Рим это большой город (лат. urbis).
А что такое «город»?
Место, где всё из камня, немного подумав, отвечал Арминий. Жилища, храмы. Там много людей и мало места, так, что они лепят свои дома впритык друг к другу. Оттого часто бывают пожары. В Риме много зрелищ и блудниц
Германцы слушали его рассказ, затаив дыхание, а Арминий продолжал:
Они часто устраивают гонки на колесницах в цирке, и каждый болеет за своего возничего. Даже не так за цвет одежды, в которую он наряжен. Так, одни поклонники «белого», другие «красного», третьи «зеленого», четвертые «голубого».
А ты Кесаря видел? спросил Сегест, внимательно выслушав Арминия.
Не только видел, но и разговаривал с ним, слабо улыбнулся Арминий. Он мне пожаловал римское гражданство и всаднический перстень. Вот он, он показал кольцо на пальце.
Гражданство? удивился Сегест. Стало быть, ты теперь римлянин?
Вроде того, сконфуженно проговорил Арминий. Но, клянусь богами, что жену себе я выберу из нашего племени, он мельком взглянул на Туснельду и, как будто невзначай, проговорил. Римлянки порочны и легкомысленны, а наши девушки настоящие богини. За них и умереть нестрашно Давайте выпьем за германских женщин! провозгласил он, нетвердою рукою наливая вина в свой кубок. И тотчас залпом опустошил его. Видя, что гость уже созрел для откровенного разговора, Сегест приступил к главному:
Итак, Герман, с чем вас послали римляне?
Арминий тряхнул головой, пытаясь понять смысл заданного вопроса, и, когда до него дошло, проговорил хмельным голосом:
Они предлагают нам мир в обмен на нашу покорность, но мы не должны поступаться нашими обычаями. Никому, он громко выкрикнул это слово, так что все германцы обернулись к нему, нас не победить! За свободу на смерть!
Сынок, ты что? удивленно проговорил Зигмер. Сегест усмехнулся про себя: да, вино развязывает языки.
А что я? повернулся к отцу Арминий. Ах, да. Меня же послали сказать он быстро протрезвел и вспомнил, что следовало передать вождям херусков. Вы должны сложить оружие, в таком случае римляне вас пощадят и не вменят вам в вину мятежа. Кроме того, они восстановят разрушенную вами крепость на Везере вблизи ущелья, оставят там немногочисленный гарнизон, а сами пойдут дальше на восток к Эльбе. Словом, они не посягают на обычаи племени, и власть старейшин останется такой, как прежде Напротив, обещают нам приобщение к благам своей цивилизации, но только если мы сами того захотим и обеспечим безопасность торговцам, которые придут в их города на Везере и Липпе.
Два дня спустя при свете полной луны все взрослые мужчины племени херусков собрались на опушке священной дубравы в окрестностях Тевтобургского леса. Старики сидели на пеньках, молодые дружинники, не выпуская из рук щиты и копья, рассаживались на траве рядом со своими смелыми предводителями. Толпа, гудящая как потревоженный улей, притихла, когда колесница, запряженная белоснежными лошадями, выехала из священной дубравы, и правивший ею жрец племени воскликнул:
Я просил богов, и они послали нам знамение. Боги повелевают нам остановить кровопролитие и до времени спрятать щиты и копья, завещанные нам предками!
В ту ночь после бурного обсуждения и, несмотря на недовольные молодые голоса, собрание племени приняло решение о мире. Римские легионы вскоре вошли в земли херусков. Вожди племени принесли в римский лагерь, разбитый на холме вблизи Везера, оружие, бросив его к ногам Тиберия, который немногим ранее был усыновлен Августом и тотчас отправлен им в поход на непокорных варваров. Легионы под командованием Тиберия, почти не встречая сопротивления, в последующие годы дошли до Эльбы, и им была основана новая провинция Германия. Единственное племя, которое еще не склонилось перед могуществом Рима, были маркоманны, возглавляемые вероломным Марободом, который правил в землях за Дунаем, называемых Богемией.
Империя готовилась нанести новый решающий удар по варварам, но получила его сама, с той стороны, откуда совсем не ждала, и этот внезапный удар едва не обрушил железного римского истукана в пропасть, на свалку истории.
Каппадокия. Два года спустя.
Первый луч восходящего солнца осторожно заглянул в крохотную комнату, где на жестком тюфяке, завернувшись в плащ, спал Гай Лонгин. За последние годы он заметно осунулся, его голова поседела, как и бородка, с которой он не расставался. Солнце своей ладошкою пощекотало его лицо, но Лонгин, видя сладкий сон, позвал ласково: «Кассандра», и, вцепившись в подушку, еще сильнее захрапел.
