Лет двадцать пять точно. А может, и все тридцать судя по морщинкам в уголках глаз. И что он забыл среди молодняка, набежавшего из кадетских корпусов? Да еще и без Дара
Молодые совсем озверели, проворчал «Воронцов», поднимаясь с заледеневшего пола. С кулаками кидаются.
Молодые усмехнулся юнкер в портупее. Давно ли вы, господа, сами молодыми были? Так что ж получается вас четверых сугубцы втроем отлупили?
Мелкого первокурсника, похоже, уже записали в «наши» ряды. «Воронцов», уже приготовившийся было выдать гневную тираду, осекся и так и застыл с раскрытым ртом.
Никак нет, господин подпоручик, отозвался один из его товарищей тот самый, которому я расквасил нос об стену. Видимо, на льду ноги разъехались Скользко тут, знаете ли.
Звучало это, конечно же, нелепо но старшекурсников, похоже, устроило. Уж не знаю, что случилось бы, окажись на их месте ротный или кто-то из офицеров училища, но на этот раз, похоже, пронесло.
Ступайте, господа. Умойтесь, приведите себя в порядок и уж будьте так любезны постарайтесь больше не падать на ровном месте.
«Воронцов» со своей изрядно потрепанной шайкой удалился и вид у него был настолько беспомощно-злобный, что я едва сдержал смех. А вот Богдан не справился: хоть и зажимал рот обеими руками не сдержался и прыснул.
Впредь попрошу воздержаться Старшекурсник шутливо погрозил пальцем и вдруг снова напустил на себя серьезность: Представьтесь, молодой.
Юнкер Бецкий Богдан Васильевич, господин подпоручик! с готовностью заголосил Богдан, вытягиваясь по струнке. Выпускник славного Одесского кадетского корпуса!
Ага То-то я и смотрю что-то знакомое Я и сам оттуда. Старшекурсник на мгновение задумался и тут же продолжил, сложив руки на груди: Скажите, молодой, как вы желаете жить отныне и впредь, до самого выпуска, по уставу или согласно традициям славной пехотной школы?
Согласно традициям! Богдан едва не подпрыгнул на месте. Прошу вас стать моим дядькой, ежели господину подпоручику будет угодно!
Дядькой? Интересно Похоже, мой собрат по швабре знал о местных обычаях даже больше, чем уже успел рассказать. И «господину подпоручику» который никаким подпоручиком, ясное дело, еще не был это пришлось по нраву.
Добро, молодой, кивнул он. Непременно возьму на себя честь обучить вас всем славным традициям школы и премудростям военного дела Но и требовать буду соответственно.
Так точно, господин подпоручик! Богдан снова вытянул руки по швам. Будет исполнено!
Исполняйте, молодой. Перво-наперво ступайте в дортуар и скажите, что подпоручик Подольский велел организовать Старшекурсник обвел нас глазами, пересчитывая, три спальных места. В соответствии с вашим нынешним статусом.
Так точно!
От волнения Богдан даже забыл добавить «титул». Тут же умчался выполнять высочайшее повеление, едва не споткнувшись о ведро на полу. А мы со спасенным первокурсником остались со старшими с глазу на глаз. Я сообразил, что для меня тоже наступает время ответить на несколько важных вопросов но «подпоручик» Подольский почему-то обратился к мелкому. Точно так же сначала попросил представиться.
Волков, Артем. Гимназист.
Бывший, конечно же. Три слова прозвучали так, будто первокурснику был отвратителен и статус, и даже собственное имя. И все происходящее, включая меня, тоже.
Скажите, молодой, как вы желаете жить отныне и впредь, до самого выпуска, по уставу или по традициям славной пехотной школы? поинтересовался Подольский.
Тон у него при этом был какой-то странный. Не недовольный скорее то ли чуть скучающий, то ли просто невеселый. Оттого, что он, похоже, уже сообразил, что услышит в ответ.
По уставу, бросил Артем коротко и резко, будто выплюнул.
И все ни пояснений, ни жалоб, вообще ничего.
Решать вам, господин юнкер. Подольский пожал плечами. Но я бы настойчиво посоветовал вам подумать хотя бы до завтра В конце концов, время еще есть. И не забывайте, что в училище жизнь по уставу, конечно же, избавляет от соблюдения славных традиций, но добавит немало неудобств, которые
По уставу! Артем сдвинул брови. Я же сказал.
Попрошу не перебивать, молодой! Подольский слегка повысил голос. Будем считать, я этого не слышал. Завтра спрошу еще раз тогда и ответите. А сейчас, господа юнкера, пройдемте с нами. Пора готовиться к отбою.
