В дверь постучали.
Все готово, магистр.
Хорошо. Мы сейчас.
Ричард присел надо мной я приподнялась на локте, ожидая, что он поможет мне встать, и можно было бы идти, повиснув на нем, как бы ни унизительно мне признавать свою слабость. Но Ричард просто подхватил меня на руки.
От удивления я почти пришла в себя, даже голова кружиться перестала.
Пусти! дернулась я. Сама
Сама ты и двух шагов не пройдешь, заметил он, крепче прижимая меня к себе. А будешь брыкаться, перекину через плечо и потащу попой кверху. Хочешь, чтобы все, кто встретится по дороге, на нее пялились?
«Попой», не «задницей» или чего покрепче. Прямо как в старые времена, когда его до крайности шокировало, если у меня срывалось крепкое словцо. Я же девушка. Предполагалось, что я подобных слов и знать не знаю. Впрочем, от его матери я их не слышала, хотя она, бывший капитан пиратского корабля, наверняка знала предостаточно ругательств.
Попробуй только! огрызнулась я. Дергаться, правда, перестала. С него в самом деле станется протащить меня на плече, точно законную добычу
И пробовать не буду. Просто сделаю.
Пусти! А то я
А то что?
Этот нахал еще надо мной смеется! А в самом деле, что я сейчас могу? Я потянулась к магии и поняла, что даже простенький светлячок сейчас не зажгу. Сил нет. Но и сдаваться я не собиралась.
Укушу!
Кусай, пожал он плечами. Хранители нечувствительны к чуме.
Я ойкнула.
Извини, прошептала я. Я забыла про проклятье. Я вовсе не собиралась нарушать обещание, едва успев его дать.
Заглянула ему в лицо и тут же об этом пожалела слишком близко оно было, слишком близко был он весь, большой, сильный и совершенно незнакомый мужчина, в котором ничего не осталось от прежнего Рика. Но прятать глаза уже не годилось, даром что не отвести взгляд требовало огромных усилий.
Ричард улыбнулся, и я на миг решила, что мне примерещилась эта улыбка столько в ней было тепла.
Ничего.
А потом, после посвящения, я смогу?..
Я осеклась, залившись краской. Боже, что за дурь в голову лезет? Если укус чумного разносит проклятье, значит, и поцелуй тоже? Смогу ли я целоваться после посвящения? И не только целоваться? Не то чтобы у меня кто-то был на примете прямо сейчас, но если я буду жить, появится ведь
Сможешь что? Кусаться?
Господи, только бы он не понял, что я на самом деле имела в виду! Одной ногой на том свете, а туда же, про поцелуйчики! И нашла ведь у кого спросить!
Я ткнулась носом ему в грудь, только бы не видеть его ехидной ухмылки наверняка ведь все понял. Только бы он не догадался, что я под землю готова провалиться от стыда. Щеки, уши и даже шея прямо-таки пылали. Позорище-то какое!
Зря я спрятала лицо в его рубашку. Дар Ричарда пах полынью, черной смородиной и можжевельником, а сквозь горьковато-свежий аромат пробивался запах мужского тела, и все это заставило сердце вдруг замереть, а потом снова бешено заколотиться, и в этот раз вовсе не от страха.
Мы же даже не целовались ни разу
Нелепая мысль заставила меня расхохотаться. О чем я вообще? И о ком? Этот человек разрушил мою жизнь, а я сожалею о том, что между нами ничего по-настоящему не было? Да и хорошо, что не было!
Роза? встревоженно спросил Ричард
Я затрясла головой.
Ничего. Просто слишком Все это слишком
Он прижал меня крепче. Произнес еле слышно:
Я бы хотел пообещать, что все будет хорошо.
Не надо, мне кое-как удалось справиться с голосом. Не ври мне.
Никогда не врал. И сейчас не буду.
Само посвящение я почти не запомнила. В глазах темнело то ли от страха, то ли от проклятья. Я даже не разглядела, в какую именно комнату он меня притащил и был ли там кто-то, кроме него.
Ричард опустил меня в центр вычерченного на полу круга с кучей незнакомых символов. В другое время я не рискнула бы войти внутрь чего-то подобного, не изучив прежде все схемы и не проверив, что за магия сплетена вокруг, но сейчас едва заметила их. Внутри круга надо было стоять, но стоять я не могла, кое-как сумела усидеть, скрестив ноги и опираясь руками перед собой.
Безропотно повторила за Ричардом обет Хранителей ничего в нем не оказалось такого, чему бы хотелось воспротивиться. Не обращать данную мне орденом силу о чем это? во зло. Сражаться с чумными, куда бы ни занесла меня судьба. Заботиться о братьях и сестрах по ордену и вот здесь я повторила не сразу защищать их. Глянула на магистра, заметил ли он заминку, но на лице его ничего не отразилось. Или я не смогла этого увидеть за серой пеленой, заполнившей взор?
