Тем более, начитанному Машкову, чуть выпьет, только бы поразглагольствовать об этом самом об искусстве.
Подрабатывал он, Верин, в пожарке сильный и дисциплинированный в простом расчёте при тревоге.
С самим, однако, начальником этой пожарной части, старшим лейтенантом, делился своей прошлой службой в столице в элитарных войсках.
Слово за слово. И выяснилось кое-что, прямо сказать, из ряда вон
Вот эта сотрудница «пожарки» невидимая, неслышимая, сидящая безвылазно в своём кабинете на каких-то документах
А у неё брат, родной её брат там, в Москве, в аппарате, трудно даже сформулировать должность, самого министерства!
Что как раз по профилю его, Верина, будущей профессии.
Забрезжило опять и уже не где-то и не как-то
Только, само собой, никому на свете об этом ни слова!
И женился.
Так устроена жизнь. Стержень её, жизни, её остов.
Ведь жениться всё равно надо
Так устроена правда.
То есть, раз уж жениться, то
Учиться вдруг стал он, на третьем более-менее свободном курсе, особенно усердно, чем вызывал у однокашников простодушные насмешки.
В рестораны, между тем, уже сам инициировал походы. И на пару чтобы «снять» с тем приятелем, кто поактивнее
Не упускать же взять, что можно взять!
На пятом курсе он уж с таким же ехидством, с каким в его адрес обращался Машков на первом курсе, напоминал этому самому Машкову его давнишние заповеди:
Не рвусь я грудью в капитаны и не ползу в асессора!
Тот подрабатывал теперь каким-то помощником декоратора в местном театре
После университета стало всё как никогда определённо: а именно поступательно.
Всё в смысле: в жизни.
Распределились кто куда.
Он, Верин, в милицию следователем. Сначала в райотделе, здесь же, в областном центре. Ведь тут теперь у него семья: жена и дочка.
Друзья-однокурсники на разные, тоже юридические, специальности.
С расчётом на что-то?.. А кто знает Что у кого на уме Никто ничего друг о друге, по правде, в точности никогда не знает
И не узнает.
Вот он, Верин.
Звание за званием, стал работать уже в областном следственном отделе.
Только бы на должности не на руководящей: чтоб нервы себе не трепать и не наживать себе на шею чужих просчётов.
И в партию не вступал не отдавать же просто так деньги: на те взносы живут люди, которые умеют жить вообще недосягаемо.
Потом и Москва.
Хотя семья, жена с дочерью, уже студенткой-историком, оставались в областном центре: дешевле и спокойнее.
А у него в столице для порядка и для здоровья имеется «постоянная».
Затем.
Дочь окончила вуз, но не выходила замуж не за кого.
Жена вышла на пенсию и была на заслуженном отдыхе.
Затем.
В Москве он, Верин, знал только тех, кто его знал.
И его, Верина, знали только те, кого он, Верин, знал.
Служил.
Работал.
Должность за должностью.
И всё, как и должно быть!
Дослужился.
Получил генерала.
Получил большую звезду
И дочь вышла замуж, в смысле за рубеж.
Затем.
Затем
Да какое теперь там: затем
Пенсия! Как сравнишь с другими служаками областными так губы сами туго сжимаются
Только как всегда ни-ни!
Он вышел в отставку.
Купил ружьё.
Охота ведь под стать всему опыту жизненному: всё даром кого подстрелил, то и твоё.
Тем более, по лесам и среди полей есть деревни совершенно пустые в этих деревнях дома совершенно заброшенные в тех домах, где-нибудь на чердаках, среди всякого хлама иконы, самовары самые настоящие!..
И всё он один. Кого бояться бывшему боксёру, да и с ружьём.
Один
Номер мобильника разве кое-кто из бывших здешних коллег знает.
А если кому-то приспичит из одноклассников так на то есть дома стационарный телефон и жена возле него.
По некоторым проблемам и сам он, Верин, случается, кому-то позванивает
Как оказалось, в жизни, вообще-то говоря, две заботы продукты питания и собственное здоровье.
Только это, хочешь не хочешь, теперь и брезжит
Он, Верин, в одной деревне, по совету старого университетского товарища Пичугина, у тамошнего соседа Пичугина покупает поросёнка. Тот сосед разводит на продажу.
Сначала приедет посмотрит, выберет, так сказать, примет
Поросёнок не отравленный: не какой-нибудь «гэмэо».
Теперь он с Пичугиным из всех сокурсников-однокашников только и общается.
Только с ним теперь он в какой-нибудь кафешке выпивает.
