Так со мной бывало, когда меня что: обманывали когда, как я видел, думали, что обман удался когда, главное, обо мне так решили и когда это друзья или эта родня
Теперь, в моём возрасте, мне стыдно за такой мой рефлекс
Мне, в конце концов, стыдно за мою внимательность, за мою, что ли, наблюдательность!..
Да, мне стыдно теперь, что я вообще-то всю жизнь глазел по сторонам.
А профессию-то мою пристальную куда девать?!
Не знаю, не знаю
Существо разумное может трясти и благородно, это от страха, от трепета: а именно перед самим собственно фактом его бытия.
Вот: лишь за сорок мне стыдно.
И если уж гнев бы, так только на себя: за свою в этом слепоту, ну, или забывчивость, или небрежность.
«Кризис»? «Всуе, всуе»!..
Я тогда чуть было не написал заявление: «по собственному желанию» лишь бы не получилось так, что за меня обо мне решили, решили!..
«Всуе, всуе» Вот пристало словечко!
Но я в те дни как бы разучился говорить.
Как бы научился наконец-то молчать.
Подтвердилось моё виденье!
Ведь я, уволенный-сокращённый, не чувствую себя оскорблённым?..
Нет. Не чувствую себя оскорблённым.
То-то и оно!
На улицу сделалось выходить стыдно или страшно точнее сказать странно!..
Улицу в самом центре города зачем-то раскопали и там целый метр: слои асфальта, песка, гравия ещё ниже булыжник и еще песок
Слои, слои Годов, веков!..
А все, кто мимо идёт, и в эту бездну даже не глянут, суть во сне, во сне! Живущие в пространстве явно ином плоском, куцем, убогом.
Я же, выходит, средь них, в их этом в двухмерном мире, разведчик!
В студентах слышал, и с кафедры, сказку-притчу про разведчика про «нашего»: он где-то «там», где у «них» всё «не так», попался на том, что, переходя улицу, посмотрел сначала влево
Я после увольнения признался, что и давно-то чувствую себя, в студентах ли, в юристах ли, в журналистах ли, живущим буквально на поверхности планеты.
Беру интервью и при этом ведь подмывает же меня натурально спросить самое разумное и действительное: изменяет ли мой собеседник жене?.. какое у него самое первое воспоминание в жизни?..
Обучаясь, после юристов, в журналисты, я, может, как раз именно эти-то факты и надеялся предавать огласке. Но вскоре убедился, что мои мысли вообще вне любого всякого двухмерного листа.
Что есть это самое, по мне, двухмерное пространство.
Вот видимый я и вот окружающий меня видимый мир, и всё, всё!
Больше нет кроме этого ничего!..
«Сокращённый» я нашёл себя по-настоящему наконец-то озабоченным о так называемом «ближнем»!
Странно или не странно.
И даже язык не поворачивался сказать о себе: «безработный».
И первое, свежее, новорождённое впечатление.
Кого ни встречу на улице, все несчастливые!
Им, всем и каждому, в детстве или хоть в школе, или хотя бы институте не сказали, что они на этом свете побывать!.. Что они, их души, до этого были уже на том свете и потом будут опять на том свете!..
Минувший, двадцатый, век был веком прежде всего недоговорённостей. А уж потом крови и атома, космоса и телевизора.
И все несчастливые.
Вот этот. У него есть семья, деньги, карьера но нет в душе чего-то лёгкого, отрадного и они ищет это в жизни.
А вот у этой нет ничего, даже и радости ни в настоящем, ни в будущем и она ищет её в прошедшем.
И счастья у них нет, нет.
Потому что оно, счастье, бывает не в жизни, а в душе. Ощущается подлинное не в каком-то отрезке времени а как одновременное на всю жизнь.
Жить в мире, где только только! и главное! семья и работа, общество и цивилизация времена года и эпохи возраста выборы или осадки жить, то есть, только в состоянии ощущения лишь видимого, буквально видимого вот я, а вот всё окружающее, и означает пребывать в двухмерном пространстве.
Потому-то я и не чувствую себя оскорблённым.
Я, который «я», не просто на этом свете, в этой жизни, в этом теле не просто в этом видимом мире.
Я в Мире.
В Мире, который состоит из «этого света» и «того света».
И просто я сейчас на «этом».
Я в Мире почему так понятнее мне самому себе говорить, который из видимого мира и невидимого мира
И я сейчас в видимом.
И значит значит, что «тот свет», «та жизнь» просто-напросто мною буквально не видимы.
Но они вокруг!
И я в них как в соку, как в течении, как в ветру.
Я в Жизни!
