Уингали поднял на него взгляд; оперенный гребень покачнулся, будто от неосязаемого сквозняка.
Прошу нас простить, но это должно остаться секретом паккош. Теперь, когда весь Хаос знает о нашем существовании и о нашей уязвимости, подобный прием может пригодиться нам и в другой раз.
Понимаю, сказал Траун. Впрочем, я не думаю, что молва о Рапакке разошлась так широко, как вам представляется. Выжившие никардуны разрознены, а беженцы, которых вы приютили, вряд ли будут представлять для вас угрозу.
Опасность может принять какую угодно форму, возразил Уингали, снова тряхнув гребнем. Настал момент признаться, что вас пригласили сюда не только для того, чтобы выразить благодарность от народа паккош. С беженцами возникли проблемы, и мы надеемся на вашу помощь.
Он посмотрел на Талиас:
Или на вашу.
Она встрепенулась, метнув взгляд на Трауна:
Мою?
Верно, подтвердил Уингали. Судя по всему, у беженцев матриархальное общество, и всем заправляет женщина, которую называют магис. Есть мнение, что она охотнее выслушает ваши советы и точку зрения, чем наши.
Почему же вы не прибегли к помощи женщин из вашего народа? спросил Траун.
Все не так просто, помедлив, признал пакк. В последнее время случилось несколько происшествий, которые подорвали отношения между магис и паккош. Иногда мне даже кажется, что мы никогда не вернем их доверие.
Что за происшествия? вставил Самакро.
Недопонимание, пояснил Уингали. Культурные противоречия. Обстоятельства, которые мы не можем в подробностях вам раскрыть.
Он снова повернулся к Талиас:
Но когда я рассказал им об инородцах, которые изъявили желание сохранить наше искусство и которым я доверил высоко чтимое кольцо малого клана, магис была явно заинтригована. Я надеюсь, что это любопытство сподвигнет ее поговорить с вами.
Даже не знаю. Талиас снова растерянно оглянулась на Трауна. Я не дипломат и не политик. И речь идет о другом биологическом виде. Ума не приложу, о чем с ними говорить. Она снова воззрилась на капитана. А можно ли мне вообще вести с ними беседы?
У вас неплохое чутье в этих вопросах, приободрил он ее.
«И опыт нескольких месяцев работы с десятилетним ребенком», мысленно добавил Самакро. Дети в этом возрасте будут почище инородцев, свалившихся тебе на голову из Хаоса.
Разумеется, вслух он этого произнести не мог, даже если бы переключился с таарджи на чеунх: не позволяло присутствие чужака. Однако ей и самой, скорее всего, приходили в голову такие же мысли.
Или не приходили. Талиас все еще страдальчески морщила лицо в раздумьях.
Не знаю, повторила она. Каких советов от меня ждут?
Как я и сказал, беженцы прибыли на Рапакк по указке магис. Многие хотят вернуться домой, но она единственная, кто может принять окончательное решение. К тому же координаты родной планеты есть только у нее.
А она не хочет вернуться? спросила Талиас.
Она не хочет никуда лететь, ответил Уингали. И оставаться тоже не хочет. Он немного помолчал. Она ищет смерти.
Талиас округлила глаза:
Ищет смерти?
Да, подтвердил пакк. Расстаться с последней надеждой и умереть.
А она может передать кому-то титул магис? ввернул Траун.
Постойте. Талиас хмуро повернулась к капитану. Не хотите ли вы сказать, что мы просто махнем на нее рукой?
Раз она собралась умереть, значит, титул для нее больше ничего не значит, отрезал тот. Раз так, она должна понимать, что обязана назначить преемника. Учитывая информацию, что некоторые из них хотят вернуться домой, им ничего не остается, как дать ей умереть и избрать нового правителя.
Нет, они должны ее переубедить, не унималась Талиас.
По-моему, именно это Уингали и предлагает вам сделать, заметил Траун.
Потрясающе, вздохнула воспитательница. Значит, от меня ждут не только совета. Я должна уберечь чью-то жизнь.
На самом деле все еще сложнее, сказал Уингали. Она ищет смерти не только для себя, но и для всех своих сородичей.
Что? выпалила Талиас, уставившись на пакка. Всех до единого?
А как на это смотрят они сами? поинтересовался Траун.
Как я и сказал, многие хотят жить и вернуться домой. Но повиновение правительнице является для них непреложным долгом. Они дали понять, что, если магис решит покончить с собой и прикажет им сделать то же самое, они подчинятся.
Как будто мало мы на это насмотрелись, процедил Самакро.
