Восстание Боттичелли. Книга стихов - Елена Сомова 4 стр.

Мы шли наощупь, открывая сны
За дверью дверь, за поцелуем тайна,
За лепестками  солнечные псы
Теплом хватали и вели на крайний
Прибрежный плот. Оккультная игра
Кружила волны и волчки, стараясь
Приблизить остров, где слепая завязь
Готовила бутон из горных вод.

Окукленная искра доброты
В мир покаяний и борьбы рождалась
И восставала искрами цветка.
В Галактике и звезды и цветы
Несут богам. Нам попадает малость,
И жаль, когда на краешек лотка.

На тонкий лист собрать энергию лучей
Последнего тепла и призрачной надежды.
Я знаю, без любви весь мир уже ничей, 
Мир варваров и шлюх,  им не прикрыть одеждой

Свирепый нрав: горчат клыки, свербят глаза
И когти чешутся, кого еще бы свергнуть.
Разделит нас сквозная светополоса 
Сквозь мглу просвет,  его-то не избегнуть.

Лишь бы заметить и идти на луч,
Лететь пушинкой под раскрытой дверью,
Увидеть, как твой дух теперь могуч,
Пройдя страданья, боль и суеверья.

Твой ребёнок слышит
Твой ребёнок  чудо.
Ветер ветвь колышет,
Как из-под винта
Вылетают мысли 
Пули абсолюта,
Те, что горло стиснув,
Слезы льют века.

Мальчик слышит море,
Мальчик слышит небо,
Небо тайну слышит  гулкий амулет
Тоненькой ракушки
Не из ширпотреба 
Из сердечной боли,
Где насквозь рассвет
Проявил реальность,
Обнажая срубы,
И ваяет жизни 
В гибель не смотри
И несут удачу белые голубы 
Чайки нараспашку 
На костёр зари.

Всё лилась и лилась родниковой воды говорня,
Пело сердце и птицы,
И щебеты ввысь, как подарки,
Вмиг сносили печальные замки и арки
Под малиновый звон, откровения соловья.

Эта синяя песня по капелькам влаги лилась
И вплетала в лучи колоски и цветы, и мгновенья
Растворения в летнем блаженстве и тленье.
И не знала душа, что заплатит за высь пустотой,

Пролетела сквозь жизнь
И уселась воронки считать:
Прогоревшие судьбы с отверстыми окнами вровень
С вымытым зреньем, понявшим, где выломлен корень,
Так, что крона опала и вымерзла белая стать.

Мы собирали с крыши спелых груш дары,
Приехав из отравленной дыры,
Мы персиками завтракали бодро,
Заполнив ими все кастрюли, ведра
И чайники. Шелковицу трясли
На простынь, постелив вокруг ствола
На землю украинскую. Росли
Две дочки. Море было, как стрела 
Летело, паруса неся к горам!
Дивились мы магическим дарам
Небес  колокола звонили  храм
Был за горами  и туда стремились птицы
Святым и Богу истово молиться
За нашу жизнь, неся на крыльях лица
Святых,
нас озаряли светом их.

В июле по ночам морские светлячки
Созвездиями в море вызревали.
И дуримары, бравшие сачки
на Море,
их ловили. В сеновале
Пищали самки разноцветные, как снег
Под фонарями перед Новым годом.
Мне Родина манила теплоходом,
А память мне машинный дух помех
Несла, сигналы светофоров.
Шепотун
Цепями для рабов усердно звякал,
А мы креветок набирали в шляпы
И видели, как добр морской колдун.

Я в эту жизнь обратно не приду.
Сменилось время, люди те ушли,
Что встретили застольем и речами,
Война перелопатила закон.
Полками птиц и облаков сошли
С дистанции поэты, и ночами
Все девять Муз  как было испокон.

Голодным до эмоций сердцем зрю
Холсты подвижников на переправе
В другие сны о жизни, берега.
Наивно молодежных судей злю
Осведомленностью: закон попрали,

Смысл ищут в суммах. Я их берегла,
Но как секрет, что жжется, словно снег
На пламени ладонном, берега
В пространстве так, без швов, соединяя
Своим присутствием и здесь, навек
Простую жизни линию продляя

Спасибо за страдания любви,
Мой опыт драгоценен, как копыто,
оставившее форму для питья,
Нам не гадать на стынущей крови.
И пусть я как любимая забыта, 
не ходит под ногами полынья 
живу. Я  кубик льда, тобой забытый
Там, за седьмым, за шейным позвонком.
Любви страданья нынче под замком.

