Все дело в людях. Они улыбались, встречая нас, с любопытством выспрашивали о путешествии, перешучивались и перешептывались с хитрым прищуром, в котором не было ни настороженности, ни угрозы. Даже Марзок здесь оказался спокойней, будто сам Восток действовал на него умиротворяюще. В деревнях, где мы останавливались на привалах, я играл с местными детьми, а женщины, присматривающие за нами, частенько утаскивали меня в дома, чтобы накормить или напоить молоком вместе со своими чадами. Марз пытался возмущаться, но на него смотрели так строго, что даже у такого сурового воина, как он, не оставалось шанса на возражения. Я попробовал здесь виноградный сок, а сами тяжелые гроздья с лопающимися от зрелости ягодами мы с новыми приятелями частенько обирали под неодобрительное ворчание местных жителей. Какое-то доброе, безобидное ворчание, словно эти люди прекрасно помнили, как давно крались под палящим солнцем к винограду сами, и эти воспоминания были им дороже пары десятков ягод. Теперь я понимаю, что на территориях Дома Хэйлед просто нет настолько бедных деревень, чтобы не суметь простить детворе крошечную шалость, а Нити вполне позволяют вырастить довольно урожая, чтобы прокормить семьи, продать, и вопрос лишь в том, чтобы труд не пропал даром. Тогда, после Запада с его мрачными окриками, с тяжелыми взглядами и общей осторожностью, граничащей с недоверием, происходящее казалось мне чудесной сказкой, из которой я не желал возвращаться в реальность.
В трактирах я слушал музыку настолько изящную и завораживающую, что перехватывало дух. Здесь, в полутемных помещениях после яркого дневного света, в какой-то неестественной прохладе, к нам не относились с таким бешеным раболепием, как в тавернах в начале пути. Даже кланялись, казалось, совсем иначе с уважением, да, но без этой слащавой преданности, которую старались изобразить с таким рвением, что и пятилетний мальчик понимал, что в ней нет ни капли искренности. Там, на Западе, со взрослыми всегда говорил Марзок. Здесь хозяева дружелюбно спрашивали меня, чего я хочу отведать, что, честно признать, доставляло удовольствие и заставляло чувствовать себя с окружающими на равных. Конечно, они ни на мгновение не забывали, что перед ними ребенок, пусть и маг, и смотрели даже с умилением, с веселыми улыбками. Только вот я все ярче понимал фразу Марза о том, что Восток моя семья. Да, я был маленьким, незначительным для них, поводом усмехнуться, передышкой от тяжелой работы. Но я ни на секунду ни сомневался в своей безопасности, в дружелюбии этих людей, в их искреннем желании помочь путнику с ребенком в таком тяжелом для путешествий месте. Марзок не давал мне усомниться своими спокойствием, смехом, так резко контрастирующими с настороженностью и опаской на Западе. Тем, что отпускал меня играть с детьми или с женщинами в их дома, лишь после ворчал и, преодолевая ярое сопротивление, платил хозяйкам за гостеприимство и мои обеды.
На привалах или перед сном учитель всегда находил время рассказать мне о Нитях. Я даже еще сумел пару раз разглядеть ткань мироздания полностью, чем безудержно гордился и вызвал просто бесконечное веселье Марзока. Я смотрел на него, слушал его смех и чувствовал себя настолько счастливым, что это нельзя передать словами. Я был дома. Вокруг была моя семья. А впереди множество удивительных открытий, узоры и плетения, изучение манящих Нитей и целый мир. Мой собственный, который принадлежал лишь мне одному. А еще последняя, шестая Нить, которой я все также не видел и не сумел бы, как объяснил Марзок, пока разглядеть. Та, благодаря которой я вновь услышу голос Мейет. Пусть я не смогу ее касаться, какая разница? Я смогу ее слышать, это будет вполне достаточно, уверен.
Чем дальше мы уезжали на восток, тем ярче становились краски. Больше зелени, влаги в воздухе и цветов в траве. Я вдыхал неизвестные прежде ароматы, густые, пряные, разглядывал кудрявые кроны деревьев, слушал несмолкающий стрекот насекомых. Мы миновали поворот на Мирту, в Дом Суулед, и эта дорога показалась мне странно пустынной для места, которое Марз однажды назвал сердцем торговли Востока. Но, с другой стороны, он упоминал, что сууледы предпочитают Йорок, нужен ли им был тогда тракт на суше? А после мы въехали на территорию Райледа.
Эти места я изучал с особой тщательностью. Все, от природы и построек, до встречающихся на пути разъездов стражи. Я с каким-то беспокойством и нетерпением ждал, очень ждал встречи с местом, которое назову Домом, и при этом жутко не хотел, чтобы наше в Марзоком путешествие заканчивалось вовсе. Южные пейзажи постепенно сменялись сосновым древним лесом, высокими песчаными холмами, а треск насекомых несмолкающим гомоном птиц.
Эти места я изучал с особой тщательностью. Все, от природы и построек, до встречающихся на пути разъездов стражи. Я с каким-то беспокойством и нетерпением ждал, очень ждал встречи с местом, которое назову Домом, и при этом жутко не хотел, чтобы наше в Марзоком путешествие заканчивалось вовсе. Южные пейзажи постепенно сменялись сосновым древним лесом, высокими песчаными холмами, а треск насекомых несмолкающим гомоном птиц.
