Когда убедились, что в расходной цистерне уже нет воды, то снова попробовали завести дизеля, но дизеля опять не заводились, потому что в топливной магистрали ещё оставалась вода. Пока её всю выпустили, затем выпустили весь воздух из топливных трубок, вот тогда уже и запустили все вспомогательные дизеля.
Запустили все три сразу, на всякий случай. Не дай бог опять что-нибудь случится. Когда убедились, что дизеля работают стабильно, то подали питание в сеть. После этого запустили все насосы и подготовили главный двигатель к запуску.
Вот только тогда я уже доложил капитану:
Всё! Мы готовы. Прошу разрешения на запуск.
Капитан не меньше моего был рад, что неприятности позади, и разрешил запускать главный двигатель. Двигатель запустился легко. После обычных тестов я передал управление на мостик и с облегчением чуть ли не проорал в трубку телефона:
Давай ход! Поехали в порт!
Глава шестая
Но так как мы опоздали к причалу, то пришлось встать на рейде Корфаккана. Хотя глубина была метров тридцать-сорок, якорь бросать было нельзя, и судно осталось в дрейфе, ожидая разрешения на вход в порт. Машина была в полной готовности.
Делать теперь было нечего, и свободные от вахты и работы собрались на корме.
Третьего механика я оставил в машине, чтобы тот наблюдал за работой дизельного сепаратора, как за своим собственным дитём, и чтобы каждые пять минут брал топливо на анализ и постоянно следил, не пошла ли в цистерну вода, и чтобы постоянно спускал оставшееся обводнённое топливо из расходной цистерны, чтобы там вообще не оставалось больше никакой воды и эмульсии. Провинился так работай.
Дизеля работали исправно, слава богу, что всё так обошлось. Андрей Сергеевич спустился к нам на корму и отвёл меня в сторону.
Да, перетрухал я немного. Думал, вы сейчас вообще ничего не сможете сделать, позаклинивают у вас топливные насосы. Тогда вообще труба дело.
Ну а что делать? Пришлось принять умный вид.
Мы для того здесь и нужны, чтобы всё работало нормально, со значением ответил я на его слова.
Сейчас только вахтенный помощник остался на мостике и третий механик в машине, а остальные вооружились удочками и давай таскать окуней.
Окуни ловились приличные. Все как на подбор, сантиметров по двадцать пять, но иногда вместо окуня вытаскивали на крючке из воды только одни головы.
Когда окунь клюнул, то сразу начинаешь тащить его из глубины. Тащишь его, но вдруг ощущаешь удар по руке бах. И потом вытаскивается только одна голова. Это хулиганили барракуды, которые дефилировали на глубине метров десять. Окуни же были донной рыбой. Когда его вытащишь на палубу, то от перепада давления он сразу становился красным, и глаза у него вылезали из орбит.
Серёга, второй механик, даже поймал одну из хулиганок. Он оставил удочку с наживкой посередине, до дна он её не опускал. Так и поймал одну из барракуд.
Успели наловить почти целое ведро окуней. Но тут поступила команда идти в порт. Рыбалка сразу была прекращена. Завели главный двигатель и пошли в порт.
Когда встали к причалу, то агент сказал, что у нас в течение погрузки должна произойти бункеровка. Надо будет заправиться топливом. На бункеровщике нас ожидали наши триста тонн тяжёлого топлива.
Этого грека, который был капитаном танкера-бункеровщика, я прекрасно знал. Если мы берём триста тонн, то он всегда выдавал мне двести семьдесят.
Это у тебя неправильная цистерна, это у тебя неправильная таблица. У нас всё верно. Таблицы проверены DNV. Смотри вот сюда, постоянно убеждал он меня в моей неправоте и совал под нос свои таблицы с замерами топлива.
Но мне было досконально известно, что на этом танкере есть какой-то неучтённый танк, куда он перекачивает всё это «лишнее» топливо. И получалось всегда чётко, что тридцать тонн топлива у меня не хватало. У меня даже сомнение какое-то возникло может, он и прав, что у меня что-то не так с таблицами замеров, с танками и со всем прочим? Но если бы я работал один день на этом судне, я бы сомневался, а так как у меня это был уже второй контракт на нём, то сомнений никаких не было, этот танкерный капитан меня обманывал каждый раз.
И каждый раз мне приходилось биться за эти недоданные тонны. А если не биться, то вообще без штанов останешься.
Стоянка короткая, за это время капитану танкера ничего не докажешь. А если этот капитан увидит, что ты потерял контроль над собой и начал орать или брызгать слюной, то всё. Лишишься ты своих тридцати тонн, и документы на двести семьдесят тонн всё равно придётся подписать. А если не подпишешь, то надо вызывать независимого сюрвейера и делать дополнительные замеры танков танкера и судна. На эту процедуру может уйти уйма времени. Это значит, что простой судна произошёл по вине экипажа, а простоя у контейнеровоза быть не должно.
