Палыч испытал двоякие чувства. С одной стороны, вроде бы и справедливо, а с другой стороны, как лётчик он понимал, что́ участники события (пусть и не те люди, за которых он переживал) сейчас чувствуют. И сочувствие перевесило злорадство.
И в результате этого инцидента Палычу пришлось задержаться, чтобы приезжать к любимой не с пустыми руками, а действующим пилотом. Разница была столь ощутимой, что Палыч согласился провести ещё какое-то время в Энске.
Палыч должен был звонить Наташе вечером каждую пятницу. Для чего нужно было ехать в центр города в пункт междугородной телефонной связи. Сейчас это трудно понять, но были времена, когда не было мобильных телефонов. Ни у кого не было. Их ещё не придумали. И стационарные телефоны были далеко не у всех. У Наташиных родителей, с которыми она жила, телефона не было. Был телефон у Наташиной бабушки, которую она всегда посещала по пятницам после занятий. А теперь ещё и для того, чтобы дождаться звонка Сергея.
Но в ближайшую пятницу позвонить не удалось, потому что в это время Палыч был в самолёте летел пассажиром из краевого центра, где прошёл медицинскую комиссию для восстановления на лётной работе, в Энск. В следующую пятницу Палыч уже летал с инструктором программу восстановления после перерыва, и ночь их застала на посадочной площадке, куда они привезли врача. В течение дня врач два раза присылал машину, чтобы его ждали, потому что придётся везти больного в Энск. Когда стало понятно, что придётся переночевать, Палыч пошёл в ближайший дом позвонить, но хозяин объяснил, что телефон только на почте и в сельсовете, которые до утра закрыты.
Почему-то в другие дни Палыч звонить боялся, памятуя строгость нравов Наташиной бабушки, но когда в очередную пятницу пришлось по погоде заночевать вдали от таких благ цивилизации, как телефон, он набрался смелости и позвонил по заветному телефону в субботу.
Услышав голос Наташиной бабушки, Палыч стушевался и не знал, как представиться. Но строгий голос с хорошей дикцией и правильной артикуляцией на том конце провода всё же позволил разговору начаться:
Что же вы мямлите, молодой человек? Вы, скорее всего, Сергей и хотите переговорить с Натальей. Прежде чем я передам ей трубку, я считаю себя обязанной отметить, что не сомневаюсь в наличии объективных причин вашего столь продолжительного молчания. Но хочу заметить, что в наше время уже изобретён телеграф, который позволяет пусть и коротко, но предупредить об этих объективных обстоятельствах.
Палыч не успел ничего сказать, но в трубке уже услышал родной голос любимой:
Бабушка, бабушка, дай трубку, и уже Палычу: Серёжа, как я рада, что ты позвонил. Я волновалась. У тебя всё в порядке?
Когда уже через две недели Палыч общался с бабушкой лично, она принесла свои извинения за то, что адресовала Сергею упрёки, которые, по сути, заслужила почта, не доставившая ни одну его телеграмму по адресу.
Бабушка Наташи была небольшой хрупкой женщиной, в которой в равной степени наличествовали твёрдость и обаяние.
После общения с бабушкой Сергей сказал Наташе, что по голосу он представлял бабушку совсем другой большой и властной.
Она такая и есть, ответила Наташа. Но ещё и добрая и мудрая.
А как же ты ей объяснила, что ждёшь звонка от мужчины, с которым знакома меньше года? шутя спросил Сергей.
Знаешь, как я боялась, сказала Наташа. А она сказала, что год нужен для того, чтобы понять и быть уверенной, что любишь и любима. И порадовалась, что у меня на это ушло много меньше времени.
ВЕРОНИКА
За эмоциями и переживаниями Сергея и Наташи я как-то упустил довольно значительное событие. Отъезд Палыча из Энска. Когда все положенные программы были отлётаны, проверки пройдены, приказы подписаны и документы выданы, Палыч зашёл в кабинет к Анатолию Ивановичу. Поблагодарить и проститься.
Командиру было приятно, хотя и говорил, что ничего особенного для Палыча он не сделал. Но Палыч сказал, что вернуть веру в справедливость это дорогого стоит и он хотел бы проставиться, как положено.
И тут командир эскадрильи Анатолий Иванович, которого Палыч знал столько времени, сколько трудился в Энске, а это значит всю лётную жизнь, ошарашил.
Так я не пью, совсем, сказал Анатолий Иванович. Как эта новость мимо тебя прошла?
Очевидно, что вид Палыча выказал всё же его изумление, несмотря на то что Палыч очень старался этого не показать. Но командир уже привык к подобной реакции.