Биржа и пособие скука, унизительная скука.
В развязанном своём состоянии лишь бы устроиться куда попало на работу.
Даже как-то всё вокруг сделалось ново!..
И чуть я на эту тему знакомый мне советует: иди, как и он натурщиком в художественное училище!.. Он, дескать, просто сидит а ему платят. Он сидит себе его рисуют И чтоб ни ему, ни всем не скучно было, он говорит, говорит, говорит чего-нибудь
Я прямо содрогнулся. Только тут мне бросилось в глаза, что ведь он офицер в отставке и лет на десять меня старше
Как сие символично!
Я взял, умело-то, и конечно, баловства ради! любую газету, где есть та, вожделённая, рубрика Кем бы мог? Ну, чтобы что? попроще Да вот плотником! Даром, что ли, деревенский Звоню Голос: «Слушаю. Здравствуйте, Андрей Константинович!..» Я сразу отбой. Как у них там мой номер?.. Может, писал в газету когда-то о ком-то
Тогда мне ещё не ведома была эта формула: мир мал
И выходить на улицу стал уже с подлинным страхом.
Вокруг меня спящие!..
Лица прохожих выражение якобы знания и якобы понимания жизни. Тупое выражение сон понимания!
Пошёл, в поисках-то, в одну контору всё здание в лесах. Зашёл внутрь окна заклеены снаружи, полумрак Ремонтирующие во сне ремонта!.. Сотрудники все тут бывшие во сне доремонтном!.. Скоро будут во сне послеремонтном
Да и все-то вокруг во сне, во снах: «до-перестроечном». «пере-строечном», «пост-перестроечном».
Странно и жить среди странных!
Страшно даже, когда спящие твои близкие.
Страшно больно и подумать об этом
Но надо идти на боль.
Почему надо?..
Не знаю Вернее, знаю: значит, я такой что мне это надо.
И надо идти на боль!.. Не терпеть. Незнания. И на самую, значит, тайную свою боль. Чтоб, войдя в неё, как-то разрешить. Эту боль населить самим собою. Но и оставшись собою!
Если есть свет то потому, само собой, что есть и тьма.
И они вместе!
Плеснуть в ведро воды родниковой ложку чёрной туши и вся вода будет серой. Так сказать посредственной!..
И как же жить?!..
А надо сказать себе раз навсегда, что тушь в воде нерастворима.
То есть: надо сказать себе прямо, да, прямо: я чистый, да, я чистый!..
Если я, например, люблю женщину именно эту, то все другие женщины для меня частицы инородные. Да, хочу я или не хочу.
И так во всём бы в жизни.
И в главном.
От рождения все либо ангелы, либо бесы.
Опять же: кто не понимает этого тот во сне.
На дверях: «Кабинет реанимации».
Сердце где-то рядом со мной ощутимо стало
По живой?..
Слово это какое зыбкое
За дверью внутри впрочем присутствовало что-то впрочем как бы домашнее
По живой!..
Бросил куртку на пол.
Подумал подумать постучать ли?..
А уже стоял в какой-то комнатке тёмной, как тамбур и дальше звала дверь открытая звала электрическая яркая
Но из боковой двери вышел в белом халате кто-то. Молодой мужчина, коротко стриженый, аккуратно бритый совсем молодой, с глазами пытливыми студенческими.
Моя мать здесь.
У него одна рука была в кармане в белом.
Он спросил
Троицына.
Он, не моргая, сказал что-то про «одну минуту»
В оранжевом искусственном запахе.
Мама
Мамины глаза закрыты.
Мама была.
Была так, что она есть.
Слово и это зыбкое
Мама дышала.
Устало
Терпеливо
Нетерпеливо!..
Под носом трубочка прозрачная чужая приклеена пластырем чужим
До подмышек под простынёй.
Руки на простыне.
Тёплые, тёплые руки.
Тёплые щёки лоб тёплый
Такие, какие они и есть.
Ладони мои как на горячем и опасном и затаённом!..
Мама
Она хмыкнула вопросительно
Как когда её уж если мне чего-то очень-очень будишь.
Мама
Я над самым, близко, её теплом.
Она тут сказала.
Не губами, еле слышно, полуоткрытыми а, как всегда, самой настоящей собой.
Подыми мне глаза.
Я пальцами, указательным и большим, левой руки со стороны её лба отвёл к её бровям её веки
Пёстрые глаза в мелких оранжевых точечках были и были такие, какие они и есть.
Мама!..
А?..
Задумчиво привычно
Разумно!..
Зрачки тёмные оказывается они круглые оказывается они чёрные
Блестят ожидающе готовно