Девиация. Часть вторая «Аня» - Олег Валентинович Ясинский 5 стр.


Аня приоткрыла дверь, выскользнула бочком, засеменила вниз по лестнице.


Нужно было объясниться с мамкой, а то доконает молчаливым укором. Зашёл к ней в комнату.

 Мам, ты не думай начал с порога.  У нас ничего не было. И быть не могло!

 А что тут думать,  сказала мама,  дело молодое. Только опозорят тебя на весь Городок да посадят за развращение. А так ничего особенного. Это твоя девушка?

 Не девушка, ученица

 Она тебе нравиться?

Кивнул обречённо, опустил голову. Как мне может нравиться восьмиклассница! Вернее, нравиться но не матери же об этом говорить.

 Мала она для тебя,  сказала мама, нахмурилась.  Нравиться, значит жди. И, не дай Бог, испортишь её до совершеннолетия!

 Ты что!

 Знаю я вас, кобелей! Ладно, иди больной, ложись. Это с нею ты вчера вымок?

Опять кивнул.

 Вот видишь, а рассказываешь тут.

 Я провёл после дискотеки Не отпускать же саму. Она сапожек в грязи потеряла, пришлось свой свитер отдать, а потом домой занести.

 Кавалер!  покачала головой мама.  А теперь это дитя втрескалось, как сейчас говорят,  я же чувствую. Я б тоже в её возрасте влюбилась, если бы меня такой красавец на руках носил. Всё, иди красавец, ложись. Готовься, сейчас принесу горчичники будем припекать твоё грешное тело.


Глава третья


22 23 октября 1989, Городок

В субботу вечером хворь, казалось, отступила. Нечаянный Анин поцелуй в дверях разукрасил болезненный мир щедрыми мазками светло-голубого и темно-синего надеждой и грустью.

После маминых горчичников, подкреплённых травяным отваром, замотался одеялом с головой, переместился в Леанду.

Закрылся в тронном зале, разглядывал витражами новых ощущений, надеялся на продолжение. Пьеро замирал в сладкой истоме, а Демон-искуситель был загнан в мохнатую нору за ненадобностью любовь моя не допускала его похабных вывертов. Пусть ТАКАЯ любовь не предусмотрена медицинской наукой, но она, непредусмотренная, существует, даже если НЕЛЬЗЯ.

Я грустил, что Аня ушла, и жалел, что запретил ей меня навещать.

«Твой поступок верный»  утешал Гном.

Но я жалел.

Я слабый влюблённый человек и не могу жить по правилам, даже очень важным, прописанным в энциклопедиях и кодексах. Я больной человек, меня нужно жалеть и лечить, а лучшей жалостью может стать Анин неожиданный визит, а лучшим снадобьем её узкая ледяная ладошка на сопрелом лбу

Затем в царстве Морфея пришли видения. Явился Анин образ: различался каждый волосок из рассатанной косички, просвеченный серыми лучами надвечернего окна; царапинка на мизинце, у ногтика; едва заметная штопка голубых колготок на правой коленке.

Я впитывал, любовался Вдруг на ковре, подобно стене Валтасара, проявилась огненная рука, начала выводить страшные строки из злополучной энциклопедии, особо выписывая заглавными буквами, что моя любовь не любовь вовсе, а противная ПЕРВЕРСИЯ.

Я распластался по скомканной простыне, испуганно замер теперь доведётся отказаться от Ани!.. Морок разогнала Хранительница: взвилась, ощерила двузубую пасть, зашипела на огненную конечность та, не дописав, втянулась дождевым червём, обдала на прощанье гарью.

В келью возвратилась Аня, которая оказалась вовсе не Аней, а Алевтиной Фёдоровной из детства. Склонилась надомною, юркнула под одеяло, погладила мягкой ладошкой внизу живота (как мечтал когда-то!), пощекотала Демона. Тот довольно заурчал, потянулся навстречу.

Мне стало стыдно: не знал кто это Аня или Алевтина? Нельзя допустить, чтобы Аня ТАК Страшная рука из ковра вынырнет, утащит, тыкнет в жёлтые медицинские страницы. Нельзя Ане! И Алевтине нельзя! Но под одеялом темно, а в темноте многое позволено. Значит можно. Пусть гладит.


Проснулся липкий, с подушкой между ног, замотанный влажной, пахнущей травяным отваром простынёй. Скомканное одеяло валялось на полу. Проявились ночные видения сладко замлело в животе. Подобрал одеяло, замотался, чтобы заснуть, разгадать, кто посещал меня ночью Аня или Алевтина?

Уже почти воссоздал вчерашние образы, наполнил теплотой и запахом, даже ощутил шевеление нежных пальчиков в шерсти на груди, которые собрались двинуться ниже, но скрипнули двери, раздались приглушенные шаги.

Откинул одеяло, развернулся недовольно.

В комнате стояли мама и Юрка. Зыркнул на часы время к полудню.

Мама поставила графин свежего компота на тумбочку, подправила постель, тихонько вышла. Юрка остался.

