Во втором классе самым страшным врачом оказался психиатр дядечка в узких очках со стрижкой-ёжиком. Даже Наталья Сергеевна понижала голос, когда проходила мимо его кабинета. Вместо того чтоб выведывать про семью, возраст и день недели, он вдруг начал спрашивать смысл пословиц, причём задавал всем разные! И пока ты соображаешь, он делает такой пристальный взгляд, как будто хочет заглянуть тебе в мозг. Мне досталась поговорка «работа не волк в лес не убежит», и я выдохнул с облегчением папа часто её употребляет, когда мама его с чем-нибудь торопит.
А-а, говорю я, это запросто. И в ту же секунду осознаю, что никогда не понимал её смысла. А психиатр уже буравит мне дырку во лбу.
Это, говорю, значит, что работа не волк, в лес не убежит.
Что значит «не волк»?
Значит «не волк».
Ну и что?
Раз не волк, то не убежит. Вот если бы работа была волком, могла бы убежать. В лес, например.
Как убежать? прищуривается психиатр.
Ножками.
Ножками? переспрашивает он. Или лапками?
Лапками, лапками, скорее поправляюсь я.
А чем отличаются ножки от лапок?
К этому моменту я уже порядочно взмок.
Лапки мохнатые, выдаю я первое, что приходит в голову.
А у ящерицы, значит, ножки?
Тут меня такая злость взяла, что я не вытерпел.
У ящерицы, говорю, копыта.
Дядя-психиатр сразу весь преобразился глаза над очками округлились, тонкие губы вытянулись в улыбку, рука изготовилась за мной записывать.
Да, обрадовался я, у ящерицы четыре копыта. Я лично слышал, как она цокает ими по камню.
И я зачем-то начал изображать гарцующую ящерицу, с трудом цокая пересохшим языком.
Довольно паясничать, остановил меня доктор. Пригласите следующего.
А вы не слышали? поинтересовался я напоследок.
И зря. Что-то он мне там лишнего в карту начирикал, ну да ладно.
Никитке досталась поговорка «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Так он принялся доказывать, что журавль в небе гораздо лучше, потому что красивее и свободнее. Дядя-психиатр возразить ничего не смог, и Никитка тоже огрёб от него какую-то заметку.
А у ЛОРа всё как обычно (почему, кстати, ЛОР, а не УГН?). Посовала в ухо-горло-нос холодные железяки и послала в другой конец кабинета слух проверять. И тут за дверью началась какая-то буча. Это Никитка прибежал от ортопеда (он ведь всегда за мной или я за ним), а девчонки его не пропускают. Да, я забыл их предупредить, но могли бы и сами догадаться. Стою я спиной к доктору, она уже числа шепчет, а я слушаю, как там Никитка отбивается.
Тридцать восемь, шепчет тётя настолько громко, что даже не интересно.
Никита за мной! кричу я девочкам через дверь.
Пятьдесят шесть, продолжает доктор ещё громче.
И хватит шуметь! злюсь я.
Девяносто девять, кричит мне тётя.
Девяносто девять, повторяю я шёпотом.
Ну, невролог с молоточком это классика. (Почему, кстати, невролог, а не нерволог?) Мы с Никиткой поспорили: у кого нога не дёрнется, тот и выиграл.
Доктор за молоточек взялась, я ногу на ногу положил да как напрягу.
Расслабь ножку, просит тётя.
А я головой мотаю, говорить не могу от натуги.
Смотрю, она уже готовится что-то в карточку писать. «Ну, думаю, довольно с меня записки от психиатра, а то, чего доброго, лечиться отправят».
Всё-всё, говорю, расслабил. Стучите как следует.
И она как стукнет, а нога как взбрыкнёт, тётя даже вскрикнула.
Никитка сразу за мной, и я не успел ему сказать, что затея вышла неудачная.
Да что ж за дети у меня сегодня?! слышу возмущение доктора.
Тоже мне, невролог и такая нервная.
Окулистка новых заданий не придумала.
Начала с цветных картинок в горошек. Я каждый раз забываю, в чём там подковырка. Смотрю во все глаза девятка и девятка, больше ничего.
Ну, что ты видишь? торопит меня врач.
Ничего особенного, говорю.
Цифру видишь?
Вижу.
Какую?
Я головой повертел, пощурился, но кроме девятки так ничего и не выплыло.
Девять, отвечаю сокрушённо.
А оказалось правильно. Странные задания.
И ещё удивительное дело табличка с буквами у них каждый год одна и та же, кто угодно запомнить может. Я, к примеру, на всякий случай запомнил, чтобы мама не расстроилась она ж за моё зрение переживает.
Как полагается, один глаз прикрыл, бодро всё называю.
Девять, отвечаю сокрушённо.
