Отец уехал, мать, я не знаю, где она сейчас, и что с ней. Сестра вышла замуж за того, кого совсем не любит, а Диоклет отправился в Дельфы, чтобы готовиться к новой Олимпиаде.
Диоклет это твой брат? спросил Галактион, плавно перейдя «на ты». Я был рад тому, что мальчишка начал доверять мне.
Да.
Так он участник Олимпийских Игр?
Да, Диоклет уже одержал несколько побед в борьбе и в беге.
Должно быть, ты очень гордишься своим братом? спросил он.
Это так, но сейчас меня волнует другое, я должен найти мать и освободить её из финикийского рабства. Я хочу сделать это до того, как мой отец Агапий возвратится в гавань.
В дверях возник Артемий в длинном химатии. Он поклонился мне и взглянул на чумазого Галактиона.
Откуда здесь взялся этот слуга Ада? спросил старик.
Из Афин, подыграл я ему, но скоро ты сделаешь из него обычного греческого гражданина.
Я раб, я не гражданин, и в любую минуту меня может хватиться мой хозяин Илларион.
Я же сказал, что освобожу тебя, глупец. Завтра мы отправимся в Афины, и я заплачу выкуп за тебя.
А как же твои родители? Они не будут против «такого приобретения»? усомнился «слуга Ада».
Не думаю. Они всегда питали сочувствие к рабам и привили это отношение и своим детям, ответил я.
Артемий подтолкнул Галактиона к выходу, вновь поклонился мне.
Было ясно одно придётся потратить ещё один день в Афинах, чтобы утрясти вопросы, связанные с Галактионом. Если этого не сделать, его хозяин может написать жалобу в Совет Ареопага, и тогда меня могут осудить за похищение чужого раба, и заставят заплатить большой штраф.
Я не хотел обострять отношений с архонтом, к тому же, мой отец всегда пользовался благосклонностью Дамасия. Это был высокий светловолосый человек, всегда присутствующий на Афинских празднествах и исполняющий традиции полиса. Однако в последнее время у него возникли серьёзные разногласия с членами Ареопага.
Однажды после возвращения из очередной поездки вместе с отцом я вручил ему огромную раковину диковинного древнего моллюска, добытую мною на морском дне Индийского Океана.
Помню, Дамасий был приятно поражён и сказал, что отныне я заслужил его расположение. Мне был подарен перстень, какие носили почётные горожане Великих Афин. Перстень я не носил, но пообещал себе, что завтра непременно одену его, это поможет мне договориться с Илларионом о выкупе его раба.
Пока Галактион отсутствовал, я выпил немного вина и позвал Сахиб. Отныне после ночи, проведённой мною с гетерой Дорифорой, я заметил, что стал смотреть на женщин совсем иначе, чем раньше. Раньше я воспринимал каждую женщину, как дочь Великой Богини-Матери, имеющую качества божества; теперь же я видел тонкую талию, широкие бёдра персиянки, возбуждавшие во мне плотские низменные желания, и было в этом что-то грязное, животное, незнакомое мне до любовных утех с гетерой. Я стал мужчиной, и отныне я сильно желал обладать Сахиб, однако сдерживал себя, ибо лишь любовь способна сдерживать, щадя её чувства, чувства той, которая стала для меня всем на свете.
Сахиб в тот вечер была какой-то задумчивой и немного отчуждённой, как мне показалось. Я протянул ей фиал с вином, она пригубила, удивлённо глядя на меня.
Мне нужен твой совет, сказал я, тем самым ещё больше удивил её, ибо раньше никогда не спрашивал советов у рабыни.
Господин, у Вас есть невеста в Афинах, чтобы давать Вам советы, произнесла персиянка.
Я вспомнил, ещё до Полнолуния родители решили справить мою свадьбу с дочерью приближённого к архонту чиновника Кларой. Мы даже ездили к ним. Девушка мне понравилась, но и только. Она была скромна, стройна и молчалива то качество, которое так ценится в жёнах-гречанках. Она поклонилась мне и удалилась.
Родители были очень довольны Крарой; был даже оговорён день нашей свадьбы через неделю после празднования Дня Быков. Всё это время я думал о Сахиб, мои мысли были там, где она гуляла возле фонтана, куда она так любила ходить в помолвке участвовало лишь моё тело, но не душа.
Невеста? спросил я, вспомнив всё это.
Миленький образ моей невесты был тут же стёрт и замещён красивой смуглокожей дочерью Азии.
Ты говоришь о Кларе?
Сахиб пожала плечами:
Наверное, она скоро войдёт хозяйкой в Ваш дом, господин, грустно произнесла Сахиб, наполовину опустошив свой фиал с вином. Она пила медленно, как бы задумчиво. О чём она думала тогда? Я сжал её руку в своей.
