Вот и наша дорогая лечебница! гордость за родные места распирала Кузьмина.
С первого взгляда открывшаяся взору картина никак не напоминала лечебницу. Со второго и третьего тоже. Живописный вид скорее навевал мысль о сельской идиллии: сквозь листву проглядывали белоснежные колонны светлых корпусов; аккуратные хозпостройки утопали в ярких цветах, а ухоженные огороды радовали глаз густой свежей зеленью. Раньше здесь был пионерский лагерь, и когда-то детский смех весело звучал среди раскидистых ветвей, а сейчас стояла непривычно-умиротворенная тишина.
Впрочем, уставшие и голодные путники не замечали ни разноцветных красок, ни щедрых красот. Их взор искал что-то более приближенное к идеалу и по всем параметрам напоминающее столовую. Все их чувства вслед за обонянием устремились к отдельно стоящему домику, из окна которого вился ароматный дымок, а слух приятно услаждал звон тарелок и кастрюль. Лишь один человек не разделял общей животрепещущей страсти. Его цепкий, внимательный взгляд заприметил скрытый в зарослях высокий забор, окружавший территорию больницы по всему периметру, мелькнувшую среди листвы камуфляжную форму охраны да настороженных собак, только и ждущих нужной команды. Взор его уперся в домик с лаконичной и интригующей вывеской «Штаб», из которого навстречу толпе вышла небольшая группа мужчин спортивного вида. Вперед выступил один из них, высокий, подтянутый, в военной форме, но без знаков отличая, и приятным тенором произнес:
Здравствуйте, товарищи пациенты! Я главный врач этого лечебного заведения, капитан Федоров, обращаться ко мне только в крайней необходимости. Со старшиной вы уже знакомы, на три месяца он вам будет вместо отца, по всем личным и интимным вопросам к нему! С остальными познакомитесь позже, а сейчас внимательно послушайте номер палаты, куда вы распределены. Сразу уточню: в каждой комнате по четыре человека, две комнаты объединены в отряд, к которому приставлен постоянный руководитель, староста, слушаться его во всем! А теперь непосредственно к распределению. Тот, чью фамилию я назову два шага вперед!
Когда звучали такие имена и фамилии как Ягодка, Копейка и Блендер, никто не мог сдержать улыбки и смеха. Федоров громко зачитывал список, и новички, вскользь оглядывая будущих соседей по койкам, переваливались вперед.
Палата номер пять: Игорь Харченко, Александр Парнас, Саймон Фишер и Виктор Арсеньев!
Услышав последнюю фамилию, бородатый иностранец попятился, выронил сумку и оторопело уставился на Арсеньева.
Что, знакомого встретил? спросил Харченко
Извините, голова закружилась, с легким акцентом пробормотал Фишер.
Встать к своей группе! Палата номер шесть!
Все замерли.
Жорж Адамов, Алексей Бугаев, Эдуард Бубликов
Не пойду в такую! проворно выпрыгнув из толпы психиатр, то номер мне дают тринадцатый, то в палату шестую не хочу! Хочу вот к ним, где бригадир!
А почему все на меня смотрят? удивленно огляделся Виктор.
Ты же сам так назвался, теперь навсегда прозвище пристанет, усмехнулся Саша.
Поменяйте меня вместо Фишера, не унимался Бубликов, ему все равно, он Чехова не читал!
Вся пятая палата дружно сбилась в кучку и с мольбой посмотрела на капитана.
Распределение закончено и изменению не подлежит! под облегченные вздохи четырех пациентов подвел итог Федоров. А сейчас вас проводят в комнаты, и по дороге старшина Кузьмин ответит на все интересующие вас вопросы.
Нет, вы скажите, бубнил психиатр, семеня за старшиной, чем руководствовалось ваше начальство при расселении? Может, выбирали по цвету глаз или, вообще, методом тыка?
Я предлагал капитану распределить вас по национальному признаку, с серьезным видом объяснил старшина, Парнаса и Блендера, например, определить как французов, Харченко и Петренко обозначить хохлами и тому подобное, но товарищ капитан, в целях большего лечебного эффекта, объединил вас по интересам.
Он что, хобби наши знает?
И хобби, и фобии, и то, чем вы по жизни занимаетесь. Вот по схожей трудовой деятельности и группировал.
Вы хотите сказать, что вот эти типы из моей комнаты психологи? засомневался Бубликов.
Так и есть, не сомневайтесь! заверил его Кузьмин, и поспешил отделаться от надоедливого зануды.
После скудного ужина и беглого знакомства с местными достопримечательностями, толстяки быстро разбрелись по отведенным им комнатам, и на некоторое время все стихло.
