Джек усмехнулся: теперь он разгадал истинную причину разговора по душам.
Не особенно, ответил он, уже подойдя к двери, её зовут Самира фамилии не знаю. За два месяца у нас она, кажется, нигде не показывается, ни с кем не общается и посещает только ваши предметы.
Профессор закашлялся.
Это всё? уточнил он деловито.
Всё.
Хорошо. Спасибо, Джек, можешь идти.
Как только Джек вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, улыбка сошла с его губ. Голодный и невыспавшийся, он изрядно устал от нравоучений. Все желали добра и знали, как лучше, а Джек нуждался в покое. Он сказал, что наконец счастлив и не соврал, однако счастье это мыльным пузырём застыло на острой вершине пирамиды и в любую минуту могло покатиться вниз, а то и вовсе лопнуть.
Джек достал сигарету и ускорил шаг. Времени до рабочей смены в библиотеке осталось совсем мало, так что ему пришлось выбирать между обедом и глотком свежего табачного дыма. Остаток дня Джек собирался провести в архиве, где его уже заждался каталог подлежащих списанию изданий. Пока Тони с Грэйс слушали скучную лекцию по органической химии, рисовали бензольные кольца и изучали сложную номенклатуру, он хотел насладиться одиночеством под тихое шуршание страниц.
К сожалению, даже самые простые желания иногда не исполняются.
Джек уже добрался до предпоследней буквы в каталоге и как раз просматривал устаревший на полстолетия учебник по программированию, когда ему позвонил отец. Следующие сорок минут Джек имел удовольствие выслушивать тысячу признаков своей никчёмности и заверения в трагическом конце его бесполезной жизни. Отец никак не мог определиться с дальнейшими действиями для Джека. Ему следовало сегодня же приехать, попросить прощения и вернуться к учёбе, но в то же время Джека лишили гордого звания «сын» и изъявили желание больше никогда его не видеть. Что ж, это Джеку точно было по силам.
Последние дни его не покидало предчувствие катастрофы что-то сжимало грудь, заставляло просыпаться по ночам и не давало снова уснуть. Теперь самое страшное, наверное, произошло. Осталось только пережить звонок матери и успокоить её истерику до того, как она начнёт изображать сердечный приступ.
Джек отругал себя за цинизм. Подавляемое чувство вины просилось наружу и советовало сделать первый шаг: объясниться с матерью, пообещать ей заботиться о себе и попросить прощения за неоправданные ожидания.
Жуткое это слово ожидания. Оно похоже на карусель, в которой красиво украшенные лошадки движутся в одном направлении с заданной скоростью, не имея возможности свернуть с пути или хотя бы оглядеться по сторонам.
В честь прадеда Джека назвали больницу. Его дед был известным хирургом, а отец успешно продолжил дело семьи. Закономерно, что будущее для Джека было определено в ультимативной форме и, казалось, не предполагало осечек. Только его бабушка, врач-психотерапевт по специальности и призванию, иногда напоминала о том, что каждый человек должен иметь право выбора.
Джек скучал по бабушке. Приветливая в своей особенной манере, она иногда рассказывала смешные истории про пациентов и практически не находила отклонений у него самого. Она не походила на обычных милых старушек, которые пекут пироги и пытаются откормить внуков до пухлых щёчек, чтобы потом любовно сжимать их пальцами. Бабушка Джека относилась к жизни в целом и к своей семье в частности со здоровой долей сарказма, не стеснялась даже называть сына кретином при всех его заслугах и учёных степенях. Она прожила почти до девяноста лет, так и не выйдя на пенсию, и умерла во сне с улыбкой на губах, один день не дотянув до дня рождения.
Интересно, какой диагноз Джек заслужил бы сейчас. Удостоился бы похвалы за решительность? Ведь в то время, как отец называл его инфантильным, ленивым и безответственным, бабушка утверждала, что Джек просто ещё не нашёл свой путь.
Но когда это случится путь его будет выдающимся.
Джек решил заняться выбором судьбы в какой-нибудь другой день. Пока он пораньше ушёл с работы и в поисках нового убежища отправился в университетский парк к дереву свиданий. Это был огромный клён, который стоял здесь не первую сотню лет, а старая скамейка под ним уже для многих поколений служила местом встреч, свиданий, а в отсутствии компании меланхоличных споров с внутренним голосом.
Вторая бутылка пива почти опустела. Жалость к себе достигла того масштаба, который может оправдать любое действие. Джек потянулся за телефоном и набрал первый номер в списке избранных контактов.
После шести томительных гудков вместо приветствия он услышал грохот.