Признайся, ведь, ты же не хочешь этого, Сахиб!
Какое это имеет значение, господин? Я всего лишь, Ваша рабыня, подаренная царём Киром II Вашему отцу. Я не имею голоса, я должна подчиняться и исполнять желания моих господ.
Нет, не то, не то
Страсть запылала в моём сердце, я притянул к себе её худенькое тело, она была очень слаба и вся в моей власти.
Даже в сердцах рабов живёт любовь, я слышал об этом. Любишь ли ты меня, Сахиб?
Она вдруг покраснела до корней волос, встала и хотела удалиться.
Подожди, яя хочу ехать в Финикию, чтобы вызволить из рабства мою мать, ведь ты уже слышала об этом несчастье, постигшем этот дом.
Да, едва слышно произнесла девушка, какого же совета Вы ожидаете от меня, господин?
Как ты думаешь, стоит ли мне отправляться тотчас на рассвете или или, быть может, дождаться отца из Индии?
Она молчала, наблюдая за тем, как две тонкие струйки фонтанчика изрыгались из пасти рыбы и соединялись с водой в бассейне. О, если б она скинула свои одежды и бросилась в этот бассейн! Но она стояла и думала, как будто, над чем-то. Я ждал, видя, как напрягаются соски на её грудях, едва просвечивающих через хитон.
Я думаю, Вам следует дождаться отца, господин. С бедой легче справляться вдвоём, чем в одиночестве.
Моя мудрая Сахиб, если б ты только знала, как я люблю тебя! Но мог ли я тогда признаться ей в этом? Она сочла бы мой искренний порыв за блажь, какая иногда посещает господ-аристократов и рабовладельцев. Но вряд ли Сахиб подчинилась бы мне, даже если б я на правах господина решил стать её возлюбленным. Её гордость подхлёстывала меня и заставляла постоянно думать об этой необыкновенной персидской девушке.
Ты можешь идти, сказал я, не желая больше искушать себя её присутствием.
Как бы я хотел, чтобы она полюбила меня по-настоящему, а не просто подчинилась, как любая рабыня, пусть и самая совершенная телом, подобная Афродите.
Я остался один, затем скинул хитон и с разбега бросился в бассейн, пытаясь охладить свой пыл. Решение было принято. Я дождусь отца, а затем мы вместе с ним отправимся в Финикию и обязательно разыщем там мою мать.
Увы, скоро Праздник Быков, и должна будет состояться моя свадьба на Кларе В то время в Афинах на стадионе все почти свободные граждане и даже рабы собрались на театральное представление. Архонт восседал на почётном месте, окружённый своими чиновниками и ораторами. Показывалась пьеса «Одиссей», хотя я не очень всматривался в игру актёров. Требовались недюжинные силы, чтобы выдержать весь спектакль целиком, и часть зрителей уходила на рынок, чтобы прикупить себе еды у уличных торговцев.
Я не мог не пойти на представление на следующий день, так как планировал разыскать там Иллариона хозяина Галактиона, и договориться с ним о выкупе. Мой новый приятель увязался за мною и постоянно дёргал меня за руку, когда на сцене происходило что-то необычное, или появлялись новые декорации.
Эй, смотрите, господин, это море! А скоро здесь возникнет корабль, на котором плыл сам Одиссей! воскликнул паренёк.
Не называй меня господином, я хочу выкупить тебя, чтобы дать тебе свободу.
Свободу?
Парень был удивлён, и как мне показалось, немного опечален.
Но как же, господин Я не привык к свободе.
Придётся привыкать.
Вы возьмёте меня с собой в плавание?
Неужели ты хочешь покинуть милые Афины и эти храмы, в которых можно созерцать богов во всём их великолепии?
В Афинах я познал рабство во всём его великолепии, буркнул Галактион.
Я осмотрел его худую фигуру и неразвитые мышцы.
Но ты ещё достаточно слаб, а там за пределами Эгейского Моря могут возникнуть разные опасные ситуации. Неужели ты не боишься?
Нет, не боюсь.
Мальчик со всей искренностью посмотрел на меня и улыбнулся.
Хорошо, скоро мы поплывём на кораблях моего отца, и я обещаю тебе, ты увидишь Край Света.
Край Света? А он существует? удивился юноша.
Ты сам всё увидишь, приятель.
Вдруг к нам присоединились какие-то две гречанки с зонтами в руках от палящего Солнца знойных Афин. В одной из них я узнал гетеру Дорифору в великолепном розовом химатии; другой оказалась её подруга с короткой стрижкой, как у всех гетер, дико озирающаяся по сторонам.
Я немного смутился, потому что Дорифора напомнила мне о вчерашней ночи и о .моём предательстве.