ВЕРОНИКА
За эмоциями и переживаниями Сергея и Наташи я как-то упустил довольно значительное событие. Отъезд Палыча из Энска. Когда все положенные программы были отлётаны, проверки пройдены, приказы подписаны и документы выданы, Палыч зашёл в кабинет к Анатолию Ивановичу. Поблагодарить и проститься.
Командиру было приятно, хотя и говорил, что ничего особенного для Палыча он не сделал. Но Палыч сказал, что вернуть веру в справедливость это дорогого стоит и он хотел бы проставиться, как положено.
И тут командир эскадрильи Анатолий Иванович, которого Палыч знал столько времени, сколько трудился в Энске, а это значит всю лётную жизнь, ошарашил.
Так я не пью, совсем, сказал Анатолий Иванович. Как эта новость мимо тебя прошла?
Очевидно, что вид Палыча выказал всё же его изумление, несмотря на то что Палыч очень старался этого не показать. Но командир уже привык к подобной реакции.
Мне внучку прислали на каникулы, просто объяснил он резкое изменение в своей жизни. Мелкая, в четвёртом классе учится, но посмотрит в глаза и мурашки по телу. Я с работы пришёл подшофе. Она встретила радостная, обняла, а потом отстранилась и говорит: «От тебя как от папы пахнет. И добавляет: Ты хочешь, чтобы я и тебя разлюбила? Хочешь, чтобы я была несчастной?» Знаешь, как страшно стало? Я думаю, ножом в сердце не так больно, как мне было от её слов. И всё, отрезало. Так что если хочешь приятное старику сделать, приходи вечером на чай. Маня будет рада, и внучка любит общение.
Палыч даже немного смутился, когда увидел просительный взгляд своего уже бывшего начальника, и пообещал прийти.
По дороге в гости Палыч зашёл в центральный гастроном, где за заведующей был должок (Палыч ей недавно на свадьбу дочери привозил осетров). Так что Палыч пошёл в гости не с пустыми руками, а с чудом невиданным, по крайней мере для Энска двумя тортами «Птичье молоко».
Анатолий Иванович жил в пятиэтажке в центре. Палычу приходилось там бывать, когда доставлял своего шефа домой после затянувшихся застолий. Тётя Маша, жена командира, всегда на удивление спокойно забирала мужа, который, увидев супругу, становился смирным и послушным и, стараясь изобразить трезвость, лепетал: «Манечка, ни в одном глазу. Ей-богу, ни капли, Манечка».
Тётя Маша встретила Палыча очень приветливо, поздравила с изменением семейного положения и шутливо добавила, что ещё одной несчастной в их полку прибыло.
Анатолий Иванович очень обрадовался, будто сомневался, придёт ли бывший подчинённый, и громко позвал:
Вероника! У нас гости.
Из комнаты вышел очень серьёзный человек одиннадцати лет с не по-детски грустными глазами и русой косой.
Здравствуйте, серьёзно сказала девочка и протянула руку для приветствия. Вероника.
Очень приятно, ответил Палыч и нежно пожал протянутую руку. Палыч.
А имя? строго глядя в глаза, спросила обладательница русой косы.
Сергей, уточнил Палыч.
Очень приятно, Сергей Павлович, подвела итог процедуре знакомства строгая собеседница, которую боялся даже командир энской авиаэскадрильи, почитай самый главный лётный начальник во всей округе.
Пока тётя Маша и Анатолий Иванович суетились на кухне, Палыч, соблюдая приличия, решил, что нужно вести светскую беседу, и Вероника приняла предложенный тон общения.
Вы, Вероника, сюда на каникулы? спросил Палыч.
Нет, ответила юная барышня. Это сейчас у меня каникулы, но мне придётся задержаться у бабушки с дедушкой. Мама с папой разводятся.
Вероника по-взрослому вздохнула, мол, и такое в жизни бывает. Потому посмотрела на Палыча и, оценив его заинтересованный взгляд, продолжила:
Папа пьёт и прекращать не собирается. Скоро мама приедет, только на работе рассчитается, и без паузы спросила: А вы почему ко мне на «вы» обращаетесь?
Палыч давно принял для себя универсальное правило общения: «Общайся со всеми как с равными с уважением и деликатностью, невзирая на возраст и звания», и это помогало избежать неловкостей. К этому его подтолкнул один случай, когда он увидел, как председатель колхоза распекал бригадира за то, что тот нахамил колхознику. «Это у меня же нервы», объяснял бригадир своему председателю. На что председатель ответил: «Нервы это когда ты на меня орать будешь. А когда ты орёшь на подчинённого это не нервы, это хамство».