Было на привалах и еще кое-что, жутко интригующее. Мой подарок, крошечный кинжал. Он не был заточен, конечно же, и все, что отличало его от игрушки цена, ведь сделан он оказался все же из железа, а не из дерева. Я бесконечно полюбил с ним заниматься. Марзок строго запретил бегать, когда он не в ножнах, но вот размахивать своим оружием я имел полное право столько, сколько пожелаю. Марз, естественно, не спускал с меня в такие моменты глаз, смотрел внимательно, насмешливо и как-то очень довольно одновременно. А я со всем старанием воображал себя храбрым воином, побеждавшим немыслимых чудовищ из сказок, которые слышал еще на Западе, и если уж вытаскивал свой кинжал, то точно собирался упражняться в фантазиях ровно до тех пор, пока не начинало клонить в сон от усталости.
Этот привал ничем не отличался от предыдущих ни ощущениями, ни деталями событий. Я искупался в нагретой на солнце воде совсем крохотной речки, поел и сосредоточил все внимание на кинжале, а когда вымотался окончательно, устроился в тени дерева на плаще Марзока и прикрыл глаза. Мне казалось, что пока мы были на Западе, я уставал не так быстро, но, может, множество впечатлений и эмоций, да и жуткая жара стали причиной такого состояния. До отъезда еще было время, я видел, что и мой новый учитель ни капли не собирается спешить, потому устроился поудобнее, прислонился спиной к теплому стволу и задремал.
То, что мне тогда приснилось, я, пожалуй, не забуду и в самом конце жизни. Я вновь видел ткань мироздания, только не так, как обычно, создающей все сущее, а словно фоном. Перед которым стояли и внимательно разглядывали меня шесть человек? Думаю, они очень походили на людей, действительно, только и сами состояли из нитей, которые так громко звали вот уже некоторое время. Я узнал их голоса те самые, что пели мне, когда появлялась ткань мироздания. Они говорили между собой, трое из них, двое мужчин просто сверлили меня взглядами. Я не мог разобрать слов, не понимал языка, но словно чувствовал, что говорят они обо мне.
Я же сидел, плотно вжимаясь в ствол дерева единственное, что осталось сейчас мне от мира, и глазел на этих шестерых, отчаянно пытаясь понять смысл их речи. Одна, очень высокая женщина, изъяснялась легким шепотом, совершенно неподходящим к ее виду. Мужчина, не менее огромный, рядом с ней молчал, только изредка кивал после очередной длинной фразы, в которой я четко слышал странный, словно знакомый свист. Он крепко сжимал плечо девушки, которая взирала на меня, слегка прищурившись, и временами бросала резкие, отдельные, будто трещащие слова. Еще один мужчина, полноватый, с веселой улыбкой, сопровождал каждую свою фразу булькающим смешком, а его речь до ужаса напомнила мне говор охранников или Марзока. За их спинами стоял еще один, жутко суровый, лица которого, казалось, никогда не касалась улыбка. От его внимательного взгляда мне было совершенно не по себе, словно он видел меня насквозь, все мое прошлое и даже будущее. Я поежился и, поспешив отвести глаза, посмотрел на его спутницу.
Она была ниже остальных, вся темная из-за нитей, которые ее составляли. В дорожном плаще, словно истрепанном временем, в свободной одежде, будто ей требовалось, чтобы она не мешала движениям. Длинный, какой-то очень тонкий меч в ножнах, она опиралась на него руками, изящно скрестив пальцы на рукояти. У молчаливого мужчины тоже было оружие за поясом, у девушки рядом и вовсе в руках человеческий череп, эти двое, честно сказать, пугали меня. Да что там, взгляд любого из них заставлял чувствовать, как по телу бегут мурашки. Но она Ее внимательные, полностью черные глаза были наполнены спокойствием и какой-то радостью, словно я был ее сыном, которого она не видела много лет, а теперь повстречала вновь. Я не мог оторвать от нее взгляда: таким теплом, таким ощущением легкости наполнялось все мое существо, пока я всматривался в нее. Остальные замолкли и принялись наблюдать за нами двумя, я не видел ничего, кроме ее черных глаз, но ощущал их интерес каждой клеточкой тела. Женщина с мягкой улыбкой склонила голову и, не размыкая губ, произнесла:
Марзок еето лая сиидэ. Отаалу шиэ ни вью орэ. Томэни.
Ее голос прозвучал, будто мои собственные мысли, будто я сам был этим голосом. Я вздрогнул, но почему-то подался ближе к ней. Мне жутко захотелось узнать, кто она, хотя бы имя. Суровый мужчина смерил меня внимательным взглядом, а после посмотрел на свою спутницу. Женщина усмехнулась, в один шаг преодолела разделяющее нас расстояние и нежно коснулась прохладной ладонью моей щеки.
Марзок еето лая сиидэ. Отаалу шиэ ни вью орэ. Томэни.
Ее голос прозвучал, будто мои собственные мысли, будто я сам был этим голосом. Я вздрогнул, но почему-то подался ближе к ней. Мне жутко захотелось узнать, кто она, хотя бы имя. Суровый мужчина смерил меня внимательным взглядом, а после посмотрел на свою спутницу. Женщина усмехнулась, в один шаг преодолела разделяющее нас расстояние и нежно коснулась прохладной ладонью моей щеки.
