Потому что его украли. А в приличном заведении такого бы просто не произошло. Ещё один минус вспомнил, он прокашлялся, твой сосед.
Мистер Гистон? удивлённо спросила она. Как этот безобидный старик с большим плакатом в руках мог находиться в списке «минусов» района?
Именно. Твой мистер Гистон. Он меня пугает. Как-то пытался убедить меня в том, что ты работаешь в службе поддержки и что по ночам возле твоего дома ходят высокие человеческие тени и заглядывают в окна. Ну, бред?
Элизабет звонко рассмеялась, скидывая плед с плеч.
Ты просто драматизируешь она сделала небольшую паузу. Рой, у меня чайник вскипел.
Ты ещё не завтракала?
Нет, поэтому мне пора заглянуть в холодильник. Умираю с голоду.
Подожди секунду.
Да?
Когда я спустился в подвал сегодня, чтобы поменять там лампочку, у дверей твоей гримёрной стоял большой букет цветов в плетёной корзине.
Букет? она заинтригованно приподняла брови, но затем одно воспоминание убрало улыбку с её лица. Надеюсь это не мистер Филтч?
Тот старик в салатовом кожаном костюме? Рой засмеялся.
Да, он всегда пролазит ближе к сцене и пару раз пытался купить у меня один из нарядов для выступлений.
Зато, говорят, у него приличный счёт в банке.
А ещё говорят, что он похож на лепрекона.
Значит, он сможет выполнить любые три твоих желания!
Боже, Рой! Хватит смеяться. Пока.
Увидимся на работе, Элизабет-обломщица-Розенберг.
***
Она сидела в машине, проверяя, взяла ли камеру. Туман за окном продолжал нагнетать обстановку, а в её голове стоял тихий гул: невнятный шёпот, чужие голоса она никогда не могла разобрать их и спустя столько лет перестала стараться сделать это. Любопытство мурашками бежало по её коже, проникало под одежду, она вдыхала его вместе с морозным воздухом. Любопытство управляло ею. Когда она в первый раз зашла в те стены, ступила на сырой каменный пол, то почувствовала приятную дрожь, пронизывающую до костей.
Машина тронулась с места. Она, как обычно, помахала рукой мистеру Гистону и свернула с родной улицы. У неё была превосходная память. Снова эти деревья, кланяющиеся ей по пути. Она всё сильнее давила на педаль газа. Майкл наверняка ждал своего брата, сидя за столом, на котором громоздился шикарный ужин и любимый шоколадный пирог Хайдена. Спустя два часа она должна была находиться в гримёрной «Брюм» и наносить себе макияж на ночь, смотря в большое зеркало.
Быстрее, она молила время ускориться, а гул вокруг её головы сгущался, превращаясь в тяжёлый железный шлем.
Что ты будешь делать, если она всё ещё там? голос с соседнего сиденья.
Она вцепилась пальцами в руль, и пара машин со свистом пронеслись рядом.
Джозеф она затаила дыхание, потому что не любила, когда он заставал её врасплох. Элизабет сбавила скорость. Я не знала, что ты здесь, искренняя улыбка.
Я всегда был рядом, Лиза, тихий голос, немного более реальный, чем обычно. Почему ты не смотришь на меня? спросил он удивлённо. Ты не веришь, что я здесь?
Я верю, я правда верю, она смотрела вперёд. Мне нужно следить за дорогой.
Поверни голову, Элизабет, жжение в глазах, нечем дышать.
Что она увидит, когда повернёт голову? Пустоту, но точно не его. И тогда его голос раствориться, будто его тут и не бывало, но она не была готова прощаться с ним.
Посмотри на меня, первая слеза скатилась по её щеке, и она с горечью мотала головой нет, нет, нет.
Посмотри на меня! крикнул он, и она вжалась в сиденье, останавливаясь на обочине.
Тяжёлое дыхание. Она с жадностью втягивала в себя холодный воздух.
Ты боишься меня? спросил он, и краем глаза Элизабет увидела, как его рука, его тонкие длинные пальцы коснулись её колена. Ледяное прикосновение. Она повернула голову и с соседнего сиденья своими большими голубыми глазами на неё смотрел её Джозеф. Такой юный, такой настоящий. Такой, каким она видела его в последний раз. Ему тогда было восемнадцать, а на улице стояла холодная и дождливая осень. Её губы дрожали, не в силах произнести ни слова, она лишь взяла его руку, и их пальцы переплелись.
Зачем ты едешь туда?
Я хочу знать ответы, сквозь слёзы говорила она, сжимая его руку, на ощупь похожую на глыбу льда. Его глаза были такими же стеклянными. Он не моргал, она не видела, как вздымаются его грудь и плечи, когда он дышал. На нём был серый пуловер, в таком он ушёл из дома, поцеловав её на крыльце на прощание, обещая через пару дней вернуться. Обещая, что пойдёт на всё, ради того, чтобы сделать её самой счастливой. И если не поздно, я хочу помочь этой девочке, чей крик засел в моей голове.
