Мое первое впечатление от собрания алкоголиков и наркоманов (надо сказать, довольно неоднозначное) сформировали два фактора: атмосфера и ведущий. Атмосфера в зале царила угнетающая. Лампа вверху потрескивала, паркетный пол давно перестал сверкать и потускнел, занавески выгорели на солнце и побледнели. Ковер давно следовало сдать в химчистку, хотя глядя на него, возникали сомнения, можно ли его спасти. Осторожно шагая вдоль стенки, я пробралась в самую даль. Темно-синяя поверхность стула была покрыта пятнами, но в отсутствии других вариантов пришлось, преодолевая брезгливость, садиться прямо туда.
Руководителем группы оказался мужчина среднего возраста, Александр Иванович. Говорил он тихо, его порой приходилось переспрашивать. Он носил затертый пиджак и растянутые на коленях брюки, отчего вид у него был довольно жалкий. Вся эта странная одежда дополнялась кедами на шнуровке, и я все размышляла, уставившись на него, неужели так сложно купить туфли.
Александр Иванович обладал мягким тембром голоса, отчего складывалось впечатление, что перед вами человек ранимый и сентиментальный. Чем-то он притягивал взгляд снова и снова, а я все не могла взять в толк, отчего так происходит. Если бы меня попросили описать его парой фраз, я бы сказала так: «Не очень молод, лысоват. Не слишком счастлив». Не знаю, почему сложно было назвать его счастливым, хотя добрым однозначно да. Как много добрых людей несчастны, и так много счастливых злодеев.
Когда «наши наркоши» (так я в шутку называла участников) приходили на собрание, они с порога начинали шуметь и возмущаться, провоцировать Александра Ивановича, в общем, вели себя как разбушевавшиеся подростки. Жуткое зрелище: один человек изо всех сил пытается навести порядок, а остальные орут. Думаю, Александра Ивановича никто не воспринимал здесь всерьез, исключение составляла лишь я и еще парочка таких же тихонь, забившихся в угол. Иногда ведущему удавалось всех успокоить, и мы начинали почти вовремя, но чаще «наркоши» срывали занятия, и в группе творился бардак.
«Точно так же вели себя мои одноклассники на ОБЖ», вспомнила я. «Наркоши» вскакивали со стульев, перебегали с одного места на другое, что-то доказывали Александру Ивановичу, а он пытался их перекричать. Если вслушаться, то можно было понять, что именно их не устраивает: они обязаны сюда ходить против своей воли, и смысла в терапии они не видят.
«Дожились Что я здесь делаю?.. Как что! Я такая же, как они», обреченно вздыхала я, сидя в углу.
Как-то раз Александр Иванович привел и представил нам своего стажера. Тощий парнишка лет двадцати пяти, он пришел однажды и больше не появлялся. Мне он запомнился тем, что нес какую-то просветительскую чушь, и у него была на лице родинка такая же, как у Кирилла. И к тому же они имели схожие черты: длинный ровный нос, слегка приподнятый кверху, острый подбородок, густые широкие брови. Вдруг я поняла, что совершила ужасную ошибку, записавшись на групповую терапию, и мне совершенно нечего здесь делать.
«Вот идиотка! Какого черта я сюда приперлась?» ругала себя я. Но в тот момент пришла моя очередь говорить.
Ты можешь рассказать, что тебя сюда привело?
Я словно набрала в рот воды и сверлила глазами стенку прямо перед собой. На стене виднелось расплывчатое мутное пятно. «Неудобно вот так встать и уйти», пронеслось в голове.
Для тех, кто впервые пришел сюда, мы еще раз сделаем круг знакомств. Представься, пожалуйста, попросил Александр Иванович. Светло-карие глаза обволакивали светом и излучали безусловную любовь. Заглянув в них, я решила остаться.
Маргарита. Я страдаю такой же болезнью, как и все, и И надеюсь от нее вылечиться.
Можешь поделиться с нами, что ты ждешь от нашей встречи?
Сегодня или вообще от всех встреч?
Как хочешь.
Жду Познакомиться, узнать людей, и как они справляются с этим.
Хорошо, ты хочешь добавить что-то еще?
Нет.
Спасибо. Если ты уже все, тихо произнес он и слегка кивнул, то мы можем перейти к следующему участнику.
Да. Я не против.
В этот момент мне открылась истина: ведь он лечит людей не силой своего железного характера (которого у него, очевидно, нет), а своим душевным теплом. Я видела перед собой человека пожилого и некрасивого, но во мне пробудилась целая гамма эмоций. Мне вдруг захотелось обнять его и расплакаться. Наконец я поняла, как отчаянно истосковалась моя душа по таким простым вещам, как доброта и сочувствие.
Находясь рядом с ведущим, меня не покидало ощущение, что через мою макушку спускается сверху сильнейший поток энергии. Этот поток наполнял все вокруг каким-то своим особенным смыслом, в водопаде невидимых лучей я считывала вселенскую мудрость. Она гласила о том, что надо жить ради самой жизни. В то же самое время зарождалась надежда на то, что я справлюсь. Уходя, я вглядывалась в лица людей и пыталась понять: что с ними сейчас происходит? Есть ли у них в сердце отклик?
