Банан, гнило ухмыляясь, вышел из комнаты Виталия, наспех сотворенной из веранды, и зашел в центральную часть дома, где единолично изживала свои одинокие вещие дни его маман.
Ноздри продрало отстойным воздухом старческого говенья. Но он, не подав и вида, спешно ополоснул руки и даже зачем-то сказав «спасибо», щелкнул в обратку.
кстати, должна позвонить сегодня, услышал Банан, открывая дверь.
Кто? Взлетел он бровью.
А-а Я и забыл с этими креслами, начал Виталий. Вчера мамка зовёт к телефону: «Тебя женский голос!» Я думал, это те «жабы» с Болота, помнишь?
Ну, нетерпеливо поддакнул Банан, подсаживаясь на раскладной стульчик к столу.
Я иду и по ходу отмазку уже придумываю. А на фиг эти жабы нужны мне на дне рождения? Подымаю трубку, Агни с Розой! Полагай?
Агни? удивился Банан. С Розой? Ещё помнят?
И не только помнят. Мы вчера с ними и куражились.
Ни фига! ошалел Банан от неожиданности.
Сегодня опять должны прийти. У тебя как по деньгам?
Да, я взял пару соток.
Чё-кого, подсидим сегодня, сказал Виталий и кинул обглодыш сигареты в открытую «варежку» окна.
А как же твоя любовь? Как же Ада? усмехнулся Банан с гримасой наработанного удивления.
Любовь? Настоящая любовь умеет ждать, стебанул Виталий. Да и неудобно как-то. Болич мне уже вроде бы как другом стал.
Болич приходился Аде сожителем, резинка связи с которым растянулась уже на пару годовых витков. Видимо, пресытившись Боличем, Ада и повелась на Виталия, как на свежий кус худосочного мяса с франтующей ядрёнкой. Тем более, что после разговора с Виталием в ней опять взыграли трубы тех впечатлений, что Виталий оставил ей почти два года тому назад, протяжно призывая оставить Болича. И продолжить крутить тот роман, которым Виталий крутил Адой до самого ухода в армию.
Поняв это, Банан по инерции ещё раз зациклено усмехнулся, и из памяти самострелом выскочила одна сценка. Он слепо посмотрел на улицу своим туманным шаром и в мгновение ока ещё раз пересмотрел её на ускоренной перемотке по узкоформатному экрану окна.
Вот она! Тормозни её, я прикинусь.
Ада, Ада! закричал Банан в окно. Подожди секундочку! Буквально пять сек!
Что такое? Повернула Ада акварелью расписанную миниатюру своего тела, стоя метрах в пятнадцати от дома Виталия, на дороге.
Ада, одну минутку! Сейчас всё решится!
Не угорай так! бросил Виталий.
Она всё равно не поймет, усмехнулся Банан, посмотрев как Виталий со скоростью духа на утреннем подъёме пытается вдеть себя в черные брюки, туфли и свой малиновый пиджак. При помощи которых Виталий организовывал в глазах самок иллюзию «доминантного самца». Подумав с улыбкой о том, что разница между реальностью и симуляцией полностью стирается в явлении. А поскольку симуляция это то, что призвано оказывать на нас конкретное воздействие, то это и есть атрибут действительности. Таким образом, действительность, как экзистенциальная мода, есть стихия. И лишь разумная организация наделяет её онтологическим статусом реальности, позволяя обслуживать и подчиняться человеку, служа ему для краткосрочных целей. А это и есть симуляция. Именно поэтому любой вымышленный образ и воспринимается нашим подсознанием гораздо реальнее, чем банальная серая действительность. Чем и пользуются рекламщики, внушая нам свои иллюзии, и вообще все те, кто создает то, чего никогда до этого не было, а теперь есть. Заставляя нас это есть. Да ещё и причмокивать!
Но долгое отсутствие тренировки сказало о себе устами Ады:
Ну, что там?! беспомощно озираясь, крикнула она, натянув на невнятное беспокойство маску нетерпения.
Ада! Ада! тормозил её Банан. Поимей уважение к моему терпению, я только ради тебя здесь исполняю!
Обломись гнать! крикнул Виталий, бросаясь в растопыренные руки своей судьбы.
Как на экране телевизора, в окно было видно, как Виталий, как обычно, о чем-то учащенно жестикулировал.
Банан врубил «шарманку» и, закурив, упал спиной в блекло-красную яму старого просиженного кресла.
Через пару минут обернулся потерянный Виталий.
Ну, что? Затушил сигарету Банан.
Виталий контужено осмотрелся, молча сел на диван, достал сигарету и, глубоко осмотрев дыру окна, подкурил. И лишь потом ответил:
Фиг пойми что, растерянно констатировал Виталий. Вообще, пургу нёс какую-то.
Фиг пойми что, растерянно констатировал Виталий. Вообще, пургу нёс какую-то.
