Я медленно глотаю и осматриваю стол дяди Карлоса, дабы не встречаться взглядом с любопытными копами вокруг. Здесь почти столько же фотографий со мной и Секани, сколько с его собственными детьми.
Я везу ее домой, сообщает ему мама. Сегодня я принуждать не буду. Она не готова.
Я понимаю, Лиза, но рано или поздно Старр придется с ними поговорить. Она играет ключевую роль в расследовании.
Мама вздыхает.
Карлос
Да, я понимаю, произносит он, заметно понизив голос. Поверь, понимаю. Но, к сожалению, если мы хотим, чтобы расследование провели как полагается, ей придется заговорить. Не сегодня, так в другой день.
Другой день и снова сомнения и страх в ожидании того, что неминуемо случится. Я этого не выдержу.
Я хочу покончить с этим сегодня, бормочу я. Не хочу тянуть.
Они удивленно переводят взгляды на меня, словно только сейчас обо мне вспомнили.
Дядя Карлос садится рядом со мной на корточки.
Ты уверена, зайчонок?
Я киваю, пока совсем не оробела.
Хорошо, вздыхает мама. Но я пойду с ней.
Конечно, так тоже можно, говорит дядя Карлос.
Да мне плевать, можно или нет. Мама смотрит на меня. Одна она туда не пойдет.
Эти слова согревают меня, как объятия.
Дядя Карлос приобнимает меня одной рукой и ведет в маленькую комнату, где нет ничего, кроме стола и нескольких стульев. Спрятанный где-то кондиционер громко гудит и гоняет по комнате ледяной воздух.
Ну все, говорит дядя Карлос. Я подожду снаружи, ладно?
Ладно, отвечаю я.
Он, как обычно, дважды целует меня в лоб. Мама сжимает мою руку так крепко, что я понимаю, о чем она думает: «Я с тобой».
Мы садимся за стол и все еще держимся за руки, когда входят два детектива: молодой белый парень с блестящими черными волосами и латиноамериканка с морщинами вокруг рта и взъерошенной короткой стрижкой. У обоих на поясе пистолеты.
Держи руки на виду.
Не делай резких движений.
Говори только тогда, когда к тебе обращаются.
Здравствуйте, Старр, миссис Картер, произносит женщина, протягивая руку. Я детектив Гомез, а это мой напарник, детектив Уилкс.
Я отпускаю мамину ладонь, чтобы пожать руки детективам.
Здравствуйте.
Мой голос тут же меняется. Это всегда случается с «чужими» людьми, будь то в Уильямсоне или где-то еще. Я веду себя по-другому, и голос звучит иначе; я тщательно подбираю и проговариваю слова. Ни за что не позволю никому подумать, что я девчонка из гетто.
Очень приятно с вами познакомиться, говорит Уилкс.
Учитывая обстоятельства, я бы так не сказала, отвечает мама.
Лицо и шея Уилкса наливаются краской.
Он имел в виду, что мы многое о вас слышали, поясняет Гомез. Карлос всегда сентиментальничает насчет своей прекрасной семьи. Нам кажется, будто мы с вами уже давно знакомы