«Ее зовут Мейет».
Звук далекий, гулкий, словно через стекло. Говорил мальчик, подросток, так, будто был смущен. Я попытался услышать что-то еще
Дэйшу. Марзок потряс меня за плечо. Пора ехать.
Я резко сел и уставился на него, словно впервые видел.
Что случилось, мальчик? Марз опустился рядом и обнял меня за плечи. Дурной сон?
Только теперь я осознал, что дрожу. Я быстро мотнул головой, глубоко вздохнул, а после попросил:
Расскажи мне о Мейет, орэ.
Я почувствовал, как он напрягся.
Ты же знаешь все на свете, продолжил я, значит, и о ней тоже знаешь, правда?
Откуда ты взял это имя? тихо спросил Марз.
Я видел женщину из черных ниточек, она говорила со мной, а мальчик сказал, что ее зовут Мейет.
Мальчик? Марзок тяжело вздохнул. Вот как Его ты тоже видел? И что она говорила тебе, Дэйшу? Ты разобрал слова?
Нет, только слышал, я мотнул головой, а после со всем старанием произнес фразу, которая, кажется, до сих пор звучала в голове: Марзок еето лая сиидэ. Отаалу шиэ ни вью орэ. Томэни. Что это значит, орэ?
Он печально усмехнулся, потер пальцами виски и тихо сказал:
Что, возможно, тебя было лучше оставить с матерью.
Эта фраза резанула меня очень больно. Словно он жалел о нашем путешествии, о том, что подарил мне Восток. Я опустил голову и почувствовал, как к глазам подступают слезы. Наверное, теперь он бросит меня. Не станет приезжать, как говорил, а может и вовсе увезет обратно на Запад Я всхлипнул.
Дэйшу, Марз аккуратно положил мне ладонь на щеку и заставил взглянуть на него, Я тебя не оставлю и всегда буду рядом. Я же обещал.
Она сказала про тебя что-то злое? я внимательно вглядывался в его лицо. Ругала за то, что ты забрал меня?
Она сказала: Марзок сделал свой выбор. Произнесено слово учитель. Посмотрим. С короткой улыбкой отозвался он. Раз уж сказала она это тебе, то не стоит и скрывать смысла, как думаешь?
Я неуверенно улыбнулся. Что бы не пряталось в этой фразе, она точно не была злой, значит, и бояться нечего совершенно.
Что еще тебе снилось? уточнил Марзок спокойно. Ты видел только ее?
Нет, там были трое мужчин, она и еще две женщины. Они говорили между собой, но я не понимал слов, я с любопытством посмотрел на него. Они мне понравились, но немного пугали.
Все шестеро Задумчиво хмыкнул Марз. Интересно.
Что это значит, орэ? я внимательно наблюдал за его мягкой улыбкой.
Время покажет, весело отозвался Марзок, встал и одним движением поднял меня на ноги. Едем. А по дороге я расскажу тебе одну легенду. О том, как люди узнали магию.
Я с готовностью поспешил к лошади, но обернулся и хмуро уточнил:
А о ней? О ней ты расскажешь? Ты же знаешь, правда?
Да. Знаю. Марз усмехнулся и смерил меня ироничным взглядом. Расскажу и о ней.
Кроме того, что я услышал легенду о первых поселенцах, этот день больше ничего не принес. Конечно, Марзок рассказал и о тех, кто мне приснился, о четверых коротко и велел спрашивать их тайфу при желании, о Сууре и Мейет очень подробно. Я заявил, что раз уж она связана с каждой Нитью, то я стану ей поклоняться так же, как Марз, мне это казалось самым логичным решением на свете. Он тогда не стал спорить или возражать, может, просто мечтал, чтобы я поскорее забыл напрочь и этот сон, и все, произошедшее вовсе, может, ему просто понравился такой выбор, я и теперь не знаю. Этот разговор мы не заводили больше совсем, а я вновь погрузился в изучение мира, в который попал.
Было здесь что-то, неуловимо отличное от Запада, чего я до сих пор не взялся бы описать с точностью. Вроде все те же пыльные дороги, трактиры, даже пейзажи. Южная, истерзанная солнцем земля, камни и каньоны, горы и небо, на котором не встречалось и крошечного облачка. Тени хищных птиц, неторопливая возня мелкой живности в редких, опаленных солнцем кустах и невысокой, желтоватой траве. Воздух пах раскаленной каменной крошкой, ветра кидали в лицо песок и не приносили прохлады. Каждое дерево на пути, кривое, странно изогнутое и с редкой листвой, я встречал, словно личный праздник, так невыносимо было находиться в седле под солнцем. Мы делали привалы куда чаще, чем раньше, едва заслышав звон ручейка или завидев спасительную тень, а Марзок частенько наматывал мне на голову влажную ткань или укрывал от пекла плащом. И все-таки это место, такое жестокое к случайным путникам, было мне стократ дороже Запада с его густыми лесами.