Как это? удивился Виталию-такому Банан. Ведь он ещё до службы в армии, в шутку, прозвал его «Экспэбэ». Эксперт по бледным леди.
Немного о чём-то помолчав, Виталий ответил, непонятно и глупо улыбаясь:
Кажется, я влюбился.
И это было последнее, что удалось вытащить из него щипцами вопросов.
А ты как, Бизон, сегодня у бабки ночуешь? продолжал разговор Виталий.
Да нет, отработал Бизон от возможной издержки, у меня сегодня ещё одна стрелочка на Пади. Надо к одному шершню заскочить.
Тёмные дела? бросил Виталий, скорчив рот в презрительной усмешке.
Да нет, это по другой части, отработал Бизон.
Виталий только одержано поморщился.
Пойду я руки помою, сказал Виталий и двинул на выход.
Мы лучше подопьём сегодня, дополнил Банан. И пыхнув дымом, бросил пачку на стол вместе с огнивом. А, Виталя?
Но Виталий уже хлопнул дверью.
Сколько времени? ожил вдруг Бизон и увидел часы на верхней полке серванта. Ну, что, пойду я.
Я тоже, подхватил Банан. Пойду, покурю, добавил он и вышел на улицу.
Головой, устало вывесив её из окна.
Передавай всем привет! бросил он в окно фразу, зычно хрюкнувшему калиткой Бизону.
Тот поймал её и налепил на рожу в виде кислой лыбы.
Банан стрельнул окурком за забор, включил магнитофон, увяз в кресле и стал медленно погружаться в транс.
Банан и Виталий сидели, курили, ждали звонка и по-тихой тупили Когда недалеко от дома с бесшумностью скоростного бронетранспортёра тормознула пыльно белая иномарка. И из неё, качаясь на прорезиненных спиртным ногах, вышел Василиск Иванович Виталия родитель и взял петляющий курс на импровизированный «Дом свиданий».
Виталий опознал его первым и дал знак принять готовность 1.
Полу благополучно добравшись, тот зашел в дом и заставил их напряженно ожидать своего малоприятного визита, зависнув в покоях супруги. Где имел
Профилактическую беседу.
Дело в том, что в то неспокойное время он спокойно жил себе со счастливой обла-дательницей двадцати восьми-летнего тела (понятно, что уровень её -летнего счастья стремительно падал, как подбитый самолёт, отчерчивающий шлейфом на синем листе неба грустную кривую исчезающей молодости) и время от времени благородно навещал растрёпанное родовое гнездо, находящееся в периоде полу-распада, так как на новом месте он официально зарегистрирован не был и потому поддерживал с семьёй самые заботливые взаимоотношения. Заставляя Виталия и его мать поглощать радиацию семейного разлада. Что даже привело к патологии, выраженной в чрезмерной опеке «дорогого сынку» за счет его друзей.
Зайдя в комнату, Василиск Иванович, в качестве интермедии, стал неспешно рассказывать, что прибыл не один, что его ждут, и что он, вообще, спешит.
Пространство комнаты скучилось, скрючилось, скукожилось вокруг него.
Ты видел Петрарха? спросил он у сына, прицельно проткнув пальцем воздушно голубой экран окна, когда они приняли на уши уже достаточно вводных процедур.
Я видел! буркнул недо вольный отрок.
Ну-у Не заметить сто двадцать кэгэ в машине, начал выстёбывать папаша, ещё раз ткнув указкой в растёкшуюся по салону тушу, которому послышалось «не видел».
Да я же сказал: я видел, видел! перебило его импульсивное чадо и обижено выскочило на улицу.
Вот так всегда, вздыхая, заключил папаша. Будешь пить? протянул он Банану полупустую бутылку рома, вероятно пытаясь войти в доверие.
Не хочу, соврал Банан. И захлопнул двери в доверие.
Тот сразу как-то потускнел, скомкался на стульчике, стал сетовать на жизнь, на наследника, так грубо наследившего на белом полотнище его души, в который уже раз просил «приглядеть тут» за вероломным чадом «с кривым гвоздём в попе». И так как разговор никак не вязался к языку Банана, докурив, сказал, что пойдёт, проверит «госпожу сердца», вышел.
И как показала практика, с концами.
Лишь лёгкое облачко угарного газа от укатившей машины прощально влетело в раскрытое настежь окно.
И как раз вовремя. Так как почти сразу же, словно выждав момента, вдруг дёрнулся и страстно зарыдал, навзрыд, изнемогая, красный телефон.
В опустевшей после визита хате царил добропорядочный переполох.
Та-а-ак, это в комнату зашёл Виталий, загадочно улыбаясь, подбросив брови на лоб, да потирая проворные ладошки. По деньгам клёва. Водку они не пьют. По крайней мере, вчера ломались. Что, по лёгкой сегодня приколемся? наконец-то обратился Виталий к Банану, полному коктейлем фруктовых предчувствий.