В краплаке осени кочующая грязь
Геройски держится на расстояньи,
А тучи в сетке и слюде сиянья 
Букет авангардиста, в нём продлясь,

Ликует золотой солнцеворот.
Спасают голуби: танцуют  клювом в клюв.
А пища  не на днищах сковород, 
Огнем живу, огонь люблю и длю.

Посланник лета бабьего,  короче
Свиданий с жаркой патокой любви.
К чему, оставленной, такие ночи 
Длиннее летних,  в них звенят огни.

Кленовую перчатку подбери,
Как золото под черною корой,
Как вызов самого огня любви 
Не для афиши и игры, пари,
А лишь для сердца и души. Настрой
На ветках скрипку жизни. Клен  скрипач,
Береза  пианистка, ветер  альт.
Решит оркестр любую из задач
И озарит чернейшую из смальт
В оттенки радуги. Товарищ мой,
Друг сердца и души,
Кронштадский плач
Ветров осенних пережду с тобой.

Лимонно-мармеладных листьев свет
На счастье так божественно похож.
Танцуют голуби,  оживший парапет 
Площадка старта против подлых рож.
Клен летом цвел, но под пилу попал.
Зияет смерти бешеный прогал.
Молчанье. Пустота. Закрыта дверь.
Стой, человек. Замри, несчастный зверь.
А что любовь? А больше нет ее.
Лишь золото, осеннее белье,
Мотается и пляшет на ветру.
Себя я обману: нет, не умру.
Я буду жить. Я  лист под башмаком.

Любви страданья нынче под замком.

Себя терять в тоскливой этой тьме
Недопустимо. Сонные обмылки
нелепых дней
считать,
как горсть углей,
И сильных мира дерзкие ухмылки
Как жатву собирать
О, снеговей, нашлешь своих заботливых гусей 
Укроют землю расторопным пухом,
И ночь забудет злые вспышки дня.
Непойманный мотив ищу я слухом,
И воскресает вдруг любовь моя.

В ней жизни нет, она обречена,
Поскольку из предательства восстала
Коса, удобства ищущая  смерть.
Я вижу день, который был кресалом
Для чувств, подняв до эмпирея твердь.

Я не предательница, но искала смысл
В любви и верности, снижая до похлебки
Забот о счастье тон,  без глупых числ.
А вышел крен по мачте корабля
судьбы,
энергоемкий
расход впустую.
Солью слез кропя
Листы тетрадные, познав, где скрытый риф,
Веду корабль в изведанные дали
По звездам. Ценностный ориентир
Теперь один, он  святость. Мир назвали
Мечтой фанатиков. Где замок Иф 
Там только смерть.
Беги,
среди развалин
Оазисов не строй на свой мотив, 
Руины не воскреснут. От вранья
Тюльпаны не растут  в золе и прахе,
В кострищах кабачки не зацветут.
Где слез моих ходила полынья,
Кружили хороводом зодиаки 
Там стрелы смерти отправленья ждут.

Не дегустируй нравственных отрав.
Как можно применять к себе лихое
И бренное, сверять часы могил!
Ликуй, кровавым опытом не став
Там, где рвалась мечта в объятьях боли 
Беги, живи. Предатель  кто прогнил.

 К чему теперь убогие попытки,
Когда сгорела моя роза страсти,
И приближенье твоё стало пыткой,
И в горстке пепла  мелкие напасти,
Такие как тебя простить навеки,
Хоть раньше мы клялись в любви беспечно,
Ещё не зная, как тосклива вечность.
Грозящая взорвать сердца и веки.
Ты не сгорел  усох и воплотился.
И стол, как плаха в греческом спектакле,
Мумифицировано чувство в пакле,
И ржёт паяц, как твой обман  напился
из розы  сока,
пресыщая эго.
Смех  это фестиваль бравады сленга, 
Попытки закрутить вновь проводочки 
После обрыва два конца  не точка, 
Не просто точка  противоположность
Двух полюсов. Родиться невозможно
Повторно,  только с пряничным набором
Для загнивающего мухомора.