О чем речь? повернулся к нему Уингали. Вы знаете этот народ?
Народ нет, а милая привычка нам знакома, ответил первый помощник. Старший капитан, вы помните, как весь экипаж никардунского фрегата покончил с собой, чтобы не попасть в плен?
Здесь ситуация несопоставимая, с дрожью в голосе возразила Талиас.
Я и не говорю, что сопоставимая, заметил Самакро. Я всего лишь сказал, что снова всплыла склонность некоторых к массовому суициду вместо поиска альтернатив.
К слову, средний капитан, вы с Талиас совместно озвучили занятное совпадение, задумчиво протянул Траун. Если магис предпочитает смерть возвращению домой, не означает ли это, что там ее ждет та же судьба, что и пленных никардунов? Вдруг ей светят заточение и допросы?
Логичное предположение, сэр, согласился Самакро. Они покинули планету в разгар гражданской войны. Нам не известно, что их ждет по возвращении. Он посмотрел на воспитательницу. Наверное, мы и не узнаем, если никто не поговорит с этой дамой.
Секунду Талиас выдержала его взгляд, а потом опустила глаза. Самакро видел, что она очень, просто отчаянно хочет помочь. Мысль о том, что кто-то сознательно идет на смерть и ведет за собой весь народ, неимоверно ее пугала.
Но Уингали слишком быстро и прямолинейно высказал свою просьбу. Талиас к такому не привыкла, вот и впала в эмоциональный и мыслительный ступор.
Самакро даже не пришло в голову ее упрекать. Будучи флотским офицером, он на своем веку успел принять немало трудных решений, зачастую так же молниеносно, как это сейчас требовалось от Талиас. Но до этого умения он дорос постепенно, благодаря опыту, терпению и примеру старших товарищей перед глазами.
Верно, кто-то должен с ней поговорить, подхватил Траун. Уингали, вы упомянули, что она проявила интерес, когда вы рассказали ей про предметы искусства. Возможно, здесь мы найдем точку соприкосновения.
Это матриархальное общество, напомнил пакк. Она может отказаться разговаривать с вами.
Будем надеяться, что мне удастся ее убедить. Полагаю, они говорят хотя бы на одном из торговых языков?
Магис говорит на таардже.
Очень хорошо, кивнул Траун. Где они сейчас?
Недалеко отсюда, уклонился от прямого ответа Уингали. Ваше появление, как и возможность переломить ситуацию, оказались для нас неожиданностью. Но можно привезти их сюда.
Вы сказали, что они прибыли за три месяца до нашей встречи, заметил капитан. Получается, они здесь уже на протяжении семи с половиной месяцев?
Да, приблизительно.
И все это время они находились в одном и том же убежище?
Да, кроме первых трех дней, уточнил Уингали. Сначала мы их допросили. Когда появились первые никардунские корабли, беженцев вывезли из Боропакка, чтобы их было труднее найти.
В таком случае мы отправимся к ним, заключил Траун. Нам может пригодиться в переговорах информация о том, как они приспособились к новому месту обитания и как приспособили его для себя.
Хорошо. Пакк поднялся на ноги. Полетим на вашем челноке или на моем?
Глава 3
Беженцев разместили в другом городе в четырех часах полета от Боропакка. Талиас, Траун, Самакро, Уингали и охранники с «Реющего ястреба» летели в чисском челноке в сопровождении еще одного корабля с официальными лицами паккош. Уингали все время без умолку рассказывал об истории и культуре Рапакка. Траун слушал очень внимательно, иногда задавал вопросы, а Самакро тем временем уткнулся в квестис, будто бы укутавшись звуконепроницаемым коконом.
Что касается Талиас, она провела весь полет, прислушиваясь к разговору и борясь с чувством вины и собственной никчемности.
Она мысленно твердила, что ей не за что себя корить. У нее не было ни теоретической подготовки, ни практического опыта, чтобы браться за такие задачи. Ни Уингали, ни Траун, ни кто-либо еще не вправе ожидать, что она хладнокровно решит проблему.
Но Уингали знал магис гораздо лучше. Вдруг он прав и правительница откажется говорить с Трауном или Самакро? Неужели чиссы просто отвернутся и оставят беженцев на произвол судьбы?
При таком раскладе не должна ли Талиас вмешаться?
Здравый смысл подсказывал, что должна. И все же между тем, чтобы безучастно стоять в стороне, ничего не предпринимая, и тем, чтобы все-таки что-то предпринять и потерпеть поражение, была огромная эмоциональная пропасть.