Так и есть, не сомневайтесь! заверил его Кузьмин, и поспешил отделаться от надоедливого зануды.
После скудного ужина и беглого знакомства с местными достопримечательностями, толстяки быстро разбрелись по отведенным им комнатам, и на некоторое время все стихло.
Давно уже погасли фонари вдали, уступив место ярким негородским звездам, замолкли в сладкой дреме лесные жители, и только в «Сказке» о спокойном сне только мечтали.
В нашей любимой стране есть древний и очень хороший обычай, вещал Арсеньев, как-то странно посматривая на иностранца, отмечать все знаменательные события обильным вливанием. Кто мы такие, чтобы нарушать заведенные нашими прадедами традиции? Игорек, наливай, обмоем приезд, знакомство. Тебя, значит, Семеном кличут?
Как вы откуда вы узнали? сжался американец.
Так список зачитывали, тебя Саймоном назвали, по-нашему, значит, Семен, разливая коньяк, ответил юморист. Быть тебе отныне Семой
Глядите, селедочка, пропел Харченко.
Точно, Семеном Селедкиным! Думал, фамилию Фишер как Рыбкин перевести, но селедочка, она как-то знатнее. Да не кисни, Сема, познакомишься здесь с самой настоящей российской глубинкой, а мы тебя русскому литературному языку обучим.
Материться, что ли?
Материться сам скоро обучишься, не о том речь, возмутился Харченко. Витя у нас писатель, юмор записывает, Сашка редактор, до ума все доводит, ну а я артист, со сцены несу это творчество в массы, понятно? Мы вместе три звена одной словесно-выразительной цепи, а ты выражаться!
А у меня типография, как бы извиняясь, произнес Селедкин.
Ну вот, цепь и замкнулась!
За это и выпьем!
Нечто подобное происходило по всему лагерю. Раздавался смех, гомон, громко звенели стаканы, кое-где звучала неслаженная песня.
Интересно, удивленно прислушался Виктор, хрустя соленым огурчиком, перед сном Кузьмин тщательно проверил сумки, конфисковал продукты и спиртное, на каком же топливе народ отъезжает, а? Объясните, как все сумели пронесли спиртное сквозь собачий локатор?
Так же, как и мы! хрюкнул Харченко. Я, например, завернул коньяк в одеяло. Старшина удивился, зачем мне летом пуховик, а я ему, ноги, мол, даже в лютую жару по самое кукареку мерзнут.
Умно, засмеялся Виктор, и я не дурак, в бумаги три бутыля зарыл, знают ведь, что я писатель, много строчу, потому и не проверяли особо. А банку с селедкой нечаянно одеколоном облил, вот овчарки и не унюхали. Ну, хорош болтать, пара вздрогнуть!
И тут все действительно вздрогнули: приятную для гуляк какофонию звуков прорезали самый какафонистый взвизг это Гоша, купаясь в новых впечатлениях, исполнял что-то недоступное для восприятия обычного слушателя! Рядом, под ярким фонарем, сидел облезлый кот, завывая и подмяукивая новому хозяину. Услышав этот дуэт, петух в курятнике повалился с насеста, свинья в дальнем сарае истошно захрюкала, местные вороны от зависти повыбрасывались из своих гнезд! Веселье было в самом разгаре!
Утро наступило как-то неожиданно и застало толстяков врасплох. Некоторые только-только прилегли, а тут уже труба зовет, причем в буквальном смысле слова: из старого, прибитого к столбу репродуктора, на всю возможную мощь оркестры трубили подъем. Из своих комнат, пытаясь расправить помятые лица и одевая на ходу чуть менее помятую одежду, выползали нарушители ночного покоя. Солнышко от такой картины в ужасе отвернулось и поспешило спрятаться за тучку, собаки с осуждением били по траве хвостами, и только видавший кое-что похуже старшина Кузьмин громко отдавал команды, раздавая всем хлопчатобумажные спортивные костюмы.
После водных процедур в виде нескольких ведер ледяной воды на каждого, пациенты частично вернулись к реальности, а после получасовой маршировки на свежем воздухе вернулось и основное огромное чувство голода. Толстяки с трудом дождались команды «вольно», и потом дружно, с песней взяли приступом столовую. Но здесь всех постигло горькое разочарование: несколько листиков салата и одно яйцо, в голодных и не совсем трезвых глазах уменьшенное до голубиного вот и весь жалкий трофей яростной атаки! В утешение администрация решила приправить сей скудный завтрак горячей и питательной пищей для ума речью главного идеолога, и по совместительству мастера диетологии, профессора Зудина.