Николай, услышав имя Сталина, по-своему понял смысл сказанного.
А вот товарищ Сталин самый настоящий коммунист, верный ленинец!
Слуга Сатаны вот кто ваш Сталин! с ненавистью прошипел старик.
Нагнувшись, он достал из стоящей на полу кадушки с водой берёзовый веник. Подняв его чуть выше головы, потряс над каменкой. Капли воды, попав на раскалённые камни, шипя и поднимая облако пара, мгновенно испарились.
А вот это видел? спросил он Николая. У вас такого точно нет!
Веник? догадался Николай. Дай-ка поглядеть!
Он протянул руку за веником. Яри неохотно отдал его Николаю.
Хорошо связан, одобрительно кивнул Николай. И ветки срезаны вовремя: листья не опадают. А у нас ещё дубовые веники делают, из ольхи, из ельника, кедра или пихты. А вот бабка моя лечила радикулит веником из крапивы.
Яри показалось, что Николай теперь критиковал его веник. Разозлившись, он скомандовал:
Ничего ты не понимаешь в этом! Ложись, я сейчас тебе покажу, что такое настоящая финская сауна!
Николай недоумённо пожал плечами. Тогда старик взял его за плечо и показал жестом, чтобы тот лег на полок животом вниз. Николай послушно лег, и Яри начал яростно хлестать по спине. Но, к удивлению старика, русский только постанывал от удовольствия.
Сильней давай! И пару ещё поддай!
Как ни странно, но Яри понял смысл сказанного и стал хлестать веником ещё сильнее. Выбившись из сил, старик сел рядом с русским. Николай приподнялся.
А теперь давай ты ложись! сказал он. Я тебе покажу, как парят у нас в Сибири! И пару поддай побольше!
Напарившись вдоволь, мужчины отдыхали в предбаннике. От их распаренных тел поднимался пар.
Ты настоящий сибирский медведь! ещё тяжело дыша, сказал Яри. Так у нас веником не обрабатывают. Все силы у меня выбил. Ладно, завтра идём в лес. Будем деревья валить, посмотрим, каков ты работник.
После сауны Николай вернулся в сарай, где на сеновале он обустроил себе что-то наподобие лежанки. Развалившись на прошлогоднем, ещё не утратившем аромата прошлого лета сене и отмахиваясь от назойливых комаров, он стал вспоминать свой дом.
Утром Николай снова отправился докашивать делянку. После полудня, закончив работу, вернулся в усадьбу. На скамейке сидел Яри со своей неизменной трубкой и наблюдал за играми внуков. Мирья развешивала бельё.
Я всё скосил, сказал Николай и скрестил руки, показывая, что работу сделал. Что дальше?
Можешь немного отдохнуть, поняла Мирья.
Николай присел на скамейке у сарая.
Хорошо русский работает, сказал Яри Мирье. Не ленится.
Что правда, то правда, согласилась она.
Завтра в лес пойдем, на заготовку дров. Хорошо, что подмога есть, одному мне не управиться.
На следующее утро, когда чуть развиднелось, Яри зашёл в сарай. Николай, накрывшись старым одеялом, безмятежно похрапывал на своей лежанке из сена. Яри слегка пнул его ногой.
Эй, русский, вставай! В лес пора, если хотим управиться до вечера, сказал он и вышел из сарая.
Николай, протерев заспанные глаза, нехотя встал. Подошёл к стоящему ведру с водой, умылся и, поеживаясь от утренней прохлады, вышел во двор. На крыльце дома стояла Мирья. В руках она держала корзинку с едой, которую протянула Николаю.
Вы там осторожней в лесу. Дедушка уже старый, присмотри за ним.
Николай, хотя и не поняв того, что она сказала, почувствовал в её взгляде и интонации какую-то особенную мягкость и заботу.
Не волнуйся! ответил Николай, забирая корзину у девушки.
В этот момент их руки соприкоснулись. Мирья зарделась и, быстро отдёрнув руку, ушла в дом.
Утренний лес был удивительно прекрасен. Чистый и прозрачный воздух пьянил, а капли утренней росы на траве блестели подобно миллионам маленьких алмазов. Не донимала свирепствующая, особенно по вечерам, мошка. Николай вдыхал воздух полной грудью и наслаждался свободой. Ведь не так далеко идёт война: звуки канонады иногда были слышны в ночной тишине. «Что там сейчас на фронте?» думал он. Вот уже две недели он был лишён любой информации о том, что творилось в мире. И спросить не у кого. Но даже если бы и знал язык, то вряд ли услышал правду.
Яри шёл впереди и наносил зарубки на деревья, которые предстояло рубить.
Вот эти будем валить. Ты когда-нибудь рубил деревья?
