Не ждёте? Почему, учитель? удивился я.
Я уезжаю вновь в дальнее путешествие, а по возвращении, если оно произойдёт, я вновь буду набирать учеников.
Увидев сомнение и разочарование в моём взгляде, Фалес философски улыбнулся.
Ты хочешь продолжить учение, Дионис? произнёс он.
Но почему Вы говорите «если произойдёт»? Неужели, Вы не уверены, что вернётесь сюда? спросил я.
Он пожал плечами.
Увы, боги судьбы играют нами, и мы не всё можем держать под контролем свои судьбы. Боги всё чаще и чаще вмешиваются в них, если видят нашу гордыню.
Но как же?
Всё может произойти, сынок. Я могу умереть при загадочных обстоятельствах, или вообще, не вернуться из дальних странствий, предпочтя жить в Садах, которые облюбую для себя там, на чужбине. Возможно, на чужбине я открою новый ликеум и буду обучать своих последователей тем знаниям, которым я наберусь там и всё систематизирую.
Он вновь пожал плечами.
Прости меня, Дионис. Возможно, я разочаровал тебя.
Нет, учитель, как Вы можете разочаровать меня, недостойного?
Никогда не считай себя недостойным, сынок. Просто, или по Пути и не оборачивайся, иначе сомнения и неуверенность захлестнут тебя.
Я прожил с Фалесом около месяца в его доме до тех пор, пока в бухте не показались корабли моего отца, приплывшие за мною. Мой день начинался с восходом Солнца, когда молчаливая рабыня Ниневия будила меня, и вместо обильного завтрака, какие практикуют в своих жизнях аристократы, она подавала мне несколько фруктов и молоко с мёдом. Затем я сопровождал учителя в его прогулках и слушал его. Иногда мы шли в город, находившийся поблизости, чтобы купить на рынке то, что хотел учитель, но чаще всего углублялись в лес, преодолев небольшую холмистую долину. Он наблюдал за природой и говорил мне то, что чувствовал и видел, эти знания исходили из глубины его души и сердца, поэтому являлись ценными для меня. Отец в тот раз привёз много подарков, именно в тот год было действительно много подарков.
Фалесу я вручил шкатулку из слоновой кости с драгоценными камнями внутри неё. Помню, учитель повертел мой дар в своих руках, улыбнулся мне своей философской улыбкой, как это делал почти всегда.
Благодарю Вас, учитель, произнёс я, соблюдая наш обычай и склонился перед философом.
Внизу о скалистый уступ ударялись неистовые волны Эгейского моря, я хотел, чтобы Море стало свидетелем моего расставания с философом, ибо я верил, его воды вбирают в себя всё: и наши радости, и печали, и слёзы.
Для чего же мудрецу богатства, сынок, спросил Фалес, когда для него вся земля всё дом, а все люди сёстры и братья?
Эти драгоценные камни помогут Вам путешествовать, исполнить Вашу заветную мечту, учитель, произнёс я, не растерявшись.
Верно, эти камни нужны в том обществе, где в людях живёт жажда наживы, и именно в таком обществе мы с тобой живём, мой мальчик. Благодарю тебя, Дионис, и Вас, господин, обратился он к моему отцу, наблюдавшему всю эту сцену со стороны.
Отец мой уже знал о намерениях Фалеса отправиться в путешествие на неопределённый срок, и тем самым пока прекратить набор учеников в свой ликеум.
Он сожалел об этом, хотя старался не показывать вида.
Ваш сын, господин очень талантливый человек, он стремится к знаниям, и я думаю, из него получился бы хороший философ, который может в будущем сознавать свои школы.
Услышав слова учителя, я был очень удивлён, так как и не думал о таком будущем, которое нарисовал мне Фалес. В тот день мы были приглашены на трапезу и с удовольствием согласились участвовать в ней.
Фалес ушёл делать приготовления и пригласить ещё кое-кого из своих друзей, чтобы проститься со всеми нами, а мы с отцом остались наедине.
Чем бы ты хотел заняться, сын мой, спросил меня отец, я вижу твоё пристрастие к знаниям в отличие от Диоклета, но, к сожалению, не могу найти пока для тебя достойного учителя.
Отец, я хотел бы стать торговцем и путешествовать вместе с тобой, произнёс я.
Знаешь ли ты, Дионис, как опасен путь торговца? Многие мои собраться потеряли свои жизни в лишениях на чужбине.
Я не боюсь лишений, ответил я и почувствовал объятия отца.
Я знал, он был доволен моими словами, ибо они были произнесены со всей искренностью, какая жила в моей душе. Так я стал помогать отцу в его торговом деле, когда мне едва исполнилось шестнадцать лет, и я считался атлетически сложенным юношей, перед которым лежали большие перспективы.
