Awakers. Пробудители. Том 2 - Катерина Томина 2 стр.

 Думаю, Микки наконец-то похитили пришельцы. По ошибке. Приняли за своего. Будем надеяться, что скоро вернут.

Он плюхается перед ней на колени, взбалтывает пузырёк.

 Хочешь, фокус покажу?  и, не дожидаясь ответа, хлебает мыльный раствор.

Она вскакивает как ужаленная, бьёт его по руке.

 Совсем спятил?!

А он хохочет так, что мыльная пена изо рта лезет; пытается выдуть кругленький пузырь, но тщетно.

 Почти получилось!  смеётся всё ещё, пытается увернуться от её подзатыльника.  Ай! Почему ты всё время меня бьёшь?

 Потому что ты дурак такой!

 Сама обещала мне рот с мылом вымыть!

 Отравишься.

 Ой да ладно, что со мной станет? Радугой буду блевать?

Оказывается, что совсем не радугой.

 Почему сразу не обратились?  спрашивает строгая тётя доктор, а он отвечает чистосердечно:

 Я думал, это бабочки в животе.

В конце концов, это попросту нечестно. Дело даже не в том, что рука у неё тяжелее, чем она думает, а у него в голове гудит от низкокалорийной диеты. И бабочки совсем ни при чём. Просто это нечестно  и всё тут.

 Вот можно подумать, что твой Кобэйн не бухал, не матюкался и вообще солнце у него из жопы светило!

Она качает головой, рассыпая локоны по плечам.

 Дурак, вот нашёл с кем сравнивать

 А что? Твой же любимка!

 Так нельзя.

 Нельзя? Нельзя лечь и умереть, когда тебя любит столько народу!

 Ты ничего не знаешь

 Ну если я лягу и умру, ты будешь любить меня больше, да?

Она хмурит брови, только и знает, что повторять:

 Иди ты Дурак. Дурак вообще.

 У меня есть план,  доверяется она рассудительному Ральфу.

 Он тебе нравится?

 Конечно, это же мой план.

Ральф должен понимать. Они слишком похожи, чтобы он не понял.

 У меня тоже есть план,  делится он.

 Надёжный?

 Нет. В нём замешано слишком много людей.

Конечно, Ральф всё понимает. Он единственный, у кого она просит прощения.

В последний раз она видит Троя на подоконнике собственной комнаты, и это всё глупо и неловко, потому что он долго кидал камушки в её окно, а она делала вид, что спит, пока не услышала звук разбитого стекла. Теперь он сидит на подоконнике; растрёпанный, серьёзный, с букетом «чупа-чупсов».

 Ты пьяный или просто дурак?  Тати мечется в негодовании и поисках скотча.

 Я пришёл сказать, что ты обязана поехать с нами в тур.

Тур. Вот оно  яблоко раздора. Они уже имели этот разговор вчера. Трой сказал, что это их первый тур и он, разумеется, «войдёт в историю!»; она, разумеется, сказала, что не поедет, потому что не может бросить учёбу, а Трой ответил, что у них у всех учёба, но никого это не останавливает. Потом они ещё много чего друг другу сказали, довольно громко и не по делу, а теперь он сидит на её подоконнике с дурацкими конфетами на палочках и зачем-то запускает болезненный разговор по второму кругу.

 Я же сказала,  напоминает она.  Я не могу. Ты можешь.

 Да с чего все взяли, что я могу всё? Я что, грёбаный волшебник Оз?

 Страны Оз.

 Что?

 Волшебник страны Оз.

 Нет,  Трой хлопает ладонью по колену, вздыхает, почёсывает взлохмаченную макушку.  Дело в том, Солнышко Дело в том, что, если ты не поедешь, мы возьмём другого барабанщика. Мы поедем в тур, мы прославимся, а тебя с нами не будет, понимаешь?

 Ну и ладно, всё равно я не собиралась прославиться, когда записывалась в группу. Я так просто хотелось побарабанить.

 Ты не понимаешь

 Я понимаю.

 Когда-нибудь, запомни, когда-нибудь я позвоню тебе перед нашим концертом где-нибудь в Лондоне, куда придут тысячи людей

 Мне всё равно.

  чтобы посмотреть на нашу группу.

 Мне всё равно.

Он шуршит фантиком принесённой в подарок конфеты. Змий-искуситель. Чёрт бы его побрал.

 Значит, ты собираешься всю жизнь быть просто фанаткой?

 Так вот как ты обо мне думаешь,  она пылает праведным гневом.  А ты знаешь что? Ты никогда не будешь настоящим рокером.

 Пф-ф! Ну, конечно, настоящий рокер  мёртвый рокер.

 Просто в тебе этого нет, Трой!  уже мало кого заботит, что родители спят за стенкой.  Ты хорошо поёшь, вот! Но в тебе нет этого и всё! А я не хочу ехать в тур с группой, которую я сама не стала бы слушать.

 А! А я-то думал, что дело в учёбе

Трой замолкает. Задерживает дыхание, закусывает язык; ждёт, пока рассосётся яд и перестанет сводить челюсть.

Трой замолкает. Задерживает дыхание, закусывает язык; ждёт, пока рассосётся яд и перестанет сводить челюсть.

 Я позвоню тебе,  обещает он в последний раз.  Позвоню, а ты будешь кусать локти.

Вечер растягивается до самого утра. Алкоголь не искрится весёлыми пузырьками, на вкус  та ещё дрянь; стопка увесистая, руки-ноги неподъёмные, тяжёлое всё  вплоть до воздуха.

 Это врут всё, что хорошим девочкам нравятся плохие мальчики,  бормочет Трой, пока маленький Майк отряхивает ему коленки.  Никто им не нужен: ни плохие мальчики, ни хорошие. Им нравятся дяденьки, которые висят с плакатов, мёртвые дяденьки с плакатов в особенности.

 Не знаю,  его спутник чуть менее пьяный и куда более стойкий.

 Не знаю  повторяет Трой.  Чем я хуже?

 Не знаю,  маленький Майк сдавленно сопит, перекинув его руку себе через плечо.  Может, ты слишком живой.

Он почти ничего не помнит о той ночи, только голубые прожилки на запястье прочно впились в память. Потом там будет красоваться тату с надписью «jamais», а сейчас Майк в пёстрой майке с пайетками и красных штанах трясёт древним мобильником и богом клянётся, что ничто так хорошо не помогает справиться с затянувшимся похмельем, как «что-нибудь цитрусовое».

 Какое цитрусовое? Лайм с текилой?

 Ну, там всякое Апельсин. Лимон. Грейпфрут. Что-нибудь ещё.

 Ладно,  соглашается Трой.  Я мигом сгоняю, найду апельсин-лимон-грейпфрут. Что-нибудь ещё.

Саймон его зовут. Такой худенький, что смотреть жалко. Высокий, широкоплечий вроде, а худенький вплоть до болезненного. Чёрные волосы небрежно топорщатся из-за ушей, взгляд сонно блуждает по пыльным витринам с музыкальными дисками. Такой вежливый. Такой потерянный.

 и вообще, согласись, мальчишки лучше девчонок,  рассуждает Трой на энной минуте их спонтанной беседы, когда забытый грейпфрут уже валяется в мусорке.

Новый знакомый продолжает вежливо улыбаться, несмотря на двусмысленность брошенной фразы, но это только подтверждает его собственные слова. Мальчишки по-любому лучше девчонок.

Трой вытирает руки о джинсы, достаёт пачку сигарет и ещё раз уточняет  причём голос его звучит так, будто он озвучивает мультик:

 На барабанах играешь, значит?

Годы спустя случается Том. Как раз между вторым туром и записью первого альбома. Том такой славный малый со своей гитарой и синтезатором, а ещё у Тома явно какая-то особая любовь к экспериментам с электричеством. Детектор соврать не даст. Бьёт разрядом за каждую мелкую ложь. И вопросы у Тома самые безобидные:

 Ты когда-нибудь влюблялся по уши?

 Нет,  Трой прыгает под неожиданным разрядом. Том морщится:

 Давай убавим?

 Нормально, давай ещё раз.

 Ты когда-нибудь влюблялся?

Разряд.

 Хм, язык говорит  нет, а пульс уверяет, что  да,  констатирует Том и добавляет доверительно:  Не переживай, я никому не скажу Это Саймон?

 Что сразу Саймон?

 Ну это Майк говорит, что ты неравнодушен к барабанщикам

 Майк  трепло,  фыркает он и добавляет нехотя:  Это не Саймон.

 Ладно, ладно,  разводит руками славный Том.  Ты же знаешь, мне можно рассказать, что бы там ни было.

 Да знаю не знаю. Ничего не было,  Трой пожимает плечами и вздрагивает.  Я думал, это мыльные пузыри.

Сторона А

Глава 1. Саймон П.

Это всё лето виновато. Оно началось ещё в апреле и теперь растянулось на полгода. Мы успели сгонять в тур, зацепили пару дождей по дороге и снова вернулись в эту дурацкую жару, которая застряла посреди города.

Раскалённый асфальт плавит резиновую подошву конверсов, мифические мошки бьются в истерике перед глазами В октябре деревья шелестят янтарной листвой, земля дышит дождём  где-то там, в другом месте.

Это всё лето виновато и тот факт, что я ненавижу это время года.

 Том рассказывал, как у него как-то раз была девушка по имени Лето, и каждый раз, когда он говорил, что ненавидит лето, она принимала это как личное оскорбление. Так они и расстались,  Трой слизывает с запястья потёкший за пределы вафли клубничный сорбет.