Проблема равночестности гуманитарных и естественных наук перед нашим сознанием разрешается (или усугубляется) следующими двумя обстоятельствами, которые можно воспринимать и как фундаментальные допущения, и как собственно фундаментальные:
Законы сознания столь же универсальны, как и естественные
Законы сознания суть законы совести.
В пользу фундаментальности этих двух принципов говорят:
сильный антропный принцип космогонии, согласно которому Вселенная устроена так, что человек присутствует в ней с необходимостью;
второй закон термодинамики есть одновременно и космический этический закон: и он, и нравственный императив Канта математически описываются одинаково.
Применительно к истории можно интерпретировать предложенную схему следующим образом: в потоке бытия мы видим событие как идеальный объект. Это событие есть онтология некогда (неважно когда) случившегося, но, осознанное как идеальный объект, оно позволяет нам войти в исторический процесс как в поток действительности, пребывая в котором, мы, найдя логику и масштаб (рамки) события, признаем это событие как историческое, то есть имеющее статус элемента, эпизода истории, уже не вихря времени и явлений, а некоторым образом законосообразного или объяснимого. Вооруженные историческим событием или историческими событиями в их целесообразной, логически и деятельностно оправданной последовательности, мы оказываемся теперь не просто стоящими перед потоком бытия: теперь наша позиция может быть описана как позиция лица, принимающего историческое решение действовать (или не действовать). К изначальной точке не изменяется ничего, кроме нас самих.
К проблеме идеального объекта мы еще вернемся, вынужденно, но с удовольствием.
Методы истории и история как метод
Понятие «метод» применимо только к той истории, которая мыслится как наука. История и возникла как некая наука, описывающая наполнение времени человеческими делами и судьбами. Описательный метод, присущий истории всю ее историю, начиная с зарождения, не уникален и не специфичен только для истории. Этот метод столь же характерен и для географии. И он же, описательный метод, ставит под сомнение научность обоих предметов, ведь описание требует, прежде всего, писательского мастерства, необязательного в других науках.
И, как и в географии, в истории, начиная с Плутарха, очень распространены и популярны сравнительные описания, которые гораздо богаче простых описаний: мы ищем в них связь времен и судеб, мы поражаемся схожестью сильно удаленных событий и характеров и предельной противоположностью происходящих одновременно и в одном и том же месте: так Аполинер, умирая, решил, что осмеян уличной толпой, а это немцы входили в Париж.
Вместе с тем версиальныйметод в истории, в отличие от географии, почти неупотребителен. Это Геродот мог писать о стране гипербореев, и что там незаходящее солнце и что вся земля белая: сам не выезжая никуда, он честно воспроизвел разные версии описаний северных земель. Один путешественник побывал на севере летом и был потрясен незаходящим солнцем, другой посетил эти же места зимой и был в восторге от чистоты снегов. В истории такое практически невозможно мы вынуждены становиться только на одну точку зрения. И даже в такой классической работе как Евангелия, мы, находя порой некоторые разночтения в событиях, описываемых четырьмя евангелистами, вынуждены признать отсутствие версий относительно главного содержания этих книг: учения Христа.
Когда историку нехватает «объективных данных» для его теории, он прибегает к историко-генетическим реконструкциям, восстанавливая не факты, но смыслы истории, ее событий и их последовательности. Порой эти реконструкции убедительней вскрытых позже фактов, как теория и логика убедительней всяких очевидностей.
Многие исторические труды характеризуются чрезвычайной и скрупулезной фактологической и хронологической работой: исторические диссертации, исторические романы и исторические фильмы самые длинные в мире. Факты и события, излагаемые в хронологическом порядке почти неизбежный инструментарий историка. Тут важно только, какой характер имеет хронология ленточный или линейный. Историю как процесс можно представить линейно как цепь битв и героев, как цепочку способов производства, как смены королей, династий или президентов, как «любая история всемирна» (Новалис), и потому имеет право на существование даже самая линейная, геометрически линейная история. Однако, если рассматривать историю как полипроцесс, неминуемо возникнет ленточная хронология. А. Вебер выделял в историческом полипроцессе три важнейших: непредсказуемый и некумулятивный процесс социальных преобразований и трансформаций; предсказуемый и кумулятивный процесс научно-технического прогресса; непредсказуемый, но кумулятивный процесс духовных озарений, открытий и пророчеств. При этом, согласно А. Веберу, последний процесс является ведущим, доминирующим. Трехслойность (как минимум) исторического процесса подразумевает относительную независимость каждого и событий в каждом из них.
