Уверен. Я уверен, что он жив.
Почему же? Разве боги подсказывают тебе это?
Да, отец, моё сердце говорит мне, что Поллион жив и тоже любит Лару. Мой учитель Фалес на прощание сказал мне: «Слушай своё сердце». Я запомнил его наставления, отец.
Он не ответил, потому что не знал, что сказать.
К полудню наша торговая эскадра отплыла, а мать ушла к себе и вышла лишь к ужину, за которым была особо молчалива.
Я видел, как среди других рабынь за столом прислуживала Сахиб, и тоже молчал.
Так часто бывает, жизнь начинает течь в своей привычной колее, и вдруг одно событие переворачивает всё с ног на голову, круто меняет твою судьбу, и ты не в силах ничего сделать, и вынужден подчиниться.
Судьбу мы, греки, называем Фортуной, мы привыкли одушевлять, обожествлять всё, с чем соприкасаемся. Фортуна для нас капризная богиня, которая может принести счастье или горе в зависимости от «настроения». В мою жизнь Фортуна принесла горе.
Всё началось с того, что в пятницу мама решила отправиться на рынок в Афины, одна без рабынь, как это делала раньше.
Я хочу прогуляться, утверждала она, желая заглушить все мои возражения, мне ни к чему рабыни; я посещу храм Афины, так будет спокойнее для меня.
Но, мама, почему ты не хочешь, чтобы я сопровождал тебя? спросил я.
Потому что Афины находятся совсем рядом, и ничего со мной не случится.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
Хорошо, я пойду с соседкой Ариадной, чтобы ты был спокоен за меня.
Мама потрепала меня по плечу, и я действительно успокоился, потому что знал Ариадну. Это была довольно скромная женщина. В саду её дома росло самое высокое оливковое дерево во всём полисе. Она была некрасива, но, оставшись вдовой после смерти своего мужа Иллодора, стойко перенесла свою утрату.
Итак, ты доволен, Дионис? спросила меня мать.
Я кивнул.
Только не задерживайся надолго, я буду ждать тебя.
Ты уже совсем стал взрослым, сынок. В твоём возрасте юноши уже начинают замечать женщин, как, например, твой знакомый Анастас.
Я слышал, он ходит к гетерам, сказал я.
Гетеры дурные женщины, но я ничего не вижу плохого, если юноша до своей женитьбы посещает гетер, набирается опыта и красоты. Среди гетер есть довольно образованные женщины, знающие толк в искусстве и поэзии.
Возможно, но у меня другие мечты.
Какие же?
Я пожал плечами:
Познать истину.
Вижу, твой философ сильно затуманил твои мысли, произнесла мать, но пройдёт время, и ты познаешь простоту жизни и станешь другим.
Великий Фалес говорил о том, что человек многомерное существо. Он может иметь семью и предаваться знаниям и творчеству. Не нужно зацикливаться на чём-то одном, и помнить о том, что много путей уготовили нам боги. Можно выбрать один из них или несколько.
Дом был погружён во мрак в отсутствие хозяйки, я был занят своими упражнениями, метал диск, бегал. Затем раб Харид принялся натирать меня оливковым маслом; я немного согрелся, так как Солнце в последнее время перестало быть таким ласковым, как раньше.
Я лежал в своей зале и смотрел на небольшие изваяния воинов, украшавшие дом. Мечтать я не мог, ничего не приходило на ум, иногда прислушивался к тихим шагам рабов. Они суетились по хозяйству, о чём-то переговаривались между собою. Одиночество давило на меня, хотя раньше я сам искал уединения. Теперь же в этот вечерний час оно стало тягостным для меня.
Сахиб, как всегда, принесла козьего молока, поставила его передо мною и хотела уйти, но я задержал её.
Сахиб, ты не видела, мама ещё не возвращалась из Афин? спросил я.
Нет, господин, я не видела хозяйку, произнесла девушка своим бархатным голосом, который я всегда так любил.
Странно, почему она так долго задерживается?
Я осознал, что думал вслух, и это смутило меня. Я созерцал красивое тело Сахиб, не решившись снова прикоснуться к персиянке. Она чего-то ждала, красное солнце, проникающее в залу сквозь прорези в стенах, отразилось на её смуглой коже, и она напоминала мне Богиню Огня. Возможно, такой была Иштар в представлении древних вавилонян.
Почему-то на ум пришло то, что Иштар-Астарта является прообразом Афродиты, но я тут же оттолкнул от себя эту мысль. Что общего может быть у иноземцев с нами, греками?
Ты можешь идти, Сахиб? произнёс я, отпустив её руку, хотя боролся с желанием притянуть её к себе, если мама вернётся, скажи мне об этом.
Она поклонилась, как и полагалось рабыне, и вышла, оставив меня предаваться своим собственным мыслям, которые постоянно путались.
