порядке слитки, не обработанные, обладавшие только весом и ценностью золота. Рядом очищенное золото в слитках с Great Seal of the United States и гербами Советского Союза. Змеились золотые пластинки с чешским львом, с длинными номерами 999,9. Мелкие золотые слитки, с надписью Fine Gold 999.9 1000 g валялись под ногами. Поодаль, в тесном проходе перешагивал груды алмазов. Холмиками сияли обработанные разновидности минерала корунда: сапфиры и рубины. Сверкание благородных огненных опалов с радужной игрой цветов мешало видеть тесный лабиринт проходов меж пакетами пилолеса. Бриллианты изумляли размером и красотой. Всего было двести семьдесят девять особо крупных бриллиантов и бесчисленное множество мелких. Мелкие бриллианты лежали отдельно, их сосчитать было невозможно. В пластиковом герметичном пакете я нашёл сто шестьдесят два особенно крупных рубина удивительного блеска. Сто двенадцать превосходных изумрудов, семнадцать огромных сапфиров и тридцать три крупных опала находились в особой упаковке. Огненно-красные гранаты напоминали кровь. Каждый крупный самоцветный камень был в мягкой изолирующей упаковке особого цвета. Ярчайшие драгоценности, когда собирал их в пластиковые вёдра, падали друг на друга сверкающим водопадом. Стучали подобно граду, бьющему в стёкло. Вновь и вновь я пересчитывал богатство! Помимо ста миллионов долларов США у меня оказались пачки мексиканских долларов, турецких лир, фунтов, рупий, песет, центавосов, румынских лей, лимитрофных лат, злотых, пачки бумаг с изображениями королей и президентов. Банкноты с изображениями свиней, женщин, цветов удивляли. Какая-то неведомая цивилизация вставала перед моим взором.
Неважно, что бумажно! Важно денежно!
с замершим дыханием, переполняющего меня восторга, восклицал я про себя. В просторном гробу Гобсека обнаружил шестьсот восемьдесят восемь с половиной мелких золотых слитков, каждый весом от 96 до 192 золотников, в основном, их вес был в сороковую часть пуда. Насчитал двадцать две тысячи тридцать две золотых монеты, все с изображением папы Александра шестого. Золотые солиды усмиряли суету. Солидный клад! Я убедился, что это только половина подсчитанных мною монет, далее считать не стал по причине экономии времени. Обеими руками мерил неупакованные драгоценности. Насчитал тридцать две пригоршни светящегося изнутри жемчуга, шестьдесят четыре пригоршни алмазов, шестнадцать пригоршней других драгоценных камней из которых многие оправы, сделанные настоящими мастерами, представляли художественную ценность, немалую даже по сравнению с их денежной стоимостью. Некоторые камни были, как видно, вынуты из оправ и брошены в сундук небрежной рукой. Оправы, перемешанные с другими золотыми вещами, были сплющены молотком! Видимо для того, чтобы нельзя было опознать драгоценности. Обнаружил в гробах и старинные украшения. Небрежно валялись двести одно кольцо, четыреста пятьдесят девять серёг; огромные золотые цепи, всего тридцать две штуки, если не ошибаюсь; четыре тяжёлых больших золотых распятия. Виртуально дымились две массивных золотых кадильницы. Пузатилась золотая чаша для пунша, изукрашенная виноградными листьями с вакхическими фигурами искусной ювелирной работы. Четыре рукоятки от шпаг с изящными чеканными украшениями призывали вооружаться. Было много мелких вещиц, которые не в силах сейчас припомнить. Я уж не говорю о часах на цепочках: их было пятьсот двенадцать штук, и четверо из них стоили не менее чем по сто тысяч долларов! На одних часах стояла точная цена. Они были оценены в 383048 долларов и 55 центов. Часы были древними, ржавчина и окись уничтожила механизмы, но украшенные драгоценными камнями золотые крышки были в сохранности. Огромный изумруд, непостижимым образом выдолбленный изнутри, изображал часы песочные. Снаружи изумруд не был повреждён! Внутри изумруда тонким звоном, сверху вниз в течение семнадцати минут пересыпался золотой песок. Золото, золото манит нас! Отдельно лежали пакеты со старинными золотыми монетами самой разнообразной чеканки. Вероятно, мафия перебрасывала в Европу старинный клад.
Угроза расправы нависала надо мной! Сокровища радовали и устрашали. Я перебирал украшения, собирая их в холмы. Раскладывал английские, французские, римские, испанские, португальские монеты. Пугающей силой тускнели сестерции. Луидоры, дублоны, двойные гинеи, муадоры, цехины, эскудо устрашали карой за воровство. Но я был не единственный вор, пират, укравший, завоевавший эти монеты! Не пойманный не вор! Я сортировал серебреные пиастры, различные монеты с изображением европейских королей за последние триста лет. Удивляли, успокаивали странные восточные монеты, на которых был изображён не то пучок верёвок, не то клок паутины. Веселили круглые, треугольные, квадратные монеты, монеты с дыркой посередине, чтобы их можно носить на шее. В коллекции мафии были собраны деньги всего мира. Попадались тяжёлые монеты, стёртые до того, что нельзя было прочесть на них надписи. Американских и австралийских монет не было ни одной! И все они были золотыми! От возни с ними у меня болела спина, уставали пальцы. Более всего мне нравились золотые динары с изображением людей магрибинской породы.
