В работе, которую вы держите в руках, предпринимается попытка проследить динамику этих изменений в рамках сопоставительного анализа идей в указанных книгах и других публикациях Дж. Ная, что позволит обозначить некоторые особенности проблемного поля мягкой силы в новой геополитической реальности, учет которых может быть полезен как в повседневной внешнеполитической практике, так и в разработке новых положений международной стратегии нашей страны.
Аналитическое осмысление проблематики мягкой силы исходно осложняется различиями в трактовках, которые касаются прежде всего:
вариантов перевода с английского языка на русский термина soft power,
содержания (значения) и употребления этого термина и каждого из составляющих его слов;
соотношения категории мягкой силы с родственными категориями (среди основных имидж государства и страновой
бренд, а также различные виды деятельности, способствующие их формированию: публичная дипломатия, международная пропаганда и т. д.) и, как следствие, различия дисциплинарных подходов к осмыслению данного феномена;
подходов к измерению мягкой силы и факторов, их определяющих;
инструментов обретения мягкой силы и самой возможности такого обретения посредством сознательной целенаправленной деятельности;
причин дефицита мягкой силы у России и отношения к самому факту такого дефицита[54].
Исходная проблема в понимании мягкой силы, ее ресурсов и потенциала адекватность, точность перевода, что чрезвычайно важно в теоретическом и практико-политическом плане. Существующие терминологические разночтения сказываются, естественно, на понятийном аппарате и на понимании содержательного наполнения: особенности перевода расширяют или сужают, дополняют или специфицируют те или иные составляющие мягкой силы, создавая предпосылки для разнообразия ее интерпретационных версий. По-прежнему актуален призыв Декарта: Определяйте значения слов, и вы избавите мир от половины заблуждений.
В понятии soft power оба слова по отдельности несут самостоятельную нагрузку. Те, кто переводят power как власть, неизбежно сталкиваются с противоречием, то есть вместо мягкой силы возникает некая мягкая власть, что рождает ассоциацию с рыхлой, слабой, податливой властью, что не соответствует смыслу и сути этой власти. Поэтому soft переводится с иным акцентом словом гибкая и появляется новое понятие гибкая власть[55]. Здесь явно ощущается опасение, будто мягкая сила есть слабая сила. Не этим ли объясняется, в частности, замечание других политологов о не совсем корректном переводе русскоязычного издания[56].
Гибкость власти это исходный импульс любой грамотной политики как внутренней, так и внешней. Так что содержательно-терминологически, с точки зрения перевода, эта новация весьма относительна. Еще в XVIII веке французский философ-моралист Люк де Клапье де Вовенарг сформулировал весьма точную политическую максиму: предел хитроумия умение управлять, не применяя силы. К тому же акцент на слово власть вызывает и другие ассоциации, связанные, например, с русским выражением власть употребить, далеким от сути мягкой силы. Власть всегда насилие. Бывает, конечно, и ограниченное, в мягких формах, но не они определяют его стержневой смысл. Русская языковая специфика такова, что слово власть воспринимается в контексте жестко выраженных императивных коннотаций, слабо согласующихся с мягкой силой. Обратимся к первоисточнику. Реагируя на различные интерпретационные версии базового смысла, исходно заложенного им в понятие power, Най вновь предупреждает уже в книге 2011 г.: ошибочно думать о силе как силе над, а не силе с другими[57]. Нельзя абстрагироваться от уточнения, к которому прибегает Най в примечаниях к той же книге: сила предполагает причинную обусловленность и подобна слову заставить. Поэтому отнюдь не единичны в нашей стране трактовки смысловых значений мягкой силы, которые характеризуют ее как гибкость, пластичность, ненавязчивость, эфемерность, хрупкость, соблазнительность и даже женственность[58].
Иногда русский перевод мягкой силы обосновывают социально-психологическими особенностями народа той или иной страны, характером восприятия им окружающего мира. Так, считается, например, что американскому пониманию ближе смысл разумная сила, то есть стратегия внешнеполитического влияния, ориентированная на применение силы с умом. Китайской политико-лингвистической интерпретации этого понятия больше подходит перевод мудрая сила, отражающий сдержанность китайской дипломатии, конфуцианские корни стратегической культуры КНР. В малых и средних европейских странах мягкая сила прямо отождествляется с умной силой как синоним эффективности, оптимального соотношения ограниченных ресурсов внешнеполитического влияния и дипломатических достижений. Для Европейского союза, с учетом его структурно-интеграционных особенностей и внутренних проблем, более адекватным выглядит вариант собранная, скоординированная сила[59].
