Подготовь указ: все буржуазные газеты, кроме коммунистических, закрыть. Вызови Бронштейна, он на основании этого указа должен разгромить редакции газет. Все разломать, сжечь, редакторов расстрелять, рабочий персонал повесить.
Не слишком ли? спросила Фотиева, которая в чемто стала заменять Инессу Арманд. Ленин снова рассмеялся.
Можно немного смягчить, я не возражаю. Добавь в тексте указа: после установления порядка, после отсутствия сопротивления, редакции разгромленных газет смогут восстановиться и выпускать свою лживую информацию в массы, но этого никогда не будет, га га га!
Подписав этот «демократический» указ, Ленин только проинформировал товарищей из ЦК.
Следующим важным шагом Ленина было создание официальной террористической организации ВЧК 7 декабря 1917 года, она якобы создавалась под контролем партии. На самом деле она сразу стала и над партией, много раз переименовывалась и канула в лету только с развалом коммунистической империи под названием КГБ.
КГБ это было государство в государстве, комитет обладал неограниченными полномочиями. Он следил за мозгами партийных работников, организовывал слежку за простыми гражданами. В каждом учреждении, даже самом крохотном, начиная от бани, был свой человек, который следил за поведением заведующего баней и доносил, доносил, доносил, куда и кому следует.
Вся страна была поделена на партийные низовые организации райкомы партии с полновластным хозяином Первым секретарем райкома, но гдето на верхнем этаже в комнате, окутанный в дорогой костюм, щелкал семечки работник КГБ. Он бдительно следил не только за сотрудниками райкома, а этих сотрудников было, как муравьев в муравейнике, но и за Первым тоже. И даже информаторы были в самом райкоме. Первый об этом знал, скрипел зубами, но молчал.
Кроме КГБ была еще одна тайная организация, на которую опирался Ленин. Это его сородичи. В любом правительственном учреждении они доминировали. Он их любил и опирался на них, они были преданными, верными, они же сочиняли всякие невероятные басни о своем вожде. Мало того, при помощи своих Ленин согнул мощную спину русского народа, превратив их в убогих, духовных рабов. Духовное рабство въелось в сознание русского человека настолько глубоко, что оно теперь стало генетически передаваться из поколения в поколение. Нынешние духовные рабы осуждают распад коммунистической империи, выступают против критики кровавых бонз. Самый большой преступник перед русским народом все еще оскверняет его святыню Красную площадь. Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист, утверждал боженька.
Не лишним будет вспомнить о том, что по случаю переезда Ленина и его правительства из Петрограда в Москву, были устроены повальные казни, эдакие маленькие Варфоломеевские ночи. За несколько дней большевики уничтожили около тысячу москвичей. Без какихлибо причин, просто для устрашения.
Свою кровожадность лидеры революции не скрывали. Многие соратники Ленина, Троцкого требовали крови. Так, известный революционер Собельсон, более известный под псевдонимом Радек, призывал к публичным казням.
«В одной лишь Москве за несколько дней было уничтожено не менее 500600 человек. Обреченных раздевали до нижнего белья, в таком виде сажали в грузовики и везли на Ходынское поле. Для казней специально выделялись подразделения красноармейцев, косивших жертвы залпом из винтовок. При первых экзекуциях даже играл военный оркестр.
В Серебряном бору устраивались охоты на людей, и их по одному спускали с грузовика и приказывали бежать, настигая пулями. Так Свердловский Совнарком спустил разнарядку на 500 человек. Но преемник Урицкого Глеб Бокий значительно превысил план и казнил 1300.
К террору призывал и Бухарин активный борец с русской историей, добившийся запрета на упоминание в учебниках имен Дмитрия Донского, Александра Невского, Суворова, Ушакова, Кутузова и Петра Великого.
Чаво это вспоминать всяких Петров Первых, да ишшо горовить: великий, у нас только Ленин великий, Кацнельсон, Апфельбаум и ваш слуга Бухарин, утверждал маленький злодей с еврейскими корнями Бухарчик.
4
Теперь, когда на огромных просторах России шла Гражданская война, а Белое движение сдавало позиции повсеместно, вождь был на вершине самооценки полководца, теоретика, непобедимого стратега и нисколько не сомневался, что мировая революция состоится. Стоит победить белых, принудить рабочих и даже крестьян жить коллективно в бараках, внедрить бесплатный труд на полях, и путь к мировой революции открыт.