Угроза расправы нависала надо мной! Сокровища радовали и устрашали. Я перебирал украшения, собирая их в холмы. Раскладывал английские, французские, римские, испанские, португальские монеты. Пугающей силой тускнели сестерции. Луидоры, дублоны, двойные гинеи, муадоры, цехины, эскудо устрашали карой за воровство. Но я был не единственный вор, пират, укравший, завоевавший эти монеты! Не пойманный не вор! Я сортировал серебреные пиастры, различные монеты с изображением европейских королей за последние триста лет. Удивляли, успокаивали странные восточные монеты, на которых был изображён не то пучок верёвок, не то клок паутины. Веселили круглые, треугольные, квадратные монеты, монеты с дыркой посередине, чтобы их можно носить на шее. В коллекции мафии были собраны деньги всего мира. Попадались тяжёлые монеты, стёртые до того, что нельзя было прочесть на них надписи. Американских и австралийских монет не было ни одной! И все они были золотыми! От возни с ними у меня болела спина, уставали пальцы. Более всего мне нравились золотые динары с изображением людей магрибинской породы.
Холм старинных монет суммарным количеством 82008 штук и бесчисленного количества золотых украшений венчала мёртвая голова, восковая голова «покойника», бестелесного покойника-мертвеца, голова, похожая на пирата Флинта, как его изображают старинные гравюры восемнадцатого века. Общий вес только этих сокровищ монет и украшений составил 689,5 килограмма.
Гору золотых слитков количеством 688,5 штук венчала восковая голова еврея, похожая на Гобсека. Скупой Гобсек был изображён на обложке моей домашней книги. Общий вес слитков достигал четверти тонны, точнее 275,4 килограмма. Без экстрактора я бы ни за что не вытащил из гробов такое количество золота!
Пачки зелёной денежной, не фальшивой бумаги стоимостью 117 миллионов 504 тысячи долларов США и денежные пачки других стран охраняла восковая голова вампира, упыря графа Дракулы. Вурдалак в первый день его обнаружения «пытался выпить у меня кровь». Голова упыря была повреждена моими бестолковыми, глупыми ударами по болванчику. Из плоской своей фляжки я сделал ещё один глоток джина.
Моя любовь это Джин. Норма Джин. Слепая восковая голова Дамы с каменьями, голова Нормы Джин с закрытыми глазами венчала гору алмазов, жемчугов, сапфиров, опалов, изумрудов и рубинов. Когда я надевал бесценную берилловую диадему на голову Дамы, на голову госпожи Джин Бейкер Мортенсон, её глаза открылись! Её веки с чудными ресницами работали как у дорогостоящей куклы Барби! От восторга я упал на спину. Золотистые волосы «живой» головы Джин рассыпались по бриллиантам и изумрудам! С высоты холма из самоцветных камней Джин влюблённо смотрела на меня. Завороженный моряк валялся у её ног! Прелестные мочки ушей блондинки я украсил золотыми серёжками, не описать с какими красивыми, индийскими рубинами. Я был влюблён в эту даму, в её украшения, также как Джон Кеннеди был влюблён в Мэрилин Монро! От избытка чувств я протискивался от одной мёртвой головы к другой, гладил бестелесных покойников по их бархатным натуральным волосам, от волнения картавя, говорил, разводя руками,
Ну, бгатцы, нет слов!
И, не в силах удерживаться от распиравших меня эмоций, прижимаясь щекой к голове Бейкер Мортенсон, к голове Дамы с каменьями, любуясь её берилловой диадемой, срывающимся голосом неистово закричал,
Я люблю тебя, Мэрилин!
Схватив Прекрасную Голову, начал танцевать. Танцевал так, как это было возможно в теснейшем пространстве. Правой рукой нежно прижал к груди девичье лицо, левую руку вытянул вперёд.
Над Атлантическим океаном явственно послышался волшебный скрип колеса Фортуны. Тонкий музыкальный звук перешёл в легкий скрипичный унисон. Хватающая за сердце забытая мелодия заставила звучать предметы, находившиеся в освещённых, забитыми драгоценностями, лабиринтах трюма. Я танцевал танго. Моё обожжённое, медальное лицо было повёрнуто в профиль. Я становился на одно колено, быстро поднимался, поворачивался, легонько переступая ногами, скользил вперёд. Невидимые фрачные фалды разлетались при неожиданных поворотах. Я танцевал классическое танго, которое исполнялось тридцать три года назад.
Командовать парадом буду я!
восклицал твой непокорный слуга, любезный, внимательный, любопытный, умный читатель. Глупая, но очаровательная читательница танцевала в моих объятиях! Внутри моего тела звучала музыка Грига. Восклицания командующего парадом переходили в шёпот, в бормотание, похожее на рокот волн. Успокаивающимся голосом я произносил,