Давай поедим сначала, сказал Хиль хмуро, придвигая свою тарелку. Я еще ничего не ел Сестры там раздобыли пару бутербродов. Устал, как мул. Ешь, после поговорим. Или ты куда торопишься?
Нет, ответил Пико и машинально посмотрел на часы.
Они покончили с ужином молча и очень быстро. Хиль собрал тарелки, кости, пустую бутылку, унес все это на кухню и вернулся с уже знакомым Пико кофейником.
Ну, рассказывай, пригласил он, разлив кофе. Ты что, тоже влип?
Да, сказал Пико. Понимаешь Список группы, в которую я входил, попал в руки полиции. А мы должны были выступить сегодня утром. Да, и вдобавок после обеда полиция заняла все наши явки насколько мне удалось узнать.
Фальшивки у вас есть у всех? угрюмо спросил Хиль.
Ни у кого их нет. Этот вариант не был предусмотрен.
А что было предусмотрено? Устроить бойню в центре столицы, накрошить человечины и потом что? С комфортом переселиться в Уругвай? Что же ты молчишь? Ты всегда обвинял меня в политическом дилетантстве. Ладно, мы играли в политику. Но мы не убивали детей!!
После выкрика Хиля в комнате стало очень тихо. Слышно было, как за окном, в вымощенном плитками патио, равномерно журчат стекающие с крыши дождевые струйки. Пико отодвинул нетронутую чашку.
Давай договоримся, сказал он, сдерживая голос. Или ты веришь мне на слово, потому что никаких доказательств у меня сейчас нет, или я лучше уйду!
Куда ты к черту собираешься уйти без фальшивки? Говори, раз пришел. Хотя я заранее могу сказать, что ты будешь говорить. Вы, невинные голуби, ничего не знали, не правда ли?
Да, мы ничего не знали. Мы я, по крайней мере, говорю о своих друзьях, мы вошли в гражданское крыло заговора, будучи уверены, что наши руководители обо всем осведомлены и будут держать нас в курсе. А военных мы вообще не знали. Нам были только известны имена некоторых высших офицеров флота Кальдерон, Оливьери и еще двое-трое. А в результате получилась гнусная история
Он вытащил из кармана плаща смятую пачку, расковырял ее сигареты были сырыми. Хиль молча протянул ему свои.
Я понял все, когда услышал о бомбардировке, продолжал Пико, не сразу раскурив сигарету. Эти проклятые миликос1 просто решили в последний момент устранить нас из игры и действовать своими обычными методами. Я еще не совсем уверен, что наши имена попали в полицию без их содействия
А они действительно там?
Пико помолчал.
По крайней мере, за мной уже приезжали, сказал он, усмехнувшись одной стороной лица. Я побывал у своей невесты Ты ее, кажется, знаешь Лусиа Ван-Ситтер. Она съездила к нам и разговаривала с прислугой. Приезжали около пяти вечера спрашивали, где я и что я. Ну ладно, это несущественно
Существенно здесь то, что вы все ты и все твои р-р-революционно настроенные сеньоритос, все вы оказались сопляками. Ясно? Самые настоящие безмозглые сопляки вот кто вы такие, и я рад, что вам хоть таким образом немного прочистили мозги. Ты мне хвастал когда-то, что близок со стариком Альварадо помнишь? Еще расхваливал его до небес: «Гордость аргентинской науки, настоящий классический ум», ты уже не знал, какими еще эпитетами его обвешать. А когда старик порвал с вашей бандой тебе, что же, этот факт ни на что не раскрыл глаза? Или ты тогда решил, что ум у дона Бернарда не такой уж классический, а вот ум вице-адмирала Кальдерона действительно
Пошел ты к черту, Ларральде! крикнул Пико. Я тебе уже сказал, что в таком тоне нам разговаривать нет смысла! Легче всего указывать на чужие ошибки, когда сам ничего не делаешь
Я-то как раз делаю! Я сегодня всю вторую половину дня только тем и занимался, черт бы вас драл, что чинил и штопал последствия ваших невинных ошибок! Тебе известно, что одна из первых бомб на углу Пасео Колон и Альсина, прямо перед министерством, разорвалась в пяти метрах от переполненного троллейбуса? Я это знаю, потому что некоторых пассажиров потом привезли к нам Тех, у кого осталось что к чему пришивать. Остальных сгребали лопатой. Понял, революционер?
Пико снял очки, вытащил из кармана плаща скомканный платок мокрый, в прилипшем табачном мусоре и стал бесцельно тереть стекла.
Я этих бомб не бросал, сказал он наконец, близоруко моргая. Ни я, ни мои товарищи к этому непричастны. Способен ты наконец это понять, кусок кретина?!