Периодизации метод широко распространенный, но необязательный. В большинстве случаев берется одна из уже общепризнанных периодизаций (период дикости первобытно-общинный период период рабства феодализм капитализм новейшая история. Еще реже обсуждаются основания периодизации: К. Маркс, например, увидел в приведенной выше периодизации смену способов производства, но для этого ему понадобилось доказывать нечто совершенно невозможное, а именно: производство ведущий процесс исторического пути человечества. Никакой Сократ и Платон, никакой Данте и Пушкин, никакой Цезарь и Тимур не вписываются в историю смен способов производства, а, следовательно, в ней и не присутствуют. К стыду своему, мы вообще знаем мало героев производства марксисткая история практически безлюдна.
Вся современная история евроцентрична, поэтому основания периодизации следует искать в европейской истории: заселение ахейцами Пелопонесса, начало христианства, падение Рима, эпоха Великих географических открытий И как-то совершенно умалчиваются китайская и индийская история.
Основаниями периодизации могли бы быть, например «знамения времени»: вдруг с середины 18-го века всех охватил карточный азарт, вдруг в 30-е годы прошлого века весь мир наводнили фильмы наподобие «Веселых ребят». А в 60-е весь мир сошел с ума от мини-юбок. К сожалению, слишком мало было фиксаций «знамений времени» и слишком они кажутся порой несерьезными, чтобы строить по ним периодизацию истории, но теоретически такое возможно.
В настоящую пору мы переживаем бурное, почти паническое использование доктринального метода, когда вдруг понадобилось доказать себе и всем остальным, что клятые москали более тысячи лет угнетали великий малоросский народ, что Смоленск исконно белорусский город, а в Латвии до 1940 года не было ни одного русского. Целые страны и народы выдумывают себе доходящие порой до дикости невероятные истории своего существования, начавшегося задолго до окружающих стран, сразу после мезозоя.
С использованием доктринального метода написан «Капитал» К. Маркса. Любая доктрина, в конечном счете, есть редукция всего разнообразия исторического материала до узколобости навязчивой идеи, не имеющей обычно никакого отношения ни к истории, ни к науке.
Прямой методологической противоположностью доктринальному методу является концептуальный. Яркий пример школа анналов (Й. Хейзинга, А. Блок, Ф. Бродель и др.). Историческая школа анналов это, прежде всего, полифоническая школа, где та или иная модель («Хомо люденс» или «Человек играющий») наполняется историческим содержанием, а не редуцируется, где концепция лишена политического или идеологического, пропагандистского окраса и потому непредвзята, где, строго говоря, концепция не является ведущим организатором исторического материала, но сам материал формирует концепцию.
Наконец, можно отметить не самый почтенный, но зато самый распространенный метод метод фальсификаций. Хорошо описанный Дж. Оруэллом в «1984», этот метод был, фактически, единственным при написании всех редакций истории КПСС, включая новейшие издания под названием «История России». Универсальный метод фальсификаций «чего изволите?» позволяет перевирать и искажать историю на всем ее протяжении и в бесконечном разнообразии вариантов лжи.
Каждый историк вооружен если не всей обоймой методов и средств исторической науки, то многими или несколькими. Ведь даже «История КПСС» пользуется хронологиями пусть вымышленных, но все-таки фактов и событий.
История как метод познания и освоения мира противостоит теоретическому, модельному подходу к мировосприятию. История как метод это, прежде всего, бегство из настоящего. Это также способ проживания, неконструктивный, но приятный и заманчивый.
История и география
Географ воспитан в идеологии и мысли «Не пишу, чего не вижу, чего не вижу, не пишу». Географ, конечно, имеет право на интерпретацию, но только очевидного. Историк заранее и заведомо обречен писать только о том, что он не видит, где и когда никогда не был. Историк-очевидец называется репортером, хронистом, летописцем, кем угодно, но он не может числиться историком. В этом принципиальное различие двух старейших познавательных наук.
И все-таки они очень похожи и родственны! Наверно, никакая другая наука, кроме этих двух, не позволяет видеть окружающий нас мир в четком расслоении на реальность и действительность. Географам вообще свойственна презрительная рассеянность к действительности, они ее порой просто не замечают. Выйдет какой-нибудь Биогеограф на некошеный июньский суходол с любимой девушкой, у которой от этих ароматов разнотравья слезы умиления и сенной лихорадки: «Посмотри, милая, какой классический биогеоценоз, какая показательная фация, прямо из учебника покойного Адольфа Петровича Солнцева! Тут, если хорошенько копнуть, непременно должны быть глеевые почвы, на худой конец, сильно оглеенные». Так и историк, наблюдая депутатские дебаты, практически не замечает разницу в политических позициях, но то балаганных скоморохов вспомнит, то comediadelArte, то возникновение в античной Греции «песни козлов», трагедии.