Он проснулся лишь тогда, когда в окно хлынул поток яркого режущего света. Открыв глаза, Лонгин тотчас зажмурился и повернулся к стене, с недоумением глядя на пустую помятую постель. Пробуждение обернулось горьким разочарованием. Увы, Кассандра осталась лишь в его воспоминаниях, которые часто тревожили его ночами. Но к досаде примешалось еще и раздражение, когда он вспомнил, что было в этой комнате накануне вечером. Он скинул плащ, прикрывавший его обнаженный торс, и лихорадочно принялся искать деньги. Но мешочек с серебром как сквозь землю провалился.
Воровка! в ярости вскричал Лонгин и выбежал из номера, располагавшегося на втором этаже трактира. В коридоре было пусто и тихо. Тогда он вернулся назад и поспешно оделся. После чего спустился вниз, в таверну, где у стойки между подвешенными к потолку колбасами нашел хозяйку заведения, и приступил к ней с расспросами:
Где та женщина, которая была в моем номере? Где эта проклятая воровка?
Вам лучше знать, с кем вы спите, неучтиво отозвалась хозяйка.
Это ты мне ее подсунула. Отдавай деньги, мерзкая гадина, Лонгин грозно двинулся на хозяйку, та перепугалась и позвала на помощь слуг. Вскоре появились двое громил с дубинками. Лонгин улыбнулся: «Наконец-то! Только вас, приятели, я и ждал». И началась потеха Через минуту он обоих выкинул из трактира на улицу. И хотел, было, снова приступить к хозяйке. Да той и след простыл!
Тогда он вышел во двор, запряг свою лошадку, а на повозку погрузил то, что нашел в таверне: кувшины с вином, бычьи кишки, напичканные фаршем, куски вяленого мяса, и поспешно выехал из города.
Где деньги? спросила Корнелия у сына.
Нет денег, не глядя на мать, отозвался Лонгин.
Я еще раз повторяю свой вопрос: где деньги за вино и оливковое масло, что ты отдал перекупщикам?
А я снова отвечаю нет денег, упрямо заявил Лонгин.
Как нет? побледнела Корнелия.
Вот так. Потерял.
Потерял? рассердилась Корнелия. Не лги мне, Гай. Лучше признайся опять проигрался?
Нет, не проигрался, возразил Лонгин.
Значит, на потаскух потратил? спросила Корнелия и, поскольку Гай промолчал, решила, что права. Говорила я не связывайся с блудницами, они тебя до добра не доведут. Та женщина тебе жизнь испортила, а ты так ничему не научился
Не смей, заревел вдруг Лонгин. Не смей так говорить о Кассандре. Она подарила тебе внука и отдала жизнь свою
Корнелия побледнела, ей вдруг сделалось страшно, как бывало всякий раз, когда сын напивался, а в последнее время это случалось часто. Она обернулась и увидела маленького Гая, отрока семи лет отроду, который боялся подойти и поприветствовать отца.
А ты что тут стоишь? заорал на сына Лонгин. Взрослые разговоры подслушиваешь?
Я я, покраснел мальчик. Только хотел
Где Филон? Где этот бездельник? крикнул Лонгин и, когда появился грек, накинулся на него. Ты почему не следишь за ребенком? Разве тебе не было поручено его воспитание? он схватил палку и замахнулся ею на раба, который зажмурился и втянул голову в плечи, но вдруг передумал его бить и лишь торжественно объявил. С этого дня я сам займусь его воспитанием!
Свою угрозу он тотчас начал претворять в жизнь и привел сына в ларарий, где рядом с нишей, в которой стояли статуэтки домашних богов, была другая ниша с посмертными масками рода Кассиев, вывезенными из Рима во время гражданской войны.
Смотри кем были наши предки! воскликнул Лонгин. Всадники, сенаторы, народные трибуны, консулы! И помни! Никогда не забывай об этом! И будь достоин великого имени Гая Кассия Лонгина. Ты меня понял? он гневно сверкнул глазами на сына.
Да, отец, тихо проговорил отрок.
Не слышу!
Да, отец, громче сказал мальчик.
То-то же! Кстати, ты знаешь, почему наш великий предок Гай Кассий удостоился прозвища «Лонгин», что значит длинное копье?
Нет, отец, отвечал отрок, дрожа от страха.
Он, будучи всадником, метал копье на целый стадий и одним своим броском нередко определял исход боя. Враги трепетали перед ним и обращались в паническое бегство при одном его появлении, в общем, отец рассказывал сыну сочиненную им самим легенду, думая про себя, что ложь бывает поучительной и не лишней в деле воспитания юношества. Скоро, добавил он, ты возьмешь в руки пиллум легионера, и я хочу, чтобы ты