Не вопи, истеричка. Я тебя и не обвиняю в том, что ты лично приказал бомбить Пласа-де-Майо. Я только знаю, что вина за случившееся лежит и на вас, потому что это случилось только потому, что существовал этот ваш заговор. Военные не отважились бы на восстание в одиночку, без поддержки гражданской оппозиции.
Не вопи, истеричка. Я тебя и не обвиняю в том, что ты лично приказал бомбить Пласа-де-Майо. Я только знаю, что вина за случившееся лежит и на вас, потому что это случилось только потому, что существовал этот ваш заговор. Военные не отважились бы на восстание в одиночку, без поддержки гражданской оппозиции.
Однако они без нее великолепно обошлись!
Да, в последний момент. А до самого выступления они хотели создать видимость сотрудничества и единомыслия с гражданскими кругами. Но ведь вы ни черта не поняли! И даже когда из игры вышла группа Альварадо, вы старику не поверили, вообразили себя умнее
Пико надел еще более помутневшие очки, посмотрел на лампу, снял и снова принялся протирать на этот раз бумажной салфеткой.
Дело совершенно не в этом, возразил он. Никто из нас не воображал себя умнее доктора Альварадо, мы принципиально не были согласны с его основным тезисом. Мы считали, что к проблеме создания революционного блока нельзя было подходить с такой с тем чрезмерным «пуризмом», что ли, какой проповедовала группа Альварадо.
Ну, теперь и собирайте, что посеяли, кивнул Хиль и встал из-за стола, посмотрев на часы. Так Каррамба, уже второй час! Я тебе постелю у себя в комнате, сейчас все устрою. Что ты думаешь делать завтра?
Завтра мне нужно во что бы то ни стало пробраться в Энсенаду.
Хиль задержался у двери и обернулся:
В Энсенаду?
Ну да, в Рио-Сантьяго.
Верно, я же забыл, что сеньор связан с флотом тесными узами! Ну-ну.
Ларральде вышел. Пико допил свой остывший кофе, обошел комнату промокшие туфли попискивали при каждом шаге, потрогал стоявшее на полочке странное сооружение из ракушек, с вклеенной в него фотографией пляжа и надписью «Мар-дель-Плата, 1929». Это сочетание цифр было каким-то привычным; он постоял с минуту, разглядывая выцветшую фотографию, и только потом сообразил, что 1929 это год его рождения. Вздохнув, он поправил очки и отошел к окну. Тонкие струйки дождя продолжали журчать так же монотонно.
Дождь начался вечером. Когда он был на площади, дождя еще не было. Возле министерства военно-морского флота еще стреляли, за Розовым домом у памятника Колумбу догорали автомобили на исковерканной бомбами площадке паркинга. Там же, правее, поближе к военному министерству, солдаты устанавливали зенитки. А на самой площади путаница оборванных троллейбусных проводов, битое стекло и какие-то обломки под ногами придавали ей непривычный хаотический облик, на самой площади ревела толпа перед разгромленным зданием папской курии2. Здание уже горело, но из верхних этажей еще выбрасывали на площадь книги и мебель. Он стоял поодаль в каком-то оцепенении и равнодушно думал о том, что, если сейчас ветер отогнет борт его плаща и кто-нибудь увидит сине-серебряный значок с крестом, его убьют тут же, ни о чем не спрашивая. У него даже не будет времени вытащить пистолет. А если бы нашлось время? Все равно он бы не стрелял. И не только потому, что это было бы бессмысленно
Ну, идем укладываться, сказал вошедший Хиль. Ты у меня еще никогда не был? Это наверху. Оружие с тобой?
Со мной.
Давай сюда. Завтра получишь обратно, а держать у себя это дерьмо я не хочу. В конце концов, я здесь не один.
Пико сунул руку за борт пиджака и выложил на стол большой «баллестер-молина».
Двадцать второй? спросил Хиль, взяв пистолет.
Сорок пятый. У них сменные стволы, на любой калибр.
Вон оно что. Я вижу, факультет права и общественных наук кое-что тебе дал, а? Пошли. Я это пока спрячу, до завтра.
Хиль накинул на плечи пальто. «Минутку», сказал он, когда они вышли в слабо освещенный фонарем патио, и направился в дальний его угол, где виднелась цементная раковина для стирки и громоздились какие-то ящики. Пико ждал, поглядывая в темное небо и морщась от падающих на лицо дождевых капель.
Ну вот, удовлетворенно сказал Хиль, подходя к нему. Там отличное место, ни одна собака не найдет. Осторожность никогда не мешает, дорогой конспиратор Взбирайся наверх, только осторожно, в дождь здесь скользко. Из-за этой лестницы мне вечно не везет с любовью представляешь, таскать девчонок на этакую голубятню?
Очутившись в «голубятне» и увидев приготовленную постель на раскидном кресле, Пико почувствовал вдруг такую смертельную усталость, что едва заставил себя раздеться. Хиль улегся на кушетке, ироническим тоном пожелал ему спокойной ночи и погасил свет.