Иногда русский перевод мягкой силы обосновывают социально-психологическими особенностями народа той или иной страны, характером восприятия им окружающего мира. Так, считается, например, что американскому пониманию ближе смысл разумная сила, то есть стратегия внешнеполитического влияния, ориентированная на применение силы с умом. Китайской политико-лингвистической интерпретации этого понятия больше подходит перевод мудрая сила, отражающий сдержанность китайской дипломатии, конфуцианские корни стратегической культуры КНР. В малых и средних европейских странах мягкая сила прямо отождествляется с умной силой как синоним эффективности, оптимального соотношения ограниченных ресурсов внешнеполитического влияния и дипломатических достижений. Для Европейского союза, с учетом его структурно-интеграционных особенностей и внутренних проблем, более адекватным выглядит вариант собранная, скоординированная сила[59].
Таким образом, в отношении мягкой силы исходно создалась очень непростая понятийно-терминологическая ситуация, допускающая не совсем совпадающие переводческие версии. И здесь, разумеется, нет каких-либо волюнтарных языковых передержек. Налицо неоднозначность смыслового содержания обоих компонентов понятия мягкая сила в самом английском оригинале, создающая предпосылки для использования в русском переводе слов, которые являются не эквивалентами соответствующих английских лексем, а вербальными инструментами авторских интерпретаций идей Дж. Ная. Эти интерпретации, с одной стороны, привносят не предусмотренные в оригинальной концепции смысловые компоненты, а с другой приводят к утрате тех смысловых связей, которые имеет английское слово power, а в значительной степени также и русское слово сила[60].
С точки зрения М. Е. Швыдкого, мягкой силы как понятия не существует. Если мягкая, то не сила, если сила, то уже не мягкая Джозеф Най во многом слукавил[61]. Негативное отношение к самому термину мягкая сила высказал Е. Примаков, возглавивший Россотрудничество в 2020 году. Он объясняет это тем, что мягкая сила всегда говорит о чем-то с позиции силы так или иначе. Это навязывание чего-то, а мы не хотим ничего навязывать. Мы транслируем дружбу, добрососедство, наши ценности. Мы считаем, что они довольно консервативны, что хорошо в мире, который сейчас трясет демонстрациями, кампаниями, неуверенностью в себе, поиском новой идентичности. Россия постепенно становится таким большим материком адекватности, поэтому и интерес к нам растет[62].
Но в любом случае адекватность перевода концептуальному первоисточнику конечно же, вопрос для специализированных обсуждений, в ходе которых можно было бы свести к минимуму терминологические, а значит, и понятийные разночтения.
Смыслообразующие особенности понятий в трактовке такого тонкого концептуалиста, как Дж. Най, имеют важное практико-политическое значение. В доктринальных внешнеполитических документах, где нюансы никогда не бывают второстепенными, вряд ли корректно использовать слово власть, которая все-таки ассоциируется преимущественно с жесткой силой. Не потому ли, несмотря на разнообразные и по-своему аргументированные варианты перевода, в Концепцию внешней политики России 2013 г. впервые вошло именно понятие мягкая сила?
Но дело не только в терминологии. Для разночтения или акцентированного выделения той или иной стороны мягкой силы есть изначальные объективные основания. Дж. Най разрабатывал ее не с нуля, ему удалось привести к единому знаменателю комплекс различных идей, мыслей, внешнеполитических положений. При этом он высоко отзывается о трудах американских политологов, аналитиков, чьи концептуальные соображения он использовал в своей работе. Выражая благодарность своему другу Роберту О. Кеохейну, очистившему металлической щеткой хорошей критики шлак его первых черновых записей каждой главы, Най писал, что они оба были соавторами такого количества книг и статей, что он уже и не знает, кому больше принадлежат его мысли, действительно мне или ему[63].
Но за этой сугубо персонализированной благодарностью в абсолютно незаслуженной тени остались те известные философы и социологи из разных стран, чья аналитическая причастность прямая или опосредованная к концептуальным первоистокам мягкой силы осязаемо просматривается в работах самого Ная.