А оказалось правильно. Странные задания.
И ещё удивительное дело табличка с буквами у них каждый год одна и та же, кто угодно запомнить может. Я, к примеру, на всякий случай запомнил, чтобы мама не расстроилась она ж за моё зрение переживает.
Как полагается, один глаз прикрыл, бодро всё называю.
Отлично, говорит тётя, теперь закрой правый.
А там ещё две строчки в самом низу.
Почему? возмущаюсь я. Я и дальше знаю.
Ну давай, соглашается доктор.
Я там буквы не различаю, но куда палочка показывает, вижу и по памяти называю. Тётя удивилась и перешла к другой таблице, для маленьких. Там не буквы, а картинки. И я их не учил.
Ну? говорит доктор.
Молчу.
Видишь?
Самолётик.
Нет.
Вернулись к буквам, опять всё назвал. К картинкам молчу.
Тётя уже и лампочки проверила, и свои очки протёрла, но ничего не поймёт. Раз пять она туда-сюда моталась, умаялась. Села у своих табличек и куда-то в стену глядит. Мне её жаль, но признаться-то страшно.
Ты что, осенило тётю, буквы выучил?
Я кивнул.
Тётя вздохнула с облегчением и пошла мне карточку заполнять.
Вот я бегу на всех скоростях от окулиста к дерматологу, где мне Никитка очередь держит, смотрю небольшое столпотворение. Заглядываю а у стены сидит на корточках и горько плачет Вергилия Спицына.
Что случилось? спрашиваю я у Маруси Скворцовой.
Боится сдавать кровь из пальца.
А-а. И как быть?
Не знаем.
Вергилия, говорю, я там уже был. Ничего страшного. У них теперь новые пистолетики такие чпок и всё.
Но от моих чпоков Вергилии стало ещё хуже.
А хочешь, я вместо тебя сдам? не растерялся я.
Вергилия подняла заплаканное лицо, и все обернулись на меня.
Там же имя надо называть, а ты всё-таки мальчик, верно подметила Маруся.
Это поправимо, ответил я.
И мы отправились всей толпой в туалет. Подоспел разгневанный моим опозданием Никита, я ему вкратце изложил план, и он согласился выступить посредником помочь нам с Вергилией поменяться одеждой! Я надел голубую блузку и розовую в цветочек юбку, которая, к счастью, оказалась шортами. А туфли с бантиками мне оказались не малы, а велики. Маруся Скворцова сняла со своих косичек резинки и завязала мне два хвостика, какие обычно носят двухлетние девочки, у которых ещё волосики не отросли до настоящих хвостов. В таком невероятном виде я пошаркал сдавать кровь. А Вергилия осталась в туалете. Ведь Наталья Сергеевна тоже была в поликлинике и попасться ей на глаза не хотелось.
Как тебя зовут? спросила медсестра, смерив меня удивлённым взглядом.
Вергилия Спицына, постарался я сделать девчачий голос.
А-а, понимающе протянула она. Ну, давай сюда ручку.
Я сначала дал уколотую, потом опомнился и поменял. Медсестра сделала чпок, нацедила и перелила мою кровь в колбочку.
«Ну вот, пролил кровь за друга, то есть за подругу», подумал я не без гордости.
Я уже было поднялся, раскланялся, но тут за дверью послышался встревоженный голос Натальи Сергеевны.
Где Куликов и Спицына? Они последние остались к дерматологу, врач ждёт.
В ответ тишина.
Они, наверное, в туалете, ответил Никита.
Оба?
Да, они съели один бутерброд и жаловались на живот.
Сбегай, проверь, пожалуйста.
И снова тишина.
Позови, пожалуйста, следующего, попросила меня медсестра.
За мной никого, я последний, то есть последняя.
Медсестра посмотрела с подозрением.
Скажите, я снова сделал высокий голос, а что показывает анализ крови?
Много чего: наличие инфекционных или воспалительных процессов, вирусных заболеваний, проблем с органами
Так-так, очень заинтересованно сказал я, но продолжения не последовало.
Вергилия, позови следующего, повторила просьбу медсестра.
Там никого нет.
Да, они там, услышал я за дверью сокрушённый голос Никиты.
Что с ними?
Уже всё в порядке, скоро придут.
Медсестра тем временем теряла терпение.
Вергилия, ты ещё что-то хотела узнать?
Я уже приготовился спросить, показывает ли анализ крови пол человека, но тут
Да кто ж там так застрял? воскликнула Наталья Сергеевна, и медсестра, кажется, тоже её услышала.
До свидания, взвизгнул я, сделал реверанс и пулей вылетел из кабинета.
Это наша девочка? донёсся мне вслед недоумённый вопрос Натальи Сергеевны.