 Прости, прости, я заблудился в небе.
Вдохнул звезду, ища себе ответа.
Ответила мне боль. Её свирепей
Не знаю. Холодней не видел склепа.
Ты созерцаешь меня, как созвездие,
Но я весь  боль разорванного чуда.
За нарушенье клятвы нам возмездие:
Нас нет, есть ты и я  две сферы абсолюта.
Не попадают лабиринты взглядов
В одну спираль. И больше нет ответа
И маяков. Я заблудился в этом
Непониманье, где моя Наяда
И волшебство. Где нить из лабиринта 
Любовь, которую не отрицали,
Но ждали, как билетов на вокзале 
Забрать у тех, кто не поедет.
Принтер
Не виноват, что распечатал.
Свитер
Не согревает без любви медведя.
Да я любил, но очень косолапо,
Желая червоточины загадок,
Сжигая вкусом вкус. Да, я был падок
На поиск, выбирая гравицапу
Вместо дивана. Я наказан вдоволь.
Прости за то, что я побеспокоил.

В венки вплетала вены, всю любовь
И луговое пенье новых слов,
И бой часов с высокой башни мира,
И сердца бой, но вдруг войны секиру
Над головами жадность пронесла
И наземь бросила огромных два весла,
Что лодочку семьи вели по речке.

Там плакали родные человечки,
И боль текла в открытый океан,
В лагуну праздных,  посмотреть  вне ран
Возможно ли существованье.

Но нет: не галерейный экспонат
Порушенная жизнь людей,  стократ
Сильней не визуальные пределы,
А сам очаг, источник боли, страх
И смерти ужас, что пугает птах.
И это пусть узнают новоделы.

То дал Господь мне в 21 веке
Узнать, чем плачет утомленный человек,
Раскинув карту мира, в мокрый снег
Вжимая боль нелепого калеки.

Как через вентиляционный винт
Рыдает боль сама в нагрудник человеку
И отрубает щупальца судьбы
Еще за полминуты до беды,

Накликанной в шершавый лабиринт
Пути земного, выжженное млеко
Глотая, углем Родины кормясь
В стекло иконы жаром слез биясь

Прозрачный зов воздушных покрывал,
В сетях ветвей запутанных младенцем,
Кричащим в мир моим открытым сердцем,
В котором вихрь листвы еще играл.

В траве сырой слез пережитых храм 
На рану дует ветряным забралом,
И Муза детства на рябине алым
Кафе для птиц  и парусом в коралл
Уходит, проводя корабль меж скал.

Все это взгляд осенний ходит здесь,
Переживая времена и вехи.
Как паруса, заходят человеки
В пределы взгляда  гавани,  развесь
Их по ветвям: метаморфозы птиц
Склевали алый парус их рябины
На воздухе октябрьском. Половины
Людей вторую часть свою нашли.
Доплыли корабли, куда ушли.

И скоро снег. Негромкая трава
Цепляет за подошвы льдом звонливым,
И мать  имачехи хрустальна голова
В последнем одуванчике, хранимом
Царицей трав и листьев. Осень рвёт
Всё, кроме уз любви обетованной,
Когда в ладони оседает манна
Небесная, и разбавляет йод,
Зелёнку листьев и лимонный сок
Из шёпота октябрьской берёзки,
И облаков весомые повозки
Везут подарки деду  будут в срок,

И станет новогодняя возня
По сердцу милой и желанной сказкой,
И ёлочка на ледяных салазках
Закроет крепко листовой сквозняк
Японскими гравюрами ветвей.
Обманутых надежд не будет больше.
И сердца мой дарящий соловей
Обрёл свою берёзовую рощу.

Не слушай осень, не вбирай её ветров
Ни зрением, ни слухом.
Ложь остуды в её симфониях. И перегуды
Иерихонских труб у края слов.
Рожденье слова замерло. Закрой
окно, не принимай остуды в сердце 
пусть капли слов прорвутся на стекло 
в них соль от звезд
и от земли  пуд перца.

Огнем переперчило листьев свет,
Слова умрут, и чувствам не воскреснуть.
Колючих веток памятный кастет
их выразит, где акварели тесно.
Дождям не смыть всех красок со стекла.
Орнаменты листвы живее гласных.
Побуквенные знаменья прекрасны, 
Из сердца боль с дождями утекла,
Остался звук. Развеивая мрак,
В мелодию слагаемые ноты
За листьями летят за повороты,
И на асфальт ложится неба лак
В сквозные лужи, бусины стекла.
Хрусталь вернется с зимней перекличкой
На елках льдинок. Убери кавычки 
Всё настоящее: холодная игла
сковала льдом мозаик черепиц
неумолимо яркое сиянье.
Есть в радуги спектральном возлиянье
Неведомая сила без границ.