К тому времени он, практически уже сломил хребет великой страны, и команды, которые он посылал Дзержинскому или Лейбе Бронштейну, выполнялись с величайшей точностью. Как тут не поверить в свои дарования военного стратега? А все благодаря правильным настойчивым действиям. «Ничего, что я низенький, коротенький и чуть кривоногий с лицом азиата и чуть щурится глаз, мысленно он прощал себе свои природные недостатки, зато башка варит за миллион рабов, которые меня уже сейчас обожествляют».
Как ни крути, все говорило о его гениальности, мудрости, предвидении.
В ту мучительную ночь, которую он провел в подвале, ожидая выстрела Авроры, и у него были мокрые штаны, все было правильно, все было мудро. Это поступок гения революция, гения всех трудящихся. Все пили водку и поганились с бабами, а он мучительно решал сложные вопросы в подвале, и Троцкий лежал на нем, как на куче говна, дабы в случае чего, ни один осколок не задел его умную голову. И эти мысли изменили ход мировой истории.
Незадолго до захвата власти, Ленину, бывшему немецкому шпиону, и в голову не могло прийти, какие блага ждут его в России. И только чтото внутреннее, чтото дьявольское тянуло его за уши, как медведя к пчелиному улью.
Едва захватив власть, он тут же положил волчий глаз на банковскую систему страны. Соратники стали возражать. Любой еврей из Политбюро мыслил сугубо индивидуально. Зачем переводить банк в подчинении социалистической системы хозяйства, если можно на время оставить в покое и загрузить мешки с золотом для собственных нужд.
Ну, черт с вами, по сто миллионов каждому я разрешаю национализировать и разместить в швейцарских банках. Мне, к примеру, хватит и 80. Но не больше, больше ни цента. Если народная власть падет, и мы снова очутимся в эмиграции, хватит на целых два поколения, усмирял Ленин своих подопечных.
Все это он вспоминал, выпростав ноги и закинув лысую голову на подголовник кожаного кресла при тусклом свете керосиновой лампы. Уже дрема охватила все его члены, просящие элементарного отдыха. Когда закрылся второй глаз, он, будто ему шило воткнули в одно место, вскочил и усилил свет в лампе.
В шелковых кальсонах, не застегнув мотню, бросился к столу. Указ! Надо издать указ о национализации банков, где тонны золота.
Перо тут же очутилось в руках, но со стороны затылка в ночной шелковой рубашке неожиданно прилипла к нему Инесса. Она уж изголодалась, дышала в затылок жарко, обильно, впиваясь в вождя как пиявка.
Ты ко мне не подходишь, а я живая, скучаю, не спала, как и ты, пойдем, отдохнешь на моей груди, а потом отпущу, ладно уж.
Инесса, прости, не могу, нет времени, а дело безотлагательное. Состряпаю Указ, потом приду, иди пока, прохладно тут.
Декрет о национализации банков нанес мощный удар по тем, кому удалось избежать ночных ужасов под названием Варфоломеевские ночи, он затронул и бедное население Петрограда, а затем и Москвы.
Копить на похороны уже стало традицией для любого русского бедняка. За всю жизнь можно накопить значительную сумму, что бедные люди и делали. А национализация все отобрала.
Национализация банков это отдельная тема, она проходила трудно, но дала возможность Ленину и его соратникам положить значительные суммы денег в иностранные банки на случай, если большевикам придется драпать из России. У самого Ленина накопилось около 80 миллионов золотых марок в Швейцарском банке.
Пожилые люди, проживавшие в городах и поселках, все те, кто откладывал, возможно, всю жизнь по копейке на похороны, лишился этих сбережений, оказавшись ограбленным советской властью.
Под грабеж попали все те, кто раньше доверял государству больше, чем кому бы то ни было, сохраняя сои сбережения в банке. Любая старушка могла откладывать по рублю в свою копилку на похороны, а потом нести в банк, где государство гарантировало сохранность, да еще выплачивало проценты. А теперь все, у кого находились денежные средства на банковских счетах, крохотные или огромные, оказались раздеты донага. Как всегда, вождь чтото обещал, он как бы вцепился в пролетария, держал его за горло, намереваясь отрубить ему голову, но при этом говорил: потерпи, попадешь в рай. И в этот раз вождь пообещал, что интересы бедных будут защищены и на их вклады национализация банков не распространится. Но проходили дни, недели, месяцы, годы, а ограбленный не только имущий класс, но и пролетариат, так и остался ни с чем. Отныне ему следовало жить надеждой.