Я протягиваю ему недокуренную сигарету:
На здоровье.
Он с благоговением принимает дар, затягивается с блаженным видом, откидываясь на спинку кресла.
Где-то по соседству группка детишек ходит от двери к двери, распевая гимны, бледные звёзды смотрят на нас с полупрозрачного ночного неба. На второй затяжке Трой наконец-то впадает в состояние безмятежного покоя, что случается крайне редко. Он тянется к столику, готовый затушить сигарету в пепельнице, но я его останавливаю:
Да ладно, праздник же. В следующем году бросишь.
Никому не скажешь? просит он с надеждой в голосе.
Не скажу, не парься.
Трой откидывается обратно в кресло и делает третью затяжку с таким видом, будто это не обычное курево, а некая забористая травка.
О боже. Лучший день в жизни.
У Троя порой случаются хорошие идеи. А иногда случаются идеи гениальные. Возможно, в этот раз он бы со мной не согласился. В тот день мы оба решаем, что было бы здорово сделать приятный сюрприз для миссис Дарси, чьему преподавательскому и кулинарному мастерству мы обязаны своим чудесным рождественским ужином. Может, идея дурацкая, но всё равно хорошая. Спать мы так и не легли, Трой лично возился с плакатом до самого утра под моим руководством: буквы вышли стройные, крупные, красочные, и так издалека видать, а в обрамлении из гирлянд и мишуры и вовсе вывеска похлеще неоновой.
Ты хоть что-нибудь не умеешь? удивляюсь я, разглядывая живописные буквы, а он подмигивает.
Давай в машину, я поведу.
На улицах пустым-пусто, будто конец света настал внезапно. Все ещё лениво полёживают дома, а мы такие герои. Пять минут езды до места назначения.
Лучшие вкусняшки в городе и стране! читает Трой по слогам, заботливо разложив наши труды на капоте. Ничего лучшего не придумали.
Никакую букву не пропустил? я тащу стремянку с заднего сиденья, а ему уже неймётся.
Дай, дай я, я ровно повешу!
Мне разве жалко?
Ты только держи меня.
Он хватает плакат под мышку, взлетает по жёрдочкам с ловкостью юного лемура, возится у меня над головой, напевает что-то, пока я держу.
Ты там на меня не роняй запчасти, отмахиваюсь я от спадающей сверху гирлянды.
Я и не замечаю сразу, что мы здесь не одни.
Ого, да тут всё серьёзно.
Мы оба оборачиваемся на незнакомый женский голос, на меня сыплются куски мишуры.
С Рождеством! первым находится Трой, размахивая скотчем.
Она с опаской поглядывает на шаткий плакат и субтильную дверь с надписью «закрыто».
А вы тут что, ребята, делаете?
Я вот стремянку держу, честно колюсь я, а сам улыбаюсь как дурак, уж больно она славная. Вы лучше приходите, когда открыто будет. А то сегодня Рождество всё же, выходной.
Она снова смотрит на вывеску, на дверь, на нас с Троем, но не уходит, слава богу, не уходит, потому что я пока не могу придумать ничего умного, чтобы её задержать.
Вы тут работаете? интересуется она наконец.
Мы? Да нет, я сюда на занятия хожу, делюсь я. А он так просто
Я потом ем, подсказывает Трой, хлопая свободной ладонью по оленю на свитере.
Точно, он потом ест, проглот этот, киваю я и быстро спрашиваю, раз такой смелый стал. А вас сюда как занесло в праздник?
Пришла взглянуть на свой подарок, она с шутливой досадой морщит нос, доставая из кармана нечто похожее на абонемент. Несложно догадаться, что подарок ей пришёлся не по душе.
Я сочувственно поджимаю губы:
Ну хоть не уголь в носок.
Даже и не знаю, что хуже.
Да ладно! Давайте, знаете что. Давайте мы сделаем так, чтобы подарок вас не разочаровал. Давайте пойдём найдём рабочую омелу в смысле кофейню
Трой хохочет у меня над головой, да мне и самому как-то сильно весело.
Хотя, знаете, можно и омелу.
Не знаю даже, она качает головой с раззадоренным видом. Вы так усердно стремянку держите, неловко вас отрывать.
А, да чёрт с ней, со стремянкой, я отпускаю руки.
Пр-р-р-редатель! верещит Трой мультяшным голосом, засыпая меня остатками конфетти.
Снова смеётся, звонко так, но не противно по-девчачьи, а по-настоящему.
Вы лучше держите своего проглота, а то упадёт ещё.
Ничего, упадёт поймаю, успокаиваю я, а она улыбается уже как-то по-другому: тепло так, солнечно.