И вот, наконец, мы встретились. Я и город, который отныне стану звать своим. Мы проехали предместья там раскинулись поля и пашни, домики фермеров на пригорках утопали в спеющих колосьях, цветах и травах. Многие здания увиты плющом, высокие смотровые башни с флагами, тяжелые ворота с застывшими стражниками. Каменная мостовая с высаженными вдоль деревьями вела сквозь людскую толпу, через мосты, среди домов, чаще двухэтажных, со сглаженными углами, которые стояли кучками по четыре, самое большое шесть штук, с внутренними двориками, в которых я видел горшки с травами, грядки, кусты и даже деревья. Здесь не было ни одного забора, воздух пах пряно и свежо, легкий ветерок покачивал вывески на лавках, и повсюду, казалось, была магия. Может оттого, что до этого я бывал лишь в деревнях Востока, первый город поразил меня таким количеством Детей Нитей. Повсюду люди что-то плели. Кто на огородах, кто просто на улице. У всех в глазах фиолетовые искорки, у кого-то ярче, у кого-то едва различимые. Горожане поглядывали на нас с любопытством, кланялись и продолжали заниматься своими делами, а гул их голосов охватывал меня со всех сторон, и я понятия не имел, что слушать. Хотелось слышать сразу и все, конечно же. Такого количества народу я в одном месте в жизни не встречал, даже когда ходил с отцом на пристань. Я вертел головой по сторонам и отчаянно боялся что-то пропустить, пока не увидел его. Огромное здание с прозрачным высоким куполом, на ступенях которого сидели люди и о чем-то переговаривались, бренчали мелодии на байкане, смеялись или спорили. Тут я видел не только черные мундиры райледов Марзок пояснил мне про них раньше но и знакомые по деревням на юге тюрбаны хэдденов, какую-то еще неизвестную форму разных цветов и фасонов, простую одежду горожан не-магов. Я уставился на эту картину с восторгом и четко ощутил, что хочу вот так же сидеть на ступенях и разговаривать обо всем на свете. Почему-то тут, рядом с этим зданием, мне впервые с начала пути пришла в голову мысль, что теперь я не один. Что все мои занятия отныне не станут посвящены лишь мне самому, а единственным развлечением, хоть как-то связанным с другими людьми, больше не окажется подслушивание разговоров охраны на неизвестном наречии. Вей саат. Дом.
Что это за место? спросил я Марза, не отрываясь от созерцания людей у высокого здания.
Библиотека Райледа, я услышал, как он усмехнулся. Библиотека Востока.
Не сказать, что раньше меня сильно интересовали библиотеки. У отца в особняке была целая уйма книг, ни к одной из которых я и не пытался притронуться. Но это место мне отчего-то захотелось изучить со всей тщательностью, на которую я только способен. Скучный учитель с Запада, бормочущий правила грамматики, не интересуясь даже взглянуть, слышат ли его, сменился сейчас для меня на моего орэ. На Марзока, который, казалось, знал все на свете. И я точно не собирался от него в знаниях отставать.
Глава 4. Дэйшу Равел
1313 1323 годы нового времени.
Итак, я попал в Райлед. Чем больше я проводил здесь времени, тем сильнее начинало казаться, что вся моя жизнь на Западе просто детская фантазия, выдумка. Воспоминания становились размытыми, плоскими. Я уже не мог бы теперь описать нашего сада, где когда-то знал каждый уголок. Не сумел бы рассказать, каким был сам дом. Даже лица отца и матери потеряли в моей памяти четкость. Узнал бы я их теперь, встреться мы случайно? Не уверен. Наверное, скорее нет. Хотя, вспоминая то, что осталось мне от образа матери, я понимал, что унаследовал ее густые, медно-рыжие волосы и глаза с приподнятыми уголками. Правда ее были полностью черные, пытливые и задумчивые, а мои темно-серые, теперь уже с отпечатком магии Разума и той же ироничной насмешкой, которую я любил наблюдать во взгляде Марзока.
Родители исчезли из моей жизни полностью. Они не узнавали, как мы с Марзом добрались тогда до Райледа. Не писали писем и не говорили со мной через гобелены. Не интересовались моими успехами в обучении. Их, казалось, вообще перестало волновать все, что связано со старшим сыном. Не могу сказать, что злился или обижался на подобное, мы никогда не были близки. Я хранил в памяти то немногое, что осталось мне от их семьи ворох потерявших детали моментов от прогулок с отцом, да тот единственный раз, когда ощутил нежность мамы. Хранил с любовь и благодарностью, мне не в чем было их винить. К тому же, я был бесконечно счастлив от того, как все получилось. Что я уехал. Что я маг. Райлед. Прокручивая в памяти момент знакомства с тканью мироздания, я невольно задумывался, что мама, возможно, сомневалась, стоит ли мне это позволять. Я готов был сказать ей самое искреннее, самое теплое спасибо в своей жизни за то, что позволила. Большего, уверен, она бы для меня сделать и не смогла бы вовсе.