Но их стеклянные глаза ничего не выражали. Горькое разочарование одолевало меня в те минуты, а затем я спрашивала себя: «А может, никакого потока и нет? Мне просто показалось?» Но поток был. Я возвращалась через две недели и вновь чувствовала его: он шел через макушку к полу, а от пола куда-то вверх. И похоже, здесь, в группе, никто не обращал внимание на такие вещи, как энергии или оттенки эмоций. Всем на все было наплевать.
«Способен ли свет человеческой души творить добро?» задавала я себе вопрос. Чаще всего он оставался без ответа, а как бы мне хотелось, чтобы хоть кто-то еще почувствовал себя особенным, уникальным, неповторимым, имеющим силы к выздоровлению.
Каждый раз, приходя на встречу, я испытывала стыд. Острый жгучий стыд за всех участников группы: они устраивали хаос и были чертовски неорганизованны. Состав наш постепенно менялся. Кое-кто начинал вести себя чуть более сдержанно и даже помогал Александру Ивановичу успокаивать других. Непробиваемые, эмоционально нестабильные и те, кто «в танке», со временем отсеивались и уходили прочь. Потом вдруг стало ясно, что многие пришли просто отсидеться, они не собираются лечиться от своей болезни (а может, таковой ее и не считают). Если человек сам ни в чем не заинтересован, то вряд ли у него что-то получится. Обычно проблему видели мамы, дети, жены, мужья зависимых, но не они сами.
Первое время я побаивалась, а не окажется ли группа психологической помощи хорошо замаскированной сектой. Но со временем мои страхи рассеялись: конечно, ни о какой религиозной подоплеке здесь не шло и речи. Никто не принуждал нас молиться и каяться, да и со слов Александра Ивановича, к вере он относился весьма скептически. Не было культа личности, вслед за которой должна была идти «толпа неразумных»; не было порядка; не было структуры занятий; не было четко очерченных границ дозволенного или хотя бы каких-то элементарных правил приличия. И все это наш ведущий безропотно терпел, а мне оставалось лишь смотреть с сожалением.
Вскоре, вслед за стажером, похожим на Кирилла, бесследно исчез и Александр Иванович. Новый психолог мне не понравился (по причине плотоядного взгляда, пожирающего всех женщин), и я перестала ходить на собрания. Новенький улыбался фальшиво, его губы с масляным блеском растягивались, произнося какие-то пустые, ничего не значащие слова. Меня аж выворачивало при одном виде.
Вот так и закончилась эта история. Можно было бы сказать, что ничем Но прежде, чем покинуть группу, Александр Иванович зажег в моей душе маленький лучик надежды, и встречу с этим человеком я много лет вспоминала с благодарностью.
Конечно, никто из участников так и не раскрыл секрета, как справиться со своей болезнью, но думается мне, никто его и не знал. Знали бы не приходили на встречи. Очень большое впечатление на меня произвели рассказы очевидцев, как лечат наркоманов в диспансерах. Одни истории были жуткими, а другие в красках описывали бессилие врачей перед пагубной привычкой пациентов.
Как-то раз участница нашей группы по борьбе с зависимостью, Светлана, поведала одну такую историю. Только началась перемена. Рассказчица была пожилой добродушной женщиной, ее волосы, выкрашенные в рыжий цвет, раздувал ветер из открытого настежь окна. Светлана что-то увлеченно вещала, бурно жестикулируя. Александр Иванович вышел в коридор, «наши наркоши» разбрелись по зданию. Несколько человек сгруппировались полукругом в самом конце зала. Я только что поднялась из столовой, которая располагалась на первом этаже. Пластиковый стаканчик с кофе жег мне руки, и я боялась, как бы дно не прорвало оно уже надулось пузырем и отвисло.
«Наверное, тут рассказывают что-то интересное», подумала я, поставив стаканчик остывать на подоконник, и присоединилась к слушателям.
Когда он в очередной раз ушел из дома, его никто не бросился искать. Они и так уже потратили все деньги, продали все квартиры, осталась лачуга флигель, где они жили. «Пусть катится к черту», решили родственники и стали себе спокойно жить-поживать и добра наживать. Месяца три от него ничего не было слышно. Ни слуху, ни духу. Потом малому его надо было собираться в первый класс. И тут он объявился, всплеснув руками, добавила Светлана. Лица людей, окружавших ее, выражали заинтересованность. Он пришел домой, потому что заболел чем-то, не помню, то ли гепатитом, то ли заражение крови у него было. Его положили в больницу. Там кое-как очухался, он просил у родных деньги, якобы на капельницы. Они передавали деньги, он начал покупать наркоту через каких-то левых людей, охранники проносили что ли, подробностей не знаю Не могу сказать. Когда пришел главный врач, он обнаружил, что тот обдолбанный лежит, и вызвал семью, мол, забирайте своего обратно, я здесь такое не потерплю. Тем оно и подавно не надо, чтоб он дома лежал, забирать не стали. Потом выписался кое-как и опять пустился в бега.