Я помотал головой.
Собрав нужную информацию, головорез стал угрожать парню, что, выйдя на свободу, перережет всю его семью, ведь он теперь знает его адрес. Парень был в панике. Этот ублюдок угрожал ему и требовал открыть ночью камеру, помочь с побегом.
И что сделал твой напарник?
Он впал в отчаяние, и я его не виню. Этот парень застрелил ночью заключённого и застрелился сам. В его кармане была записка, где он объяснил, почему не мог позволить заключённому жить.
Эдвард замолк, да и я ничего не говорил. Спустя пару минут он произнёс:
Этот парнишка иногда тебя напоминает. А головорез это Скэриэл. Он использует любую информацию против тебя, как только это ему понадобится. Будь начеку. Защищай себя.
Немного помолчав, я проговорил:
Я думал, что ты хорошо к нему относишься.
Я благодарен ему за то, что он вытащил мою задницу из долговой ямы, но я не хочу в один прекрасный день застрелить его из-за того, что он меня шантажирует.
III
В один из дней, когда моё моральное состояние оставляло желать лучшего, я лежал на кровати, пялился в потолок и занимался тем, что умеют все подростки, бездарно тратил время впустую. Слова Оливера выбили меня из колеи. Всё чаще я стал проваливаться в свои мысли, теряя связь с реальностью.
Пару часов назад я играл в мяч на заднем дворе. Его как-то оставил Скэр, а в следующий свой приход сказал, чтобы я забрал игрушку себе. Мяч, не больше теннисного, удобно умещавшийся в ладони, изредка служил мне способом отвлечься от тяжёлых раздумий. Я кидал его, целясь в стену, и мяч охотно возвращался ко мне.
Скэриэл любил приносить всякие безделушки: самодельные рогатки, кубик Рубика, слаймы, йо-йо, спиннеры всё то, что было популярно у детей-полукровок, но прошло мимо чистокровных.
Как-то мы пристроились у окна и стреляли из рогатки по деревьям, пока один из маленьких камушков не попал в припаркованную машину Гедеона. Брат спешил, поэтому оставил машину снаружи и ринулся в дом. После моего неудачного броска на капоте осталась безобразная царапина. Мы со Скэром спрятались, боясь, что Гедеон узнает и придёт в ярость.
И тут я услышал звук разбитого стекла. Увлёкшись, я отошёл и, не рассчитав силы, попал прямо в окно гостиной. Звон был настолько громкий, что из верхнего окна высунулась белокурая головка Габриэллы. Сестра удивлённо посмотрела на меня и молниеносно скрылась. Я был уверен, что она со всех ног несётся ко мне, желая вблизи рассмотреть последствия забавы. По ту сторону разбитого окна возникло испуганное лицо Сильвии.
Господин Готье, вы в порядке?
Я промолчал, рассматривая стекло под ногами. Носком ботинка с хрустом наступил на осколок раздался треск.
Конечно, я был не в порядке. Что хуже всего я даже не чувствовал вины. Это меня удивило больше всего. Обычно я бы тут же бросился извиняться, а получив нагоняй, безропотно отправился в свою комнату.
Господин Готье? Сильвия внимательно всматривалась в моё лицо в ожидании ответа.
Может, она боялась, что я поранился, но ничего такого не было. Я пожал плечами и направился к входной двери. В холле со мной столкнулась Габи.
Ты разбил окно? Разбил? А как разбил? не унималась она.
Ага, равнодушно бросил я, направляясь к лестнице.
Она выбежала из дома, и вскоре до меня донёсся голос Сильвии из гостиной: «Госпожа Габриэлла, пожалуйста, не подходите близко! Это опасно».
Забрав мяч, я оставил его на столе и улёгся на кровать. Повернул голову и наблюдал за тем, как подарок Скэриэла безмятежно покоится на столе, нежась в лучах солнца. В противовес тому, какой сегодня выдался погожий денёк, у меня на душе скребли кошки. На том же столе находилась огромная клетка с Килли. Канарейка, подаренная отцом и так бессовестно брошенная мной. Я испытывал чувство вины перед птицей, осознавая, как мало уделял ей внимания. Гедеон тайно кормил Килли, следил за его состоянием, выпускал полетать. Об этом мне сообщила по секрету Габриэлла. В отличие от меня, Гедеон хороший хозяин и бережно относится к питомцам. Рыбки, доставшиеся от мамы, славно устроились в его комнате. Боюсь представить, что было бы, окажись они у меня. Теперь Гедеон взял на себя заботу и о Килли. Я вдруг вспомнил, как мама мечтала назвать канарейку этим именем. Килли. Киллиан. Специально ли она выбрала? Принц Киллиан Бёрко.
Не стучась, в своей обычной манере в комнату ворвалась Габриэлла. Она выглядела такой счастливой, что мне аж тошно стало.
Не стучась, в своей обычной манере в комнату ворвалась Габриэлла. Она выглядела такой счастливой, что мне аж тошно стало.