Спасибо за страдания любви,
Мой опыт драгоценен, как копыто,
оставившее форму для питья,
Нам не гадать на стынущей крови.
И пусть я как любимая забыта, 
не ходит под ногами полынья 
живу. Я  кубик льда, тобой забытый
Там, за седьмым, за шейным позвонком.
Любви страданья нынче под замком.

В краплаке осени кочующая грязь
Геройски держится на расстояньи,
А тучи в сетке и слюде сиянья 
Букет авангардиста, в нём продлясь,

Ликует золотой солнцеворот.
Спасают голуби: танцуют  клювом в клюв.
А пища  не на днищах сковород, 
Огнем живу, огонь люблю и длю.

Посланник лета бабьего,  короче
Свиданий с жаркой патокой любви.
К чему, оставленной, такие ночи 
Длиннее летних,  в них звенят огни.

Кленовую перчатку подбери,
Как золото под черною корой,
Как вызов самого огня любви 
Не для афиши и игры, пари,
А лишь для сердца и души. Настрой
На ветках скрипку жизни. Клен  скрипач,
Береза  пианистка, ветер  альт.
Решит оркестр любую из задач
И озарит чернейшую из смальт
В оттенки радуги. Товарищ мой,
Друг сердца и души,
Кронштадский плач
Ветров осенних пережду с тобой.

Лимонно-мармеладных листьев свет
На счастье так божественно похож.
Танцуют голуби,  оживший парапет 
Площадка старта против подлых рож.
Клен летом цвел, но под пилу попал.
Зияет смерти бешеный прогал.
Молчанье. Пустота. Закрыта дверь.
Стой, человек. Замри, несчастный зверь.
А что любовь? А больше нет ее.
Лишь золото, осеннее белье,
Мотается и пляшет на ветру.
Себя я обману: нет, не умру.
Я буду жить. Я  лист под башмаком.

Любви страданья нынче под замком.

Себя терять в тоскливой этой тьме
Недопустимо. Сонные обмылки
нелепых дней
считать,
как горсть углей,
И сильных мира дерзкие ухмылки
Как жатву собирать
О, снеговей, нашлешь своих заботливых гусей 
Укроют землю расторопным пухом,
И ночь забудет злые вспышки дня.
Непойманный мотив ищу я слухом,
И воскресает вдруг любовь моя.

В ней жизни нет, она обречена,
Поскольку из предательства восстала
Коса, удобства ищущая  смерть.
Я вижу день, который был кресалом
Для чувств, подняв до эмпирея твердь.

Я не предательница, но искала смысл
В любви и верности, снижая до похлебки
Забот о счастье тон,  без глупых числ.
А вышел крен по мачте корабля
судьбы,
энергоемкий
расход впустую.
Солью слез кропя
Листы тетрадные, познав, где скрытый риф,
Веду корабль в изведанные дали
По звездам. Ценностный ориентир
Теперь один, он  святость. Мир назвали
Мечтой фанатиков. Где замок Иф 
Там только смерть.
Беги,
среди развалин
Оазисов не строй на свой мотив, 
Руины не воскреснут. От вранья
Тюльпаны не растут  в золе и прахе,
В кострищах кабачки не зацветут.
Где слез моих ходила полынья,
Кружили хороводом зодиаки 
Там стрелы смерти отправленья ждут.

Не дегустируй нравственных отрав.
Как можно применять к себе лихое
И бренное, сверять часы могил!
Ликуй, кровавым опытом не став
Там, где рвалась мечта в объятьях боли 
Беги, живи. Предатель  кто прогнил.

 К чему теперь убогие попытки,
Когда сгорела моя роза страсти,
И приближенье твоё стало пыткой,
И в горстке пепла  мелкие напасти,
Такие как тебя простить навеки,
Хоть раньше мы клялись в любви беспечно,
Ещё не зная, как тосклива вечность.
Грозящая взорвать сердца и веки.
Ты не сгорел  усох и воплотился.
И стол, как плаха в греческом спектакле,
Мумифицировано чувство в пакле,
И ржёт паяц, как твой обман  напился
из розы  сока,
пресыщая эго.
Смех  это фестиваль бравады сленга, 
Попытки закрутить вновь проводочки 
После обрыва два конца  не точка, 
Не просто точка  противоположность
Двух полюсов. Родиться невозможно
Повторно,  только с пряничным набором
Для загнивающего мухомора.