Стоянка короткая, за это время капитану танкера ничего не докажешь. А если этот капитан увидит, что ты потерял контроль над собой и начал орать или брызгать слюной, то всё. Лишишься ты своих тридцати тонн, и документы на двести семьдесят тонн всё равно придётся подписать. А если не подпишешь, то надо вызывать независимого сюрвейера и делать дополнительные замеры танков танкера и судна. На эту процедуру может уйти уйма времени. Это значит, что простой судна произошёл по вине экипажа, а простоя у контейнеровоза быть не должно.
Но иногда этот грек мне мог скостить двадцать и даже двадцать пять тонн. Но это если у грека было хорошее настроение.
Перед каждой бункеровкой я чётко знал, что меня будут обманывать, но когда это произойдёт, я не знал. То есть принцип гарема. Знаешь, что трахнут, но когда это будет, ты не знаешь.
После того как судно встало к причалу, к нему сразу подошёл бункеровщик. Капитан-грек, увидев меня, радостно помахал рукой. Я тоже оскалился в улыбке и так же «радостно» поприветствовал грека.
Механики и мотористы начали подсоединение бункеровочного шланга, а я перешёл по узенькой сходне на танкер, чтобы сделать замеры.
Замеры были сделаны, я подписал предварительные документы и поднялся на борт.
Нам предстояло принять триста тонн тяжёлого топлива для главного двигателя. Танки для бункера были приготовлены заранее. Общий их объём составлял четыреста пятьдесят кубов, а надо было принять триста тридцать. Так что опасности переполнить танки не было. Да и грек вместо трёхсот тридцати кубов даст мне только триста кубов. Я был в этом полностью уверен и поэтому спокоен. Зачем заранее тратить и так отсутствующие нервы? Их надо лелеять.
Чтобы не сидеть в ЦПУ или в каюте, мы с Инночкой вышли на правый борт, с которого велась бункеровка. Так что мне не надо было никуда бегать для замеров топлива и контроля его по танкам.
У меня была с собой японская удочка, с очень меленькими крючками. На каждый крючок была надета фосфоресцирующая бусинка. Во Владивостоке такая удочка пользовалась большой популярностью у рыбаков, потому что на такую бусинку корюшка очень хорошо ловилась.
Я размотал удочку и предложил Инночке:
Давай, попробуй. Порыбачь. И вручил ей подготовленное удилище.
Да я никогда не ловила эту рыбу. Я понятия не имею, как это делается, отказывалась Инночка.
Не переживай. Как только ощутишь, что что-то там под водой дёргается, то сразу вынимай удочку. А я помогу тебе снять рыбку, уговаривал я её и для убедительности своих слов показал за борт.
А ловить было что. Около борта вся вода кишела мелкой рыбёшкой. Её было так много, что, по-моему, и вода отсутствовала, а в ней была только рыба. Это какой-то косяк каким-то образом зашёл в бухту.
Я показал Инночке, как закидывать удочку, и передал её ей.
Инночка нерешительно взяла удочку и опустила её в воду и тут же неожиданно вскрикнула:
Ой! Там что-то трепыхается! Что делать? Она растерянно смотрела на меня.
Тащи удочку! Потом разберёмся, что у тебя там трепыхается, как можно спокойнее учил я её, и мы вытащили леску из воды.
На леске было шесть крючков. А на трёх из них трепыхались небольшие рыбки. Радости Инночки не было предела. Глазки азартно заблестели, движения стали уже более отточенными. И бадейка, предназначенная для рыбёшки, начала постепенно наполняться. Иногда леска путалась, и мне приходилось её распутывать. Инночка нервно меня торопила, а когда я распутывал леску, уже сама закидывала удочку. И как результат по три-пять рыбок за один заброс. Таким образом рыбачка Инна наловили бадейку почти в три литра. Так что за время бункеровки, которая длилась около полутора часов, она наловила почти полную эту бадейку.
Ну а потом, когда меня уже позвали подписывать документы на окончание бункеровки, я её оставил одну. Одной ей стало скучно ловить, и она пришла с полной бадейкой рыбы в ЦПУ, где я считал полученное топливо.
А что делать с этой рыбой? нерешительно поинтересовалась она, опасаясь прервать мои расчёты.
Подожди, я глянул на почти полную бадейку, сейчас выйдем из Корфаккана, тогда и займёмся твоей рыбой. Тут переход около двух суток до Кандлы. У нас ещё будет время решить, что с ней сделать, а пока поставь бадейку в холодильник на камбузе. Пусть там стоит пока. Ничего с этой твоей рыбой не случится, вечером ей займёмся.