Бутылки в Дону и спор на пять тысяч.
Он тычет выше колена на стянутое пятно.
А это медуза в Карибском море. Достаточно подробная экскурсия? спрашивает вроде бы шутливо, а в следующую секунду снова серьезен как никогда. Ты сказала, что фамилию тебе дали. А родители? Ты хоть что-то о них знаешь?
Я мотаю головой.
О ком-нибудь из родных?
Нет.
Пыталась искать?
Нет, отвечаю резче.
Почему?
Потому что не хочу, сдерживаюсь, не договаривая сразу, но на выдохе добавляю: Не хочу разочароваться. Что бы там ни было, я не имею права их осуждать.
Прикусываю язык, потому что выдаю слишком личное. Он тоже замолкает.
Почему тебе это интересно? спрашиваю скоро Горского.
Люди спрашивают о многом. Но о том, искала ли я родителей, никогда.
Есть вещи, которые тяжело представить.
Разговор дальше не клеится. Мы оба не хотим углубляться в детали, оба не стесняемся задавать прямые вопросы. Каждый ловит волну и плавает в собственных мыслях.
Я чуть вздрагиваю, когда тишину пляжа нарушает заливистый смех. Смотрю в сторону, откуда доносятся голоса, а после и мелодия гитары. Там своя вечеринка, на нас никто не обращает внимания.
Я знаю эту песню про ночь, стоны и страдания скорпионов2, сама не замечаю, как начинаю подпевать. Замираю, только когда на откровенной фразе встречаю взгляд Горского. Холодный, кажется, даже бездушный и при этом пронзительный до дрожи. В его глазах явно запаяны магниты, иначе не могу объяснить то, что происходит.
Музыка стихает, но продолжает играть в голове. Я совсем не моргаю, глаза печет. Не моргаю, потому что боюсь. Боюсь закрыть их и даже на миг представить то, о чем думаю сейчас. Нельзя. Глупые мысли.
Я слишком долго не дышу и давлюсь воздухом. Из легких вырывается странный хрип, который портит магию. Я возвращаюсь на землю откуда-то из космоса. Мысли восстанавливаются в логические цепочки и приводят к одному-единственному выводу: мне здесь не место.
Не успеваю я открыть рот и даже пошевелиться или встать, Горский резким движением скидывает верх вместе с майкой. Я пытаюсь подобрать слова, но чертовски теряюсь.
Поплывешь со мной? прорезает ночь его голос.
Нет.
Тогда приятно было познакомиться, девочка Рада.
Он стягивает штаны и ныряет с понтона вперед. Я долго вглядываюсь в пустоту, чувствую, как в ожидании замедляются удары сердца.
Когда Горский выплывает, я уже едва могу его различить. Небольшая точка вдали по имени Никита.
И мне, шепчу в пустоту. Наверное.
Глава 6
Рада
Я всегда чутко сплю. Ночью не ощущаю себя в безопасности. Наверное, это из детства. И нет, ничего страшного со мной не приключалось, но детский дом после заката представляет собой мало приятного. Не в интересах ночных воспитательниц с их зарплатой заниматься педагогикой. Особенно со взрослыми парнями, которые чувствуют себя хозяевами положения.
В общем, просыпаюсь я обычно с рассветом или от любого шороха. Но не сегодня. Сегодня сплю до победного. Ире даже приходится будить меня настырным стуком, потому что телефон, как всегда, на беззвучном. Почти на ходу умываюсь и чищу зубы. Не представляю, что могло мне сниться и так крепко держать за гранью реального: едва открыла глаза, образы ускользнули.
День эстафетных соревнований пролетает незаметно. Сегодня все организованнее, живее. Людей больше, работа слаженнее. Правда, при этом и жарче намного солнце явно спутало осень с летом. Я устаю сильнее, чем раньше, и сбегаю при первой возможности. Ближе к вечеру, когда народ рассеивается, быстро окунаюсь в море у берега и перекусываю с Ирой в столовой. От продолжения банкета отказываюсь. На этот раз Пустовая не настаивает, кивает и хитро улыбается. Представляю, что у нее на уме она о Горском не умолкала. И ладно. Если так я спасусь от ее гениальных идей свести меня с кем-нибудь, пусть думает, что хочет.
Сворачиваю с оживленной дорожки на пустырь за летними домиками и делаю контрольный звонок только душу травлю и в разбитых чувствах плетусь отдыхать. Не выходит у меня беззаботно радоваться жизни вдали от него. Кажется, что я его предаю.
Перед сном, как ни сопротивляюсь, в голове все же мелькает мысль, что ни разу за день не увидела Горского, но я намеренно ее игнорирую. Не нужно.
Крепкий сон вторые сутки подряд идет мне на пользу: на следующее утро встаю до будильника, к приходу Иры уже в полной боевой готовности. Дома с дежурствами и буйными соседями так, конечно, не выспишься.