По уставу! Артем сдвинул брови. Я же сказал.
Попрошу не перебивать, молодой! Подольский слегка повысил голос. Будем считать, я этого не слышал. Завтра спрошу еще раз тогда и ответите. А сейчас, господа юнкера, пройдемте с нами. Пора готовиться к отбою.
Похоже, меня это тоже касалось. Я не стал возражать, подхватил с пола обломки швабры с ведром и молча пошел следом за Артемом и старшими. Второй так и не подал голоса хотя авторитетом, судя по всему, пользовался ничуть не меньшим, чем Подольский.
Хотя бы потому, что спальные места нам достались чуть ли не царские в небольшом закутке у окон. Достаточно далеко и от лестницы, и от коридора, и от дверей в какие-то подсобки, из которых тянуло табачным дымом. Чуть в стороне от лихих бесчинств, которые устраивали старательно цукающие молодняк старшекурсники. Похоже, раньше эти места занимал кто-то из выпустившихся весной в полк подпоручиков судя по видавшим виды тумбочкам.
Интересно, за что нам такая радость особенно если учесть, что Артем явно плевать хотел на славные местные традиции, а меня и вовсе пока даже не спросили Почему?
Располагайся, Горчаков. Богдан плюхнулся на скрипнувшую пружинами койку и носком ботинка указал на соседнюю. Я тебе даже уже чемодан твой притащил.
Действительно, притащил и даже не ошибся. Впрочем, мой нехитрый скарб вряд ли мог сильно отличаться от любого другого. Несколько смен белья, джинсы, пара рубашек, немного денег, полотенце, образок, положенный Ариной Степановной, и еще пара мелочей, которые наверняка бы нашлись в тумбочке у любого юнкера. Наградной кортик я, разумеется, оставил в Елизаветино, а драгоценное кольцо с вензелем Багратиона носил в кармане.
Все остальное мне полагалось пошить по меркам или получить со склада все до одного юнкера во Владимирском числились на полном казенном обеспечении даже те, чьи семьи вполне могли себе позволить и некоторую роскошь.
Воронцов без своего модного пиджачка бы здесь точно удавился от тоски.
Ко мне в племянники пойдешь?
Сначала я подумал, что негромкий голос, раздавшийся с соседней койки, мне послышался. Но нет: здоровяк с прокуренными усами тот самый, который пришел вместе с Подольским обращался именно ко мне.
Причем обращался не по уставу, на «ты» и так, чтобы никто другой не мог услышать наш разговор. И я бы, пожалуй, принял все это за попытку цукнуть меня, что называется, не отходя от кассы
Если бы не одно но похоже, юнкерские обычаи подразумевали как раз обратное: это сугубец должен был выпрашивать потенциального «дядьку» взять его в «семью». А тут
По местным меркам мне, можно сказать, оказывали великую честь.
Сам предлагаешь? негромко отозвался я. Вроде не так у вас тут принято.
У нас, может, и не принято. Здоровяк уселся на койке, натужно заскрипевшей под его немалым весом. А я предлагаю.
Коротко и ясно. Болтать он, похоже, не любит.
А если я выберу жить по уставу? усмехнулся я.
Не выберешь. А выберешь значит, дураком будешь. Здоровяк пожал могучими плечищами. Традиции здесь уважают. Ты не смотри, что старшие сугубцев гоняют в хвост и в гриву. Это только до присяги, два месяца. И больше напоказ все, а на деле «дядька» молодого в жизни пальцем не тронет. И другим не даст.
А по уставу?
Значит, и будет по уставу. И взводный по-положенному спрашивать будет, а не по-человечески. И ротный, и свои господа юнкера. И на все три года до самого выпуска никто тебе тут руки не подаст. А если в полку потом узнают, что к ним красный распределился, тоже хорошего не будет.
Красный? переспросил я.
Так называют юнкеров, которые решили жить по уставу, ответил здоровяк. Я за все годы только одного такого знал. Вроде и правильный офицер был, а человек сволочь. Как выпустился, принялся в полку солдат гонять.
А дальше?
А дальше всякое рассказывали. Уж не знаю, что именно у него там вышло, а через полгода господин подпоручик со службы ушел. Насовсем.
Вот такие дела. Хрен оказался ничуть не слаще редьки скорее, наоборот. Не то чтобы меня так уж радовала перспектива на ближайшие два месяца превратиться в бесправного сугубого «зверя», чуть ли не раба «дядьки» но жизнь по уставу неприятностей сулила куда больше. Похоже, «красный» юнкер в каком-то смысле совершал форменное социальное самоубийство, разом превращаясь в изгоя не только на три года училища, но и на всю оставшуюся армейскую жизнь.