Друг друга они Пётр! Михаил!
Вспоминают студенческие годы Обсуждают судьбы однокашников
С ним, с Вериным, всё ясно: все знают генерал и генерал.
А тот, Пичугин, уже лежал в больнице с сердцем из-за домашних, конечно, скандалов
Ради смеха вспомнить хоть Машкова: как он, ещё студентом, в том своём театре однажды, спьяну заблудившись, вылез во время спектакля на сцену
Похохотать-то от души нельзя: вредно.
Год, что ли, за годом.
Верин он, Верин, стал вдруг чувствовать в себе какое-то спокойное беспокойство
Странно, честное слово, устроено это самое, как говорится, общежитие!
Пять лет выстоял он в пивнушках с однокашниками, курильщиками и пьяницами, молчаливо-стойко присутствуя при их полупьяном бреде: критике всех напропалую властей и эрудиции со всевозможными цитатами, но, с другой стороны, как же было совсем без каких-никаких друзей
Когда-то, работая следователем и сажая каждый день в тюрьму, не боялся ходить в общественную баню (не упускать же взять, что можно взять и со своим, конечно, веником) а ныне, когда достигнуто всё, ради чего это всё, став генералом разве мыслимо хотя бы выйти в парадном мундире на улицу!..
Служил в армии в войсках строгих, связанных с «органами», защищая с оружием в руках социализм, и потом тайно болел мечтой об этих «органах», которые особо строги к врагам социализма, а дочка оказалась именно в той стране, чтобы тех врагов размножать!..
Не брал в рот ни на миг табак, занимался спортом и режимом а теперь знаком со всеми врачами в своей родной специализированной больнице
Всю жизнь оберегал и питал своё тело а теперь оно, тело как бы не послушно ему словно оно, тело, само наметило для себя какой-то план и путь
Какой?!
Известно какой
На похоронах Пичугина встретил Машкова!
Сергея, да, Сергея
Тот, уж тоже пенсионер, опять работает кем-то в своём театре
Верин в некотором даже смущении бодрясь и поглаживая одной ладонью голову и другой ладонью живот спросил у него про здоровье:
Сколько у тебя давление?
Какое ещё давление!
Машков, оказалось, ни разу в жизни не был даже на больничном
В городе невыносимо ходить по улицам. Всё и все вокруг понятно и понятны.
Все деревни глухие в окрестных, более-менее безопасных, областях облазаны
Карьера по причине возраста и ресурса связей вся исчерпана
Но нет, получилось и получается, полного покоя!
Смысл он ведь смысл.
И теперь.
Что же и как взять чтоб можно было взять.
Ещё.
И лучше б ещё и после ещё.
Куда девать нажитую привычку и цель?
Чтоб главное, самое главное знать о себе самом, что ты не в дураках и даже не в простаках
И вот.
После долгих ночей и одиноких лесов странная догадка!
Взять ещё чтоб не быть и не остаться навек в простаках можно только в самом себе.
Ну что ж.
И это неплохо.
Даже хорошо. Ты сам перед собой как никто доступен.
Но ведь ты хочешь не хочешь, надо признать такой же, как все!
В чём же догадка?..
Тем более в любую минуту, не завтра, так через год, ты можешь, как вон сплошь и рядом, умереть, помереть
А в том и догадка. Не зря она такая неожиданная.
Даже прямо-таки открытие!
Ведь если он, Верин, умрёт с ним случится, с ним произойдёт нечто необычное, необыкновенное.
Да кожа, мясо, кишки и всё прочее да, сгниют
Но!
Вот это и есть находка
Жутко-сладко её даже самому себе мысленно промолвить
Скелет скелет его не сгниёт!
Вон по телевизору: там и тут раскопки
Всё от тела и одежда на теле, и сам гроб всё сгниёт, а скелет его, Верина, останется цел.
Цел как-то так что цел, да и всё.
Навсегда не навсегда это лишь пустые красивые слова
И что потом будет там, вверху, то есть здесь, где он пока, тоже: какая нафиг разница
Главное, главное: что бы и кто бы, и как бы а его скелет цел-целёхонек!
Ярославль. 6 и 7 октября 2021
Хромосомы
Часть первая
Женщина
Сначала поправь матрац на диване. Мне одной, я пробовала, тяжело.
Велела она ему руки мыть на кухне, так как, мол, в ванной замочено бельё.
Передумала же она сразу и велела ему мыть руки всё-таки в ванной: с бельём, дескать, ничего не случится, а на кухне нет чистого полотенца.