У меня сюрприз! Идём покажу. Она вся сияла как начищенная монета.
Не сейчас, не двигаясь, лениво промолвил я.
Сейчас! Тебе понравится. Сестра схватила меня за руку и потянула к себе. Я не сдвинулся с места. Она так и сяк крутила мою руку, тянула, пыхтела, но я продолжал лежать.
Готье, Габриэлла принялась канючить, ну пойдём
Я тяжко вздохнул. И тут она меня ущипнула, да не раз и не два. У меня вырвался предательский вскрик, и я ошарашенно уставился на неё, потирая покрасневшую кожу. Пришлось проследовать в её комнату, а то, уверен, она бы не оставила на мне живого места. Габриэлла порой была такой же упёртой, как и Гедеон.
Скэриэл сидел по-турецки, пытаясь уместиться за маленьким столиком, и размахивал руками. Улыбка не сходила с его лица.
Я сделала ему маникюр! торжественно объявила Габриэлла, хлопая в ладоши. Она ринулась к Скэру, схватила его за ладонь и показала мне коряво накрашенные чёрным лаком ногти.
Спасибо за прекрасный сервис, смеясь, проговорил Скэриэл. Цвет зашибенный.
Высохли, довольно заключила Габи, рассматривая ногти Лоу.
Я поднял руку и показал им большой палец. Не было желания что-либо говорить. Я хотел бы остаться в своей комнате и продолжить пялиться в потолок. Хотел бы, чтобы меня просто оставили в покое. Давно не испытывал такого упадка сил, как сегодня.
Можно, я тебе тоже накрашу? У меня все цвета есть. Чёрный, белый, красный. Зелёный хочешь? Габриэлла уселась за столик и принялась хвастаться своей коллекцией лаков. Готье, какого цвета хочешь?
Моргни, если она тебя перед этим пытала, сказал я Скэриэлу.
Да нет, было весело. Я сразу согласился. Он потянулся к открытой коробке с шоколадными конфетами и закинул одну в рот. У неё есть жидкость для снятия лака. Так какой тебе цвет?
Никакой. Я завалился на кровать Габриэллы лицом вниз.
Фу, горький, скривился Скэриэл. Биби, можешь воды принести?
Я буду красить ногти Готье, надулась Габриэлла.
Не будешь. Я повернул голову в её сторону.
Ну пожалуйста, начала упрашивать она.
Нет, Габи, жёстко отрезал я, на что сестра изумлённо округлила глаза и затихла.
Да ладно тебе, Готи, Скэриэл попытался разрядить обстановку, ты через десять минут всё сотрёшь.
Кто-нибудь в этом доме понимает слово «нет»? Я не мог понять причину охватившего меня гнева, но сдержаться не получилось.
Скэриэл замолчал и серьёзно посмотрел на меня. Я отвернулся, но чувствовал, как он прожигает меня взглядом.
Что-то случилось?
Он разбил окно в гостиной, мигом нашла что ответить Габриэлла. Голос её звучал осуждающе. Видимо, она обиделась на меня из-за отказа.
Биби, принеси мне, пожалуйста, стакан воды, а потом мы с тобой поиграем во что-нибудь, дружелюбно предложил Скэриэл.
Во что?
Может, в парикмахера? Вон у тебя набор детский есть.
Да! радостно отозвалась Габриэлла и подскочила. Только воды? У нас ещё остался пирог. Фанни приготовила сегодня утром.
С чем он? заинтересованно спросил Лоу. А он вкусный?
Да, очень. Габи уже стояла в дверях. С яблоками. Яблочный. Очень вкусный. Я два кусочка съела.
Ну, раз с яблоками, так ещё и два кусочка, задумчиво протянул Скэриэл, тогда неси. Только помни, что никому нельзя говорить, что я здесь, а то не сможем поиграть.
Я знаю, ответила Габи и затем добавила шёпотом: Это наш секрет.
Секрет, шёпотом повторил Скэр.
Сколько у неё было этих секретов в её восемь лет, хотел бы я знать. Габриэлла вышла и тихо прикрыла за собой дверь. Совсем не так, как десятью минутами ранее, когда она чуть ли не с ноги вломилась ко мне.
Что случилось? повторил он.
«Ты не поймёшь», хотелось ответить мне. Как ему объяснить, что в последние дни моя жизнь катится под откос? Семья не настоящая, а настоящая мертва. Я оказался наследным принцем, но с какой целью Уильям Хитклиф меня забрал? Как к нему относиться? Он милосердный самаритянин или опасный интриган? Мне было стыдно признаться самому себе, что на фоне правды о семье я продолжал думать об Оливии. Возможно, она питает ко мне совсем не дружеские чувства. Узнай я это раньше, прыгал бы от счастья, но сейчас чувствовал, что ещё больше запутываюсь. И, что неприятнее всего, я думал, что Оливер решил надо мной подшутить, и тогда, признайся я Оливии, выставил бы себя на посмешище.