Ты обманываешь меня? он вытянул шею и заглянул в её глаза.
Нет, она избегала его мёртвого взгляда, от которого её охватывал ужас.
Ты не хочешь помогать ей, Элизабет. Ты боишься, что она может быть там, она видела, как шевелятся его губы, но тихий, глубокий голос звучал в её голове, он не выходил из его рта, Быть может, отец ошибался, и ты похожа на нас.
Я не похожа на отца, возразила она. Разве её Джозеф, мог сказать такое? Он был готов убить того, кто сказал бы ему, что он или Элизабет похожи на остальных Розенбергов. Но это не её брат. Настоящего Джозефа уже давно сожрали черви, не оставив ничего от его красоты или от его глубоких голубых глаз.
Прекрати обманывать себя, Лиза. Скажи правду. Ты возвращаешься туда, чтобы спасти незнакомую тебе девчонку и восстановить справедливость, или же из-за того, что эти стены напоминают тебе твой дом?
Однажды ты причинил мне много боли, Джозеф, она медленно отпустила его руку, вытирая слёзы с глаз. Когда оставил меня совсем одну в этом чёртовом мире. И прошу, не нужно делать это дважды. Не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Иначе я никогда не прощу тебя, она смотрела на свои ладони, которые были испачканы в чёрной потёкшей туши. Почему ты молчишь?
Элизабет повернула голову. Она была одна.
Нет прошептала девушка, выглядывая из окон в поисках родного лица. Джозеф! закричала она, выбегая из машины, слыша хруст веток под ногами. Ветер дул в лицо, машины неслись перед её глазами в диком потоке. Среди деревьев извивался низкий туман и проносился её крик. Джозеф, вернись! несколько раз она обошла машину, вглядываясь вдаль, заглядывая в окна. Несколько раз она ударила по капоту. Несколько раз возвращалась на место, закрывала дверь, смотрела в зеркало, а затем на часы. Руки дрожали, но она наконец-то решилась вернуть машину в длинную очередь, состоящую из других таких же машин, в которых сидели другие люди, со своими проблемами и своими тяжёлыми судьбами. Все они лишь двигались в бессмысленном круговороте жизни.
***
Элизабет остановила машину за высокими кустами, ветки которых полностью поглотили металл. Она увидела первого высокого серого ангела, увидела первую разрытую могилу, первую разрушенную плиту, рядом с которой лежала пара пустых бутылок. Теперь это место казалось ей более знакомым, чем раньше. Шприцы на рыхлой земле вперемешку с жёлтыми листьями. Чёрный пустой вход склепа приветствовал её, манил внутрь. Она включила небольшой фонарик и посветила на каменные плиты с мокрыми разводами. По стенам полз надоедливый мох, а в тёмных углах летали мухи.
Неторопливыми шагами она ступала вперёд, вспоминая свой последний ночной кошмар. Свет хищно крался по полу, освещая небольшие трещинки, землю и прорастающую сквозь камни траву. Невысокая статуя склонившегося к земле ребёнка с накинутой на его спину мантией. А за ней тёмная дыра в полу. Элизабет осветила её. Серые, тонкие ступени вели в чёрную, зловонную преисподнюю. Не раздумывая, она спускалась в эту бездну, сравниваясь с землёй. Её встретил небольшой узкий коридор. Потолок был слишком низким, ей пришлось хорошо пригнуться, чтобы пройти вперёд. Она слышала тихое протяжное пение, но уже знала, что этот звук был всего лишь в её голове. Тупик. Она касалась руками холодной стены, чувствуя, как какая-то слизь остаётся на её пальцах. Вдруг её рука нащупала небольшой выступ, за который она ухватилась мёртвой хваткой. Навалившись всем телом, она сдвигала неподвластную ей плиту вперёд, пока её не ослепил яркий луч света.
Отражение разбитого зеркала. Она отвела от него фонарь, заходя внутрь небольшой комнаты, пропуская через себя уже знакомые запахи сырости и гнили, а также сильный запах уксуса. Она уже была здесь. Этой ночью. Её руки были связаны тугой верёвкой, а через эту тяжёлую дверь в комнату заходил не Майкл Ландергуд. Это был её отец. Суровый, печальный и жестокий.
Эти стены, в отличие от тех, что были наверху, оставались сухими. Никакой паутины, никакого мха. На полу стояло зеркало, осколков от которого нигде не было. Небольшой столик с одной тарелкой, подсвечником и маленькой блестящей детской заколкой с тремя большими белыми бусинами, тот самый стул, и больше ничего. Он хорошо прибрал за собой. Лиза достала камеру, и несколько вспышек осветили темноту. Сев на землю, она прикоснулась пальцами к ножке стула, которая привлекла её внимание на одной из получившихся фотографий. Тонкая струйка впитавшейся в дерево крови. «Он убил её» эта мысль громом прозвучала в её мыслях. Она резко отпряла назад. Он убил её здесь. В этой комнате. В этой темноте, что окружала. Здесь она испустила последнее дыхание, здесь её душа металась меж холодных стен.