Полотна и интуиции. Поэзия XXI века - Валентина Заманская 3 стр.

Вечерний звон. У омута

Меж покоем вечным и златым
     да темным омутом
То не кисть волшебная, но
     дух художника парит.
И каким пылают облака да купола
     священным золотом,
И каким не райским пламенем 
     воронка омута горит.

А природа  то лишь крошечное
     расстоянье между раем, адом.
И художник  пленник-мученик
     всех концов и всех начал
Трудно меж покоем светлым и омутом
     манящим оставаться несгибаемым.
И лишь звон вечерний
     две бесконечности
          успокоил и увенчал.

Цикл

Изнемогаю и блаженно таю
     перед красотой материи:
Всего лишь лист  но в мае
     сколь божественно искрист,
В его явление чудом золота
     осеннего пока не верится.
Обычный лик земной  а он
     добром божественным горит

Изнемогаю, вопрошая,
     перед волшебством материи:
Пленит всесильно, пронзенная
     лучом закатным солнца,
И над зубцами башен леса
     разыграет фантазия мистерию 
И, ветрами времен гонима, сверкает
     в небе рыцарская конница

Изнемогаю, застывая,
     пред всевластностью материи:
То омут, то вершина гор
     заснеженных  то ад, то рай.
С неумолимостью всесильного
     мифологического зверя
Нас  чтоб высказаться в слове,
     в звуке ей  не ошибаясь, выбирает.

Материи несказанно
     изысканны текучие узоры:
То рябью волн взволнует,
     то золотом осеннего листа,
То  тишиной иль шепотом
     волны утешит взоры.
И как божественно
     изыскана природы простота.

В осеннем вальсе сладко-
     грациозно лист скользит,
Готовясь тленом стать 
     сурово и без обольщенья.
Но лишь в прощании материи
     звучит немой мотив 
И им трепещет и болит
     святая плоть стихотворения.

Дух вдохновит и вознесет, но
     в несказанности оставит,
И только смертно-немощная
     плоть согреет, оживотворит,
И, улыбнувшись солнышку,
     уныния морщиночки разгладит,
И вечной жизни  плоть, плоть! 
     вдохнет живой мотив.

Материя снега
     светла, но бессмысленна:
Падет и мгновенно
     истает, пролившись водой.
Плоть каждой
     снежинки чиста и изысканно-
Недолговечна  но
     сколь совершенна душой.

Безгрешная плоть
     и легка, и стремительна 
Небес благодатию
     всесветно о-духо-творе-на.
Но отчего немо
     невысказанностью она томится?
Вспорхнет, голову вскружит
     А на пороге  весна

Я не люблю тупой
     матерьялизм  но не материю.
Ее боготворю: узрею 
     словом сказку жизни сотворю.
Бессилен матерьялизм. Ан,
     бренная материя ключ к бытию.
И я ее до судорог в глазах
     и в сердце мучительно люблю.

Лишь ею Бог творил и говорил
     с веками и пространствами.
Творенья Дни закончив, завороженно
     пред Творением застыл:
И любовался, любовался  листом
     и веткой, волной и камнем.
И человека  транжиру и растратчика
     материи  заведомо простил.

Соделал  и застыл пред
     красотою плоти обреченно:
Она белела и молилась,
     трепетала, волновалась, и  жила.
В бессилии перед матерьи чудом
     застыл всесильный Бог-художник.
Он из земнаго праха в плоть
     лилейную одел любимое дитя

Ну, а затем  в лице дыханье
     жизни вдунул вдохновенно 
Чтобы молилось Богу, в плоть
     облекая из души идущие слова.
И коли встретятся материя и слово,
     душа молитвенно благоговеет
Материя затем и родилась, чтоб
     Бога трепет  она в слова
            изнемогла?

Не спорю, дух крылат, высок,
     восторжен и прекрасен,
Но материалом для Творенья
     Бог материю избрал.
Быть может, Логос сокровенный
     высказать отчаявшись,
Явленья Духа  Он вдохновенно
     плотью рассказал

Материя сопротивлялась
     и мерцала, ускользая,
Восставала иль, притворившись,
     пушистым зайчиком была.
Бог все сказать не успевал  она
     сама само-отверженно сказала.
Бог джина из бутылки выпустил!
     Материя своею жизнью зажила

Дух бодр  плоть немощна.
     Но ты, материя, прекрасна!
Чело и очи, глаза и вежды,
     выя и румянец трепетных ланит.
И воспылал бы дух в груди,
     коли б не солнце красно,
Что волей Господа сквозь
     муку-сумрак дней горит?

Материя для духа  не пленница
     и не блестящая оправа.
Плоть немощна  дух бодр. Но
     в здравом теле здравый дух.
И пусть, и пусть материя 
     божественно бал правит,
Чтоб огнь духа  вне сосуда
     божественного  не потух!

А розовые облака на небе голубом 
То  плоть иль дух?
А заключенная в объятья рук любовь 
То рук  иль солнца круг?

А мысль, мир стихом
      пронзившая из двух сердец 
То  дух иль плоть?
И как, и как  мне
      выковать божественный венец 
Из чуда слов?!

Материя Куботы живет и дышит
     и трепещет вдохновенно:
Быть может, ками все вспорхнули,
     ветра дуновением гонимы,
Быть может, Фудзи священные
     разверзла недра на мгновенье,
В художника переливая
     мощнейшие подпочвенные силы.

Быть может, просто, тихо он
     взглянул в глаза природе,
Сил не жалея, не щадя 
     ни первых два, ни третий глаз:
Стоит и ждет, когда ледок
     легонько сопки подморозит
Вот тут бери ее, живою  и воплощай
     на холст. Дар Бога  глаз-алмаз

Витает дух изысканной Японии
Во взмахе дерзком
     крыльев кимоно 
То ками засмеются, то
     вострепещут молнии:
То не одежды  то краев
     божественных панно.

Мерцает дух божественной Японии
Во взоре тихом
     сокровенно-пленных глаз.
То тайну бытия
     на землю боги пролили 
Из-под ресниц и челки
     угольный горит алмаз.

Струится дух пленительной Японии
В цветах сакуры
     и в живом саду камней.
И лепестки, и камень,
     как святыню, помнят
Труды Аматерасу и
     нежных ками светлый смех.

И дышит дух неувядающей Японии
Во взмахе
     нежном крыльев кимоно:
Волшебной икебаны
     росчерк душисто-тонкий,
В рубин изысканно
     оправлено небес окно.

Материя Вселенной вспыхнула,
Вспорхнула и застыла полотном.
Осиротевший Космос замерцал уныло
И загрустил о чем-то, о своем.

Материи Вселенной
     нет запретов и преград 
Она ручной в руке
     художника становится.
А сквозь нее подснежники
     таинственно глядят,
И, ее приветствуя, во льдах
     застыло  лесное озерцо.

Всегда ли то материя 
     что взору нашему является?
Не шепот-трепет ли души,
     на полотне запечатленный?
А, может, биенье сердца
     чрез нитей путы прорывается?
Иль третий глаз узрит
     неведомый меона цвет зеленый?

И коль не Магомет к горе 
     с осей земных взлетает Фудзияма,
Чтоб духом стать и переплавиться
     в божественный стежок.
И мечутся меж рябью штиля
     и девятым валом все океаны,
И космос от нетерпенья
     явиться в чуде Куботы  изнемог.

Сама Вселенная то глубоко
     вдохнет, то снеги выдохнет,
Чтобы беззвучно пасть
     на холст волшебный кимоно.
Материя струится сквозь
     времена мятежным ливнем 
Чтоб на века остановиться
     в стежке божественном одном.