Потом Ричард провел ладонью над кубком, стоявшим на особой подставке. И опять же, у меня не хватило ни времени, ни сил разобрать заклинание.
Выпей, сказал он, опускаясь передо мной. Едва заметно улыбнулся. Гадость редкостная, но придется проглотить.
Я взяла у него кубок руки тряслись, и содержимое едва не расплескалось. В горле стоял ком, и я вовсе не была уверена, что смогу сделать хоть глоток. Но пути назад не было. Если повезет, я останусь жива.
Ричард накрыл мои руки своими, помогая удержать кубок. Я заглянула ему в глаза синие, ледяные, точно лесной ключ. Их видел мой отец перед смертью. Если мне не повезет, то взгляд Ричарда будет последним, что я увижу в этой жизни.
Я поднесла кубок к губам.
Гадость внутри действительно оказалась редкостной.
И это была моя последняя мысль.
Не знаю, сколько длился то ли сон, то ли бред. Как в самых страшных кошмарах в нем не было ничего конкретного только из темноты надвигалось что-то огромное, необъятное, накатывалось неотвратимо, но все, что я могла стоять, пытаясь разглядеть в темноте то неумолимое, неотвратимое, точно если я вдруг увижу его очертания, оно рассыпется, исчезнет. Но ничего нельзя было разглядеть в кромешной тьме, только, задыхаясь от ужаса, ждать, пока меня сомнет, раздавит, точно муравья, неосторожно вылезшего на городскую брусчатку.
Мама! прорвался сквозь темноту чей-то крик. Я не пойду один! Не пойду!
Я распахнула глаза. В ярде от меня обнаружилось лицо: мертвенно-бледное, с яблочками румянца и пустыми голубыми глазами. Я шарахнулась от этого лица с криком, проснувшись окончательно.
Кукла. Кукла с фарфоровой головой и кистями. В тряпичное тело был вделан какой-то хитрый каркас, чтобы кукла могла сама сидеть. Папа привез ее из Бенрида, куда он ездил по каким-то своим делам. Няня ворчала: где это видано ребенку давать такую дорогущую игрушку, за нее деревню купить можно. А ну как разобьет? Пусть сидит, вон, на шкафу, красуется.
Я подняла рев, отец засмеялся, снял куклу с верхотуры и вручил мне. Я не расставалась с Леди Изольдой к слову, так звали королеву-в-изгнании наверное, год. Потом таскать ее с собой везде перестала, но засыпала с ней вплоть до самого отъезда из дома. А сейчас она сидела, прислонившись к стене у изголовья кровати, и улыбалась мне нарисованной улыбкой.
Я притянула ее к себе, обняв, как когда-то, и обнаружила, что леди Изольда стала куда меньше, чем была в памяти. Да и кровать я по-прежнему на ней помещалась, но раньше она была намного шире.
За спиной зашуршало, зашевелилось. Я села, разворачиваясь. И обнаружила за письменным столом Ричарда.
Он тряхнул головой, потер лицо ладонями, точно стирая сон. На щеке отпечаталась полоса, кажется, от рукава рубахи вон, как примялся. Магистр уснул прямо сидя за столом.
В моей комнате.
В моей бывшей? комнате.
Я огляделась. Будто ничего и не изменилось с тех пор. Словно и не уезжала. Хотя нет, на моем письменном столе всегда был кавардак, а сейчас чистота и порядок. Чернильница, несколько перьев, стопка бумаги и почти ничего лишнего. Только на краю стола сиротливо сидит плюшевый заяц, подарок Рика. Нет и ящика с игрушками незадолго до отъезда я сама велела убрать его в кладовую. Я тогда считала себя совсем взрослой.
За окном было темно, не поймешь, то ли еще утро, то ли уже вечер. Сколько же я проспала?
Зачем ты здесь? спросила я, все еще прижимая леди Изольду, как будто она могла отгородить меня от всего мира.
А чего бы ему не быть здесь? Он теперь мой командир, может хоть среди ночи вломиться. В груди заныло, я зажмурилась, мотнув головой. Сожаление затопило волной, мешая дышать. Зачем только я согласилась!
После посвящения начал Ричард, и я узнала голос, который звал маму. Нехорошо, значит, ему спится. Странно, но позлорадствовать не получилось. люди обычно растеряны.
Я кивнула. Отголоски ночного кошмара всплыли в сознании, заставив поежиться. Чего я так перепугалась, собственно? Ну, темнота. Я же никогда не боялась темноты Или теперь боюсь? Нет, не темноты. Я боюсь того, что приснится.
Кошмары продлятся примерно неделю, сказал Ричард, точно угадав мои мысли. Пока изменяются разум и тело.
Он чуть сдвинул на столе четыре флакона, наполненные чем-то темным.
Если будет совсем невыносимо выпьешь один. Только постарайся не каждую ночь, потому что больше пока не дам. С ног валит мгновенно, никаких кошмаров не будет, но Алан говорит, что к этой смеси быстро привыкают, а привыкнув, без нее не могут. Так что