Мама поставила графин свежего компота на тумбочку, подправила постель, тихонько вышла. Юрка остался.

Поведать пришёл,  догадался я. Лучше бы после обеда или вечером. Такой сон пропадёт! Со временем ночные образы потускнеют, рассеются, и останется лишь пресное послевкусие.

 Проходи,  изобразил слабую улыбку.

 Заболел?  спросил Юрка.  Мать говорила, что ты в грязи вывалялся.

 Промок.

 А мне рассказывали: ученицу домой проводил,  уставился на меня Юрка. Плюхнулся на стул, положил на тумбочку пакет с яблоками.

 Кто рассказывал?

 Сорока на хосте, как всегда. Да ты не тушуйся,  понимающе подмигнул Юрка.  Они сами хотят. Только нужно осторожно Расскажи.

 Что?

 Как у вас БЫЛО?

 Ничего у нас не было! Провожатых не оказалось. После дискотеки домой завёл. Дождь пустился. Она упала в лужу.

 А дальше?

 Занёс домой.

 Так завёл или занёс?

 Отстань. У меня с нею ничего не было. Она ученица!

 Ну, насколько тебя знаю верю. А вот у меня была одна ученица

Юрка принялся рассказывать придуманную (или реальную с него станет) историю с озабоченной школьницей. Ему бы эротические романы писать! И так расцвечивал, гад, с такими подробностями, что моё бедное естество напряглось, раздразненный ночными видениями Демон засопел плотоядно, зашевелился, желая и себе таких приключений.

 Ты деньги отдал?  перебил я Юрку, спасаясь от наваждения.

 Чего?  не понял тот.

 Деньги отдал за сигареты? Я свою долю вернул. Не забыл?

 Успокойся. Тут мне такое дельце подвернулось Юрка, переключился на более интересную тему. Начал подробно рассказывать об очередном фантастическом проекте, который обещал принести великие барыши предприимчивому дуремару.

Я молча слушал, довольный, что удалось прервать Юркины фантазии, потакавшие обратить полуночные видения в реальность. Никогда так не сделаю.

Никогда!  повторил я про себя. Гном недоверчиво нахмурился, а раззадоренный Демон лишь осклабился хитрюще. Всё равно не допущу!  пусть не верят и ухмыляются.

Юрка тараторил, размахивал руками, даже рисовал схемы на подвернувшемся листе. Я не слушал. Думал про Аню, наш вчерашний разговор, про запрет приходить ко мне. Лучше бы его она нарушила. Я взрослый, мне нужно так говорить, потому что ТАК НУЖНО. Только кому?! Мне, ей, маме, Юрке, соседке тете Лиде? Может «Медицинской энциклопедии» или равнодушному миру?

И тут мне представилось, что Аня позвонит. Или придёт. «Позвонит»  подсказала Хранительница, уютной теплотой окутала сердце. Позвонит! Вот только Юрка

Юрка уходить не собирался. Заметив, что слушаю его невнимательно, предложил в картишки перекинуть или в шашки до вечера, мол, свободен, а так, со мной время проведёт, поддержит в трудную минуту.

Он должен уйти!

Но как сказать? Обидеться.

Гном недовольно зашевелился, осуждая надуманную подлость. Кто для меня Аня?  смазливая ученица, которая понравилась (в которую втрескался!  себе-то я могу признаться). А Юрка друг детства. Пришёл, яблок принёс, разговорами забавляет, беспокоиться. И я хочу (ещё как хочу!) променять друга на бабу. Даже ни на бабу на девчонку, с которой не то, что загулять дружить нельзя. Вот бы Юрка поиздевался, узнав, о чём думаю.

Но Аня будет звонить (Змея беспричинно не проявиться) и Юрка должен уйти, как бы гаденько это не выглядело. Потом отстрадаю, а сейчас пусть оставит меня в покое.

Я сглотнул, закашлялся, страдальчески подкатил глаза. Благо притворяться особо не нужно горло вправду обложило и в груди хрипит.

 Дай воды,  попросил я, протянул руку к тумбочке.  И таблетки, вон те, в зеленой упаковке.

Юрка подскочил, сунул мне чашку, подал таблетки.

Переживает.

Я заглотнул белый кругляш, запил, отдал чашку обратно. Откинулся на подушку, хрипло задышал, изображая обречённую усталость.

Юрка присел на стул, смотрел на меня.

Он что, уходить не собирается?!

 Ты, наверное, иди,  прошептал я, закрыл глаза.  Мне подремать нужно, что-то прихватило.

Юрка молча поднялся, протянул холодную руку для прощания. Я ответил вялым пожатием.

 Не раскисай,  сказал Юрка, остановился в дверях.  Если чем помочь звони. Таблеток принести или ещё чего. У меня с медичками блаты ты меня знаешь.

 Спасибо. Пока есть,  шепнул я и отвернулся к стене.


Сволочь я! Не мужик чмонюга. Так поступить с лучшим другом! Однако Аня должна позвонить! Змея обещала.

Назад Дальше