 Прости, прости, я заблудился в небе.
Вдохнул звезду, ища себе ответа.
Ответила мне боль. Её свирепей
Не знаю. Холодней не видел склепа.
Ты созерцаешь меня, как созвездие,
Но я весь  боль разорванного чуда.
За нарушенье клятвы нам возмездие:
Нас нет, есть ты и я  две сферы абсолюта.
Не попадают лабиринты взглядов
В одну спираль. И больше нет ответа
И маяков. Я заблудился в этом
Непониманье, где моя Наяда
И волшебство. Где нить из лабиринта 
Любовь, которую не отрицали,
Но ждали, как билетов на вокзале 
Забрать у тех, кто не поедет.
Принтер
Не виноват, что распечатал.
Свитер
Не согревает без любви медведя.
Да я любил, но очень косолапо,
Желая червоточины загадок,
Сжигая вкусом вкус. Да, я был падок
На поиск, выбирая гравицапу
Вместо дивана. Я наказан вдоволь.
Прости за то, что я побеспокоил.

В венки вплетала вены, всю любовь
И луговое пенье новых слов,
И бой часов с высокой башни мира,
И сердца бой, но вдруг войны секиру
Над головами жадность пронесла
И наземь бросила огромных два весла,
Что лодочку семьи вели по речке.

Там плакали родные человечки,
И боль текла в открытый океан,
В лагуну праздных,  посмотреть  вне ран
Возможно ли существованье.

Но нет: не галерейный экспонат
Порушенная жизнь людей,  стократ
Сильней не визуальные пределы,
А сам очаг, источник боли, страх
И смерти ужас, что пугает птах.
И это пусть узнают новоделы.

То дал Господь мне в 21 веке
Узнать, чем плачет утомленный человек,
Раскинув карту мира, в мокрый снег
Вжимая боль нелепого калеки.

Как через вентиляционный винт
Рыдает боль сама в нагрудник человеку
И отрубает щупальца судьбы
Еще за полминуты до беды,

Накликанной в шершавый лабиринт
Пути земного, выжженное млеко
Глотая, углем Родины кормясь
В стекло иконы жаром слез биясь

Прозрачный зов воздушных покрывал,
В сетях ветвей запутанных младенцем,
Кричащим в мир моим открытым сердцем,
В котором вихрь листвы еще играл.

В траве сырой слез пережитых храм 
На рану дует ветряным забралом,
И Муза детства на рябине алым
Кафе для птиц  и парусом в коралл
Уходит, проводя корабль меж скал.

Все это взгляд осенний ходит здесь,
Переживая времена и вехи.
Как паруса, заходят человеки
В пределы взгляда  гавани,  развесь
Их по ветвям: метаморфозы птиц
Склевали алый парус их рябины
На воздухе октябрьском. Половины
Людей вторую часть свою нашли.
Доплыли корабли, куда ушли.

И скоро снег. Негромкая трава
Цепляет за подошвы льдом звонливым,
И мать  имачехи хрустальна голова
В последнем одуванчике, хранимом
Царицей трав и листьев. Осень рвёт
Всё, кроме уз любви обетованной,
Когда в ладони оседает манна
Небесная, и разбавляет йод,
Зелёнку листьев и лимонный сок
Из шёпота октябрьской берёзки,
И облаков весомые повозки
Везут подарки деду  будут в срок,

И станет новогодняя возня
По сердцу милой и желанной сказкой,
И ёлочка на ледяных салазках
Закроет крепко листовой сквозняк
Японскими гравюрами ветвей.
Обманутых надежд не будет больше.
И сердца мой дарящий соловей
Обрёл свою берёзовую рощу.

Не слушай осень, не вбирай её ветров
Ни зрением, ни слухом.
Ложь остуды в её симфониях. И перегуды
Иерихонских труб у края слов.
Рожденье слова замерло. Закрой
окно, не принимай остуды в сердце 
пусть капли слов прорвутся на стекло 
в них соль от звезд
и от земли  пуд перца.

Огнем переперчило листьев свет,
Слова умрут, и чувствам не воскреснуть.
Колючих веток памятный кастет
их выразит, где акварели тесно.
Дождям не смыть всех красок со стекла.
Орнаменты листвы живее гласных.
Побуквенные знаменья прекрасны, 
Из сердца боль с дождями утекла,
Остался звук. Развеивая мрак,
В мелодию слагаемые ноты
За листьями летят за повороты,
И на асфальт ложится неба лак
В сквозные лужи, бусины стекла.
Хрусталь вернется с зимней перекличкой
На елках льдинок. Убери кавычки 
Всё настоящее: холодная игла
сковала льдом мозаик черепиц
неумолимо яркое сиянье.
Есть в радуги спектральном возлиянье
Неведомая сила без границ.