Был ли я счастлив.? Да, мне казалось, что да.
Глава 2
«Лишения»
«Жизненный Путь простирается
Перед тобой,
Ты идёшь по нему
И не видишь того,
Что несчастья и лишения
Окружают тебя
Со всех сторон.
Не бойся лишений, друг,
Ибо без лишений
Не постигнешь мудрости.
Живёт ли мудрость в сердце
Твоём?
Или ты боишься её, мой друг?»
(Неизвестный философ, 8 в. до н.э.)
.
585 г. до н.э.
.. За два года я очень изменился, возмужал, вырос, и теперь сам силач Диоклет не решался участвовать в тренировочных схватках со мною, на зная наперёд, что всё равно я одержу над ним победу.
За два года я сильно раздался в плечах благодаря регулярным тренировкам, поощряемых отцом.
Сила тебе не помешает, Дионис, часто приговаривал он, наблюдая за тем, как он упражнялся.
Моя сестра Лара была отдана замуж за соседнего землевладельца, мы привезли с севера много вина и масла. Я участвовал в свадебном пиршестве, изображал шутливого бога Диониса, в честь которого и был назван. В мою задачу входило подношение пиршественной чаши для гостей этот обычай пришёл в Афины из Пеллопоннеса, где бог виноградарства особо почитался.
Я обносил гостей фиалом и наливал оттуда вино в их кубки; Диоклет же должен был изображать лучезарного Аполлона, которого изначально любили и чтили афиняне. Надо сказать, выражение его лица было несколько грозным для светящегося бога, однако это лишь добавляло ещё большую торжественность в сцену.
Но, всё же, мне было грустно, потому что я глядел на мою печальную красивую сестру рядом с её мужем Дорифором. Дорифор являлся нашим соседом и владел огромной площадью по разрешению афинян. Он занимался овцеводством, и на его территории производили вкусный сыр, славившийся в Афинах; ещё у Дорифора был большой виноградник, и регулярно поставлялись амфоры в Афины. В тот год после Филиппа Афинами правил Дамасий II. Говорили, он обожал вино и охотно расплачивался с предприимчивым Дорифором. Ему было около тридцати пяти лет, в то время, как моей сестре Ларе едва исполнилось девятнадцать, и она совсем не любила своего новоиспечённого мужа, потому что сердце её давно было отдано Поллиону юноше с соседнего холма, где он жил со своим семейством. Я знал о чувстве Лары, потому что она сама доверилась мне незадолго до своей свадьбы.
«Как-то раз Дорифор видел меня на празднестве в городе, посвящённом Афине Парфенос», начала как-то свой рассказ Лара. При этом я видел, как слёзы возникли в её прекрасных глазах, и сердце моё от этого сжалось. Я любил сестру.
Я понравилась ему, но я не могу жить без Поллиона, а он пастух и пасёт овец. Их стадо очень малочисленное, Дорифор давно грозится разорить семью Поллиона. А если теперь он узнает, что я влюблена в Поллиона, он разорит их.
Затем я уехал в обучение к Фалесу и долгое время не видел мою сестру. Вернувшись, я узнал о том, что Поллион с родителями покинули долину и ушли далеко со своим скарбом, чтобы не превратиться в рабов.
Вероятно, он поселились в другом полисе, произнесла, рыдая, сестра, а я даже не знаю, где. Я не знаю, где мне искать моего Поллиона.
Что мне оставалось делать? Я успокоил сестру, а через несколько месяцев узнал, что Дорифор посватался к Ларе. Родители не возражали, однако у них было одно условие свадьба должна была состояться лишь по достижению моей сестре девятнадцати лет. И вот этот день произошёл, а она ходила весь день, как в воду опущенная, не глядя по сторонам и ничего не замечая вокруг себя.
Поговори с матерью, Лара, посоветовал я ей, она должна понять свою дочь, а тем временем мы разыщем Поллиона.
Но как тебе это удастся, брат? удручённо спросила меня Лара, возможно, его уже давно нет в живых, а я ничего не знаю.
Она вновь зарыдала. Помню, этот разговор состоялся между нами как раз накануне её свадьбы.
Я пошёл к матери, которая уединилась у себя и молилась богам о благополучном возвращении отца (в этот раз я не поехал с ним, ибо должен был по семейному уговору участвовать в приготовлениях к свадебному торжеству). Мать была занята плетением накидки, возле её ног сидела рабыня и Сахиб, помогавшие ей в этом. Сахиб стала ещё прекраснее с той самой поры, как я впервые увидел её, и я стал часто ловить себя на мысли, что думаю о ней всё время, несмотря на то, что в ту пору на меня уже заглядывались девушки, и я догадывался о том, что родители начали поговаривать о моей женитьбе.