Грэйс? У тебя там всё в порядке? Джек приподнялся в рефлекторном порыве бежать на помощь, но раздавшийся из динамика смех успокоил его.
В порядке, Грэйс звучала рассеянно, это я, растяпа, уронила утюг. Хорошо, что ещё холодный. И не на ногу.
Она вновь рассмеялась.
Ты, кажется, собираешься куда-то, Джек вздохнул так же громко и тягостно, как несколько часов назад профессор Маршал. Ну ладно, прости, что побеспокоил. Хорошего тебе вечера, Грэйс, не буду мешать.
Не дожидаясь возражений, он сбросил звонок и уставился на телефон. Экран оставался тёмным. Ответного звонка не поступало так долго, что Джек не выдержал и вновь набрал номер.
Я просто хотел напомнить тебе выключить потом утюг, пробубнил он в трубку.
Джек, у тебя что-то случилось? неуверенно спросила Грэйс.
А если случилось, ты придёшь? задал Джек собственный вопрос. Ответа не последовало, но он живо представил себе, как Грэйс нахмурилась и закусила губу. Ты нужна мне.
В этом признании не было лукавства. Увидеть её сейчас было самым естественным и самым сильным желанием Джека.
Хорошо, где ты?
Джек мысленно разложил эмоциональную окраску её голоса на составляющие и выделил для себя смятение, беспокойство и он надеялся радость от его звонка.
Под клёном для свиданий.
Грэйс снова не ответила, но Джек знал, что она кивнула. А сам он опять занялся ожиданием. Расправил воротник рубашки, выпил остатки пива и выбросил пустые бутылки в урну. Провёл ладонью по поверхности скамейки, проверив её чистоту, смахнул пушинки одуванчиков и щелчком отправил в полёт божью коровку.
Авторы мотивирующих книг и видеороликов часто предлагают жить в настоящем моменте. Убеждают в красках, что вчера или, тем более, завтра не существует есть только сейчас. Так вот, сегодняшнее сейчас растянулось для Джека тягучей жевательной резинкой, которая уже потеряла вкус и стала жёсткой, поэтому он с нетерпением ждал, когда наступит завтрашнее сейчас. Он отсчитывал временные отрезки, наблюдая за вяло плетущимися стрелками больших круглых часов, которые венчали главный вход в университет.
Грэйс появилась, когда часовая и минутная стрелки встретились на цифре девять. Она села рядом, молча протянула Джеку тёплый сэндвич с ветчиной и приняла пост наблюдающего за часами. Джек тем временем изучал её колени.
Ты надела платье, констатировал он, откусив большой кусок угощения.
Он не подозревал, что у Грэйс в шкафу можно найти что-то, не состоящее из двух штанин. Данный редкий экземпляр василькового цвета был лёгким, свободным и никак не подчёркивающим фигуру, зато когда Грэйс присела, взору открылись её колени.
И накрасила глаза, Джек продолжал делиться своими наблюдениями.
Да, я нарядилась и накрасилась, ответила Грэйс, девушки иногда занимаются подобной чепухой. А я всё же осмелюсь причислить себя к девушкам. У меня глаза красивые, между прочим, и ресницы есть.
И ноги, подхватил Джек.
И ноги, согласилась Грэйс. И даже грудь. Ну чуть-чуть.
Джек посмотрел на упомянутую часть тела и уверенным кивком подтвердил её наличие.
Ты очень красивая, сказал он.
Спасибо. Что у тебя произошло?
Его настроение, которое в присутствии Грэйс начало улучшаться, моментально испортилось.
Отцу доложили, что я бросил медицинскую школу, быстро выпалил Джек и принялся яростно жевать остаток сэндвича.
О, воскликнула Грэйс, о, Джек, ты в порядке?
В полном, подтвердил он. Теперь я могу проживать свою жизнь так, как пожелаю.
Грэйс взяла его за руку.
А как бы ты хотел проживать свою жизнь, спросила она.
Не знаю, но сейчас меня всё устраивает.
Грэйс неосознанно пересчитывала костяшки его пальцев от указательного к мизинцу и обратно.
А если в больнице узнают, что ты не проходишь практику, а просто так не вполне законно у них работаешь? спросила она боязливо.
Джек разочарованно закатил глаза.
Эй, от тебя я не хочу слышать никаких нравоучений. Я позвал тебя, потому что нуждался в лучшем друге, а твоя задача слушать меня, жалеть и гладить по голове, он лёг на скамейку и положил голову ей на колени. Можешь приступать.
Я твой лучший друг? удивилась Грэйс.
Да, конечно, только Тони об этом не рассказывай.
Грэйс улыбнулась и послушно принялась перебирать его волосы.