Крепкий сон вторые сутки подряд идет мне на пользу: на следующее утро встаю до будильника, к приходу Иры уже в полной боевой готовности. Дома с дежурствами и буйными соседями так, конечно, не выспишься.
Хорошо выглядишь, кроха, смущает меня Пустовая.
Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Разве что нервничаю больше, мне это не нравится. И ее комплименты лишь сильнее выбивают из колеи.
А кому-то вчера весело было, замечаю по ней.
Под глазами круги залегли, за голову держится.
И не говори. Было круто! Я ногу подвернула, когда танцевала на столе.
Невольно улыбаюсь. Они такие разные с мужем. Как только уживаются?
Ну ты же знаешь закон: если было хорошо, потом всегда плохо.
Эй! Ира грозно машет пальцем перед моим лицом. Отставить пессимистичный настрой! Замечу хмурой, будет хуже, поняла?
Так точно, сквозь смех отвечаю я.
Расскажешь, что у тебя с Никитой, а?
Ничего. И не делай такие глаза! отрезаю, не желая продолжать разговор.
Но от Пустовой просто так не отделаешься. Она достает меня всю дорогу и не отлипает, пока собираем спортсменов. Только когда подходим к нашей палатке, Ира замолкает резко. Даже подозрительно. Поднимаю голову и смотрю в ту сторону.
Вот же! ругается она. Проныра!
Это она про Аллочку, которая с маркером танцует вокруг Горского, как ведьма на шабаше. Ей бы еще бубен в руки вылитая будет.
Что-то неприятно колит в груди. Злюсь сама на себя за разочарование, которое предательски жжет внутри. Ненавижу это чувство. Поэтому так живу, поэтому ничего не жду. Не хочу ждать! Но подлая человеческая натура все равно лезет. Делает слабой, навязывает какие-то ожидания.
Я глушу чувства одним точным ударом.
В палатку мы заглядываем, когда представление кончается. Спасибо Ире, она больше не лезет. Намеренно опускаю взгляд в песок да, как страус, и что? Быстрее и громче обычного зову ребят к себе. А внутри скребет, скребет. Размечталась, да?
Нет.
Пока пловцам проводят брифинг перед заплывом, рассказывают, как проходить поворотные буи и плот кормления, я все пытаюсь отделаться от назойливого внимания взрослого мужчины, которого подослала Пустовая. Да что там взрослого старого! Тот нашептывает мне о грядущих переменах в Федерации Плавания, а я только и вижу его противные тонкие усики над верхней губой. Не слушаю, не вникаю
Девочка Рада.
В два счета нахожу «источник» звука. Сейчас я почти счастлива его видеть, хватаюсь за соломинку. Поворачиваюсь, скрещиваю руки на груди, незаметно вытираю об майку вспотевшие ладошки.
Горский стоит метрах в пяти. Волосы спрятаны под желтую шапочку, тело обтянуто костюмом. От щетины не осталось и следа, но странным образом он не кажется младше. Наверное, из-за обжигающе ледяного взгляда, который делает загорелое лицо с крупным носом серьезнее.
Той ночью он выглядел как-то иначе. Безмятежнее, что ли.
Не вспоминать.
Может, если выиграю, поплывешь со мной?
Ну зачем вспоминаю?
Ни за что на свете.
Я тараторю, как скороговорку произношу. Он ловит меня на этом, а я ловлю его ухмылку всего одно движение уголков губ, но ловлю.
Смотри не утони, неуклюже бросаю я вслед, когда Горский делает шаг.
И хочу прикусить язык. Что за бред я несу?
Очень надеюсь, что он не услышал уши-то спрятаны под шапкой. Но быстро убеждаюсь в обратном.
Хоть не прокляла, пожелав хорошего заплыва.
Никита распихивает какие-то пакетики в ноги, прямо под костюм, я отхожу дальше, но все еще наблюдаю.
Что это? спрашиваю у Иры.
Кормежка. Гели энергетические всякие. Десять километров плыть это не шутки.
А для меня так вообще из области фантастики.
Спустя четыре круга сумасшедшей гонки я все еще не могу поверить, что люди на такое способны плыть два часа кряду. Я-то вообще с трудом на воде держусь.
Это ты еще марафон не видела! восклицает Пустовая в ответ на мое искреннее недоумение. Двадцать пять километров вот настоящее испытание.
Слушаю ее и наблюдаю, как пловцы сбавляют скорость у понтона, дергают с удочек стаканы и на плаву заливают в себя смеси.
На двадцати пяти могут и банан съесть.
Да ладно! удивляюсь я, а фантазия рисует забавную картинку.
Стараюсь держаться за спинами, не высовываться, пока подсматриваю за Горским. Хотя это даже смешно ему точно не до меня. Уже двое сошли с дистанции, просто не доплыли. Остальные идут плотно, но Никита уверенно сохраняет позицию в тройке.