Вот эти будем валить. Ты когда-нибудь рубил деревья?
Старик, махая топором, стал изображать, что рубит дерево. Затем, сомкнув руки кольцом, показал, какие толстые стволы им предстояло валить.
Николай его понял и скептически улыбнулся.
И это ты называешь большим деревом? Ты даже представить себе не можешь, какие деревья у нас в Сибири. Три человека возьмутся за руки, и то не обхватить.
Яри истолковал это по-своему. Пробормотав что-то под нос, он показал топором в сторону высокой толстой сосны.
Это твоя, герой, сказал он и подошёл к другому дереву.
Старик, несмотря на свой возраст, профессиональным ударом вонзил лезвие топора в сосну. Раздался звонкий звук, который вернулся лесным эхом. Вслед за ним нанёс свой первый удар и Николай. Полетели щепки.
Сделав подруб, Яри обошёл ствол и приступил к основной рубке. Время от времени он украдкой поглядывал на Николая. Интересно, как русский владеет топором.
Хоть и враг, но лесное дело знает! бормотал старик между ударами топора. И зачем они к нам полезли? Что им, своего леса мало? Рубили бы лес в Сибири!
Николай нанёс последний удар топором, и высокая сосна с треском и шумом легла ровно между деревьями. Яри перестал рубить и подошёл к упавшему стволу. Придирчиво глянул на место сруба поваленного дерева.
Ничего не скажешь, хорошая работа!
Вдруг послышался треск падающего дерева. Оставленное стариком недорубленное дерево начало медленно падать.
Поберегись! только и успел крикнуть Николай и, схватив Яри за плечи, с силой оттолкнул его в сторону. Но было поздно. Тяжёлый ствол пронёсся всего в несколько сантиметрах от лесорубов и рухнул на землю.
Первым пришёл в себя Николай. На его лице слегка кровоточили мелкие царапины: сосновая ветвь с иголками посекла кожу подобно тысячам маленьких бритв. Рядом ничком лежал Яри. Николай склонился над ним.
Живой? спросил он и стал тормошить старика.
Тот очнулся и громко застонал. Тут Николай заметил, что ступня Яри была прижата упавшим деревом.
Потерпи, сказал Николай. Сейчас освобожу!
Он подобрал упавший топор и наклонился к Яри. Старик, уже немного пришедший в себя, с ужасом смотрел на человека с топором, которого считал своим врагом.
Нет! истошно закричал он.
Но Николай, не обращая внимания на его крики, с силой рубанул по толстой длинной ветке. Затем, подсунув конец срубленного хлыста под упавший ствол, подставил под него плечи и, используя в качестве рычага, изо всех сил натужившись, попытался оторвать ствол от земли.
Вытаскивай ногу! закричал он старику.
Яри понял, что хочет сделать русский, и попытался вытянуть ступню. Но тщетно: щель между упавшим деревом и землёй была настолько узкая, что вытащить ногу не получалось.
Не могу, подними ещё! простонал старик.
Николай и сам видел, что ствол нужно поднять выше. Он снова попытался приподнять бревно, но силы были на исходе. Сказывались усталость и скудное питание. В былые времена он это бревно поднял бы с лёгкостью. Это было раньше, а сейчас нужно было вызволять старика, который вот-вот потеряет сознание.
Николай глубже засунул хлыст под бревно и, собрав последние силы, надавил плечом. От напряжения его лицо стало пунцово-красным, на висках вздулись вены. Из его лёгких вылетел крик, более похожий на рык медведя, и бревно поддалось. Только теперь старику удалось вытащить ногу. Видимо, до этого он держался, а теперь лежал в забытьи и лишь тихо постанывал.
Николай попытался стянуть с его ноги сапог. Но старик очнулся и закричал от боли. Тогда, снова взяв в руки топор, Николай надрезал голенище острым лезвием. Только после этого ему удалось снять сапог. Не обращая внимания на крики старика, он стал осматривать начинающую опухать ногу.
Потерпи, дед! сказал Николай, ощупывая ступню. Вроде кость цела. Хорошо, что мох мягкий. Но к доктору всё равно нужно! А пока в холод.
Николай помог старику подняться и усадил его на поваленное дерево. Старик морщился от боли, но терпеливо молчал.
Ничего, дед. Нога не самое страшное, успокаивал его Николай. Главное, что сам цел. Вон у нас на заготовках деревом придавило свёкра. Кишки ему помяло изрядно, мучился бедняга. Так и не поправился, через полгода высох весь, стал как тростинка. Когда несли гроб, то вообще веса не чувствовали.
Старику было точно не до рассказов русского, тем более он и не понимал ничего. Боль дала знать о себе, и старик снова застонал.