Беда постучалась в мой дом, уже когда на небе замерцали первые звёзды. Пришла взволнованная Ариадна и, сильно жестикулируя и размахивая руками, пыталась донести до меня, что моя мать пропала. Она едва сдерживала слёзы, которые, всё же, хлынули безудержным потоком из её глаз.
О, Афина Парфенос! стенала соседка, мы остановились у моей подруги, поговорили немного, а затем Афина ушла в город на рынок. Мы стали дожидаться её.
Тут Ариадна сделала небольшую паузу, выпила немного вина, стоявшего перед ней в фиале, перевела дух.
Но она не вернулась. Затем я с подругой Анфиссией отправилась в сопровождении двух её рабов на поиски Афины. Беда, господин Дионис, беда мы так и не смогли её найти. Затем мы обегали всех медикусов, но никто не обнаружил её тела.
Так что же всё-таки могло случиться с моей матерью? в напряжении и возбуждении спросил я.
Говорят, в тот день на рыночной пристани, где торгуют рыбой, все видели огромный корабль с «Глазом», произнесла удручённо Ариадна.
Корабль с изображением глаза на корме и парусах?
Она кивнула:
Да, г-н Дионис.
Я слышал «глаз» это символ финикийцев, произнёс я, раздумывая над словами соседки.
Верно. Это были финикийцы.
Она вдруг соскочила и начала расхаживать по зале:
Мне рассказывали, финикийцы заманивают хорошеньких женщин на свои корабли, а затем продают их в рабство, либо в Египте, либо в Азии.
Вы уверены в этом, г-жа Ариадна? спросил я.
Да, уверена, я действительно слышала об этом.
Жаль, что я не слышал, иначе я предупредил бы маму заранее или поехал бы с ней на рынок.
Ариадна утёрла слезу и обняла меня по-матерински.
Поезжай в Афины, сынок. Быть может, тебе удастся что-нибудь выяснить.
Видя мой порыв, Ариадна удержала меня.
Но лучше дождись утра, ибо ночь плохое время для поиска. Дождись утра, Дионис. Я выделю тебе часть своих рабов, которые хорошо ориентируются на местности некоторые из них когда-то служили на финикийских кораблях.
Благодарю Вас, произнёс я, действительно, лучше дождаться утра. Я обязательно дождусь, когда боги осветят этот мир и найду свою мать.
Она тяжело вздохнула, вновь утёрла очередную слезу, скатившуюся со щеки, с сочувствием похлопала меня по плечу.
Как жаль, что Агапия нет, и он ещё не знает, какая беда постигла вашу семью.
Я ничего ей не ответил, и в тот день рано лёг спать в общей зале среди красивых амфор, приобретённых отцом когда-то в Дельфах сразу же после очередных Олимпийских Игр. Здесь, в просторной зале, где когда-то собиралось всё наше семейство целиком, я чувствовал себя как-то спокойнее.
Утром я поблагодарил соседку за помощь, но отказался от рабов, я решил поехать в Афины и всё сам разузнать.
Пусть дорога станет открытой для тебя, Дионис, произнесла Ариадна, преподнеся мне прощальный фиал с лёгким вином, как и положено по традиции и этикету. Мы, греки, чтим свои традиции, уважаем предков и поклоняемся нашим богам.
Это в будущем недалёкие люди нарекут нас «язычниками» и постараются смести с лица Земли всё, чему мы поклонялись, не вникая особо в нашу культуру и быт. Но мы жили в том мире, который создали для себя сами, существуя по заветам наших предков.
Сахиб всё утро была как-то по-особенному молчалива и грустна. Я коротко простился с ней, хоть она и ожидала большего, привыкшая улавливать мою благосклонность к ней. Возможно, она хотела, чтобы я взял её с собою в Афины, и взглядами, и поведением своим всячески намекала мне на это, не решаясь сказать напрямую.
Я дал понять, что она останется в доме, лишённого хозяев, в то время, пока я буду отсутствовать.
Присматривай за рабами и жди меня, произнёс я, вскочил на коня и устремился вдаль. Только в пути я понял, что так хотел поцеловать её, но не сделал этого, обеспокоенный грядущими событиями и той бедой, которая так неожиданно свалилась на мои плечи.
Я хотел разыскать мать до того времени, как возвратится отец из своего странствия, хотя и понимал всё безрассудство своей идеи. Мой конь нёсся так быстро, что долины и холмы мгновенно проплыли перед моими глазами.
Впервые я не замечал этой красоты, в то время, как раньше всегда любовался природой и думал, что, возможно, по этим холмам когда-то проходил сам Дионис или Пан, а в этих неглубоких речушках могли обитать нереиды, только я никогда не видел их.