Ладно, уговорили, она крутит в руках абонемент. Приду потом, проверю, что тут за расчудесные вкусняшки учат делать.
Обязательно! подбадриваю я и ещё добавляю на всякий случай: Я тоже буду.
Ага, договорились.
А когда она уже почти скрылась за углом, я кричу вслед:
Это типа свидание!
Вообще, я не люблю про неё говорить боюсь сглазить. Но, кажется, всё понятно и без слов.
Как следует влюбился, Ральф даже не спрашивает, улыбается с пониманием.
По уши.
И как?
Не больно. Совсем не так, как поётся в песнях Любовь-огонь, любовь-кровь, бла-бла-бла. Не знаю. Мне просто хорошо.
Хорошо.
Эмма её зовут. С тех пор как мы познакомились, у меня такое впечатление, что Трой испытывает моё терпение на прочность.
Я говорю, что мне эта песня спать не даёт. Написал на свою беду, а теперь никак не могу выкинуть из головы. Крутится там, не даёт уснуть. Все думают, что я хвастаюсь, а я просто хочу спать.
Да ладно, это просто нечестно. Я этих песен кучу написал: от и до. А ты стоило написать один текст, как все сразу: «Ах, какой Саймон молодец!» К нему даже мелодии толком нет!
Это он мне высказывает. То есть мог бы высказать кому угодно, за глаза, но Трой за глаза не умеет. Я же вроде как лучший друг, а значит, мне и отдуваться. Я-то наивно полагал, что запись альбома будет проходить тихо-мирно, но нет: Трой весь как на иголках, мало заботится о том, чтобы не задеть чужие чувства. А я что? Мне бы надуться, шикнуть на него, но на меня с некоторых пор нашло всеобъемлющее великодушие, да и обиды не хватает. К тому же негодование в исполнении Троя настолько непосредственное и чистосердечное, что сердиться глупо.
Почему ты не можешь просто порадоваться за друга? невинно спрашиваю я. Всё-таки должно быть обидно хоть чуть-чуть. Песня как-никак дело личное.
Потому что, блядь, никто не радуется за меня! Когда я показываю новую песню, никто от восторга не прыгает, а?
Потому что это то, что ты делаешь, Трой. Ты пишешь песни, ты всегда пишешь песни.
И что, значит, это несчитово?
Я копаюсь в голове в поисках ответа, но ответ лежит на поверхности:
Просто все привыкли, Трой. Ты талантливый, все уже привыкли. Чего ты ещё хочешь?
Я хочу порадоваться за друга, а не завидовать.
Я складываю руки на груди: само всепрощение во плоти.
Ты завидуешь мне? Ты. Мне. Из-за песни?
Я не люблю про неё говорить, но меня все поздравляют тут и там, потому что, наверное, на лбу написано, что я счастлив. Чёрт побери, я счастлив. Это моё всепрощение. И я подозреваю, что дело совсем не в песне.
Трой взъерошивает шевелюру раз в десятый за наш короткий непродуктивный разговор. Наверняка принял двойную дозу кофе с утра нервов комок.
Может, ты ещё и петь теперь будешь? бурчит он, пряча руки в карманы безразмерных штанов.
Блин, ну что ты так завёлся? Я же не настаиваю, чтобы мы её записывали. Сам же сказал, там мелодии толком нет.
Она хорошая, отзывается Трой с неподдельной болью в голосе. Понимаешь, Саймон, она хорошая, даже незавершённая, вот что!
И я понимаю, что дело, может быть, действительно в песне.
Мы её запишем, сдаётся Трой. Вот увидишь. Это будет лучший трек на альбоме.
Я засыпаю с включённым телевизором. Засыпаю, просыпаюсь за окном ещё ночь. Эмма ушла ночевать к себе ей вставать рано. У меня тоже будильник стоит, но до утра пока далеко. Свет нигде не горит, я подсвечиваю себе путь мобильником, чтобы проверить, заперта ли дверь. Правило такое в доме: кто пришёл последним, запирает дверь на все замки. Трой вызвался остаться в студии на часок, когда мы с Майком возвращались. Точнее, Майк с Томом пошли окучивать очередной бар их я сам выпер, у нас с Эммой свои планы. Но она давно ушла, посуда вымыта, за окном ночь, из комнаты Майка доносится могучий храп. Входная дверь не заперта. Я сурово прожигаю взглядом дверь, подсвечиваю себе дорогу до комнаты Троя никого, кровать заправлена, на краю кровати аккуратно валяется моя шапка. Всё по классике Троя, конечно: выпросил поносить на денёк-другой, припрятал и не вернул. Исключительно чтобы меня позлить, думаю я. Так и пишу ему в СМС: «Почему без шапки?» Ответ приходит мгновенно:»?!»