Радио
На улице моросил противный дождь. Небо было затянуто однородной серой массой. Уныло. Грустно. И без перспектив на свет. Это был его последний день. Последний день его никчемной жизни. Жизни без радости и счастья. Жизни, пропитанной болью и слезами. Жизни, где говорить громко, опасно для той самой жизни. Любое направление движения с легкостью могло поменяться на падение. Падение в пропасть. Пропасть, где заблудшие души не находят покоя. Пропасть, где оказываются все несогласные. Пропасть, ставшая их последним пристанищем в разбитых желаниях сделать свою жизнь лучше.
Целься! громким голосом скомандовал обрюзгший чиновник в лакированных сапогах. Кто он? Зачем он отдает такие команды? Он палач или жертва, которая сама боится встать на мое место? Кто эти юнцы, что трясущимися руками направляют на меня свои винтовки? Почему они вступили в ряды эскадронов смерти?
Если бы им нравилось убивать, ручонки точно бы не тряслись. Их явно заставили! Их явно лишили выбора! Самого простого и банального выбора. Жить так, как душе угодно. Думай, как говорят. Мысли, как говорят. А затем ты окажешься здесь с винтовкой в руках. Либо стреляешь ты, либо в тебя. Такой выбор им представляют. А выбор ли это вообще?
Я не убийца. Я не вор. И даже не революционер. Я просто говорил. Говорил то, что хотел. А хотел я то, чего не хотят они. Люди из дворцов, задающих тон того, о чем должны говорить другие. Люди, набивающие свои карманы, прикрываясь навязанной обществу идеологией. Обществу таких чинуш, отдающих команды, и зеленых юнцов, сознание которых словно пластилин, смятый в фигурку послушного солдатика пропагандистами режима Хорхе Рафаэля Видела.
На низких частотах из подвала латиноамериканского гетто вещало радио «Голос». Я говорил то, что хотел. А хотел я то, чего не хотят они. Я не знал, слушают меня или нет. Я не знал, кто моя аудитория. Я говорил потому, что не мог не говорить. Да и молчать не мог я тоже. Мне не нравилась гайка, закручиваемая изо дня в день. Мне не нравились перекрытые трубы. Я был зол, но не смел. Я прятался, но знал, что меня найдут. Этот день был неизбежен. И он настал.
Был ли в этом смысл? Может, это все зря? А может, меня и не слушал никто вовсе? Может, они уже не способны слушать? Слушать иное. Ведь мыслить не так опасно. Ведь мыслить не так глупо. Мыслить, как говорят, хорошо. Мыслить, как говорят перспективно. Перспективно и хорошо не стоять тут. Пред дулами трясущихся винтовок. Ведь если ты еще дышишь и набиваешь брюхо, то ты жив, а жизнь ли это это уже другой вопрос. Вопрос выживания. Вопрос предательства самого себя. Вопрос рабства на мысленном уровне.
Почему я здесь? Почему мыслить иначе настолько страшно?
Вместо ответа на мои вопросы я услышал лишь: «Огонь!»
Острая боль пробежала по телу, накормленному свинцом вместо вкусного стейка. Почему все сложилось именно так? Каждому свое. Я ж не лаял по ветру, поэтому я здесь?
Собаке собачья смерть! крикнул дирижер сего действа.
Собаке собачья смерть! хором поддержали его юнцы.
Как же мне вас всех жаль. Вы роботы. Роботы без души. Роботы, которым с малого детства внушали, что быть роботом это жизненный план. Вы ни в чем не виноваты. Вы такие же жертвы, как я. Но вы там, а я тут. Лежу и смотрю на небо. Солнце так и не вышло. Стало темнеть. Я закрыл глаза. Последний эфир радио «Голос» оборвался.
На этом все, мои дорогие слушатели! Прощай, дорогая моему сердцу Аргентина! Прощай, жизнь! Я пытался, но увы! Прощай!
Девятово
Здесь рождаются мечты, и тут же они умирают!
Почему, дядь?
Люди приезжают сюда покорять столицу, переполненные мечтами и надеждами. Мосты сожжены. Впереди только Москва. Впереди счастливое будущее. Девятово это перевалочный пункт. Временное пристанище. Плацдарм для прыжка. На самом же деле эта трясина затягивает. Многие на этом погорели и остались здесь навсегда.
Ну у тебя же есть работа, квартира?
Понимаешь, племяш. 20 лет назад я был такой же, как и ты. Горящие глаза. Чистая энергия. Но
Что «но»?
Дядя замолчал. Достал из пачки сигарету и закурил.
Плесни.
Я налил нам еще водки.
Ну, будем!
Он выпил, глубоко затянулся и продолжил:
Спустя 20 лет что я имею в итоге? Съемную квартиру. Низкооплачиваемую работу, где я должен горбатиться круглосуточно, чтобы хоть как-то выжить. Бывшую жену. Дочь, к которой меня не пускают. Алименты. Гастрит. И темную заблудшую душу.
Я налил еще.
И где мы? Все еще в Девятово. Два часа до работы и два часа с нее. Полжизни в пути. Никаких перспектив и света в конце туннеля.
Все могло же сложиться иначе.
Могло. Но не сложилось. Москва не покорена. Пора ехать домой. Этот бой проигран, как и многолетняя война. Надо принять это.
Так почему ты опустил руки?
Я стар и слаб для всего этого, понимаешь?
А что же делать, чтобы не остаться у разбитого корыта?
Вот у тебя есть мечта?
Ага. Тачку хочу крутую, чтобы девок красивых возить.
Дурак ты, Вася. Это не мечта, а цель глупого молокососа. Ну вот будет у тебя тачка, и что дальше?
Буду с девками фестивалить.
А дальше что? Свадьба, ипотека, развод, алименты? И все это будет происходить в Девятово. Москву ты будешь видеть из окна своего офиса, окна автобуса или электрички, несущих тебя в далекое Замкадье, и по телевизору.
Какое-то проклятое ваше Девятово.
Таких Девятовых вокруг Москвы сотни, и каждый день туда приезжают такие покорители, как и ты. За лучшей жизнью. За мечтой. А в итоге получают еще худшую жизнь. Жизнь ради чего? Ради съемной или ипотечной квартиры? Зачем все это надо было? Страдать ради счастливого будущего, которое так может и не наступить?
Так что делать-то, дядь?
Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Плесни!
Я не мог пить со скоростью своего дяди, но отставать было бы неприлично. На Родине было принято пить, пока не упадешь. Разум мутнел, все расплывалось, мысли дядьки становились все сложнее для понимания.
Мы вышли на балкон. Дядька снова закурил.
Смотри, какое небо красивое.
Ага.
А дома-то те же звезды.
Ну да.
Только тут воняет со свалки, а дома пахнет благоухающей природой.
И-и-и?
Подумай на досуге, где ты сейчас находишься? И зачем?
Я молчал. Сложно думать, когда в тебе пол-литра.
Пойдем на посошок и спать.
Хорошо.
Ночью я плохо спал, да еще и дядька храпел, как взлетающий боинг. Встал я в пять утра. Светало. Дико болела голова. Жажда не утолялась. Было мерзко как телу, так и душе. Я подошел к окну. На улице было так же. Я по-прежнему был в Девятово.
В месте, где рождаются и умирают мечты. В голову закралась мысль свалить отсюда. Но куда? Вопрос. Очень хороший вопрос.
Кубик-рубик
На мое семилетие мне подарили кубик-рубик. Эта была сложная игрушка, которая не давалась мне даже с журналом по сборке. Целыми днями я крутил эту штуковину, пытаясь собрать ее. Дома. Во дворе. В школе.
Научился я собирать только одну сторону полностью и нижний ряд прилегающих граней.
Не получается? подсел рядом со мной какой-то мужик.
Не-а.
Докуда уже собрал?
Только нижний ряд, вздохнул я.
Хочешь, покажу, как собрать второй?
А вы что, умеете? обрадовался я.
Ага.
Ух ты!
Я отдал ему кубик, и он несколькими движениями собрал второй ряд.
Ого-о-о-о-о!
Да это просто.
Затем он медленно показал мне, как крутить кубик, чтобы собрать второй ряд.
А теперь сам.
Смотрите, смотрите, у меня получилось!
Радости моей не было предела.
А дальше как?
Потом покажу. Всему свое время, мой друг.
А как вас зовут?
Дядя Дима.
А меня Вася.
Он крепко пожал мне руку и ушел.
На следующее утро я снова сидел на лавке перед домом и крутил этот проклятый кубик. В журнале было написано, что я должен был теперь собрать на верхней стороне крест. Но как собрать его, не разрушив остальное? Как же все непонятно. Вот бы дядя Дима показал, но он не пришел. Не пришел и на следующий день. Кубик все не давался мне. Я злился. Очень злился.
Ну что, как успехи? раздался задорный голос дяди Димы из-за спины на третий день.
О-о-о-о-о, дядя Дима, обрадовался я, что-то не получается. Покажите, как дальше.
Он сел рядом и начал объяснять, как крутить кубик.
Эй, отошел от него! крикнул появившийся во дворе отец.
Лёнь, да ты чего, я ж пацану твоему только показываю, как кубик собрать.
Если ты сейчас не потеряешься, я тебе втащу, понял, урод?
Да понял, понял. Пока, студент! подмигнув мне, дядя Дима встал и пошел домой.
Оказывается, жил он в соседнем подъезде.
И к сыну моему больше не подходи! крикнул ему вдогонку отец.
Пап, а почему ты его прогнал, он ведь помочь хотел?
Тебе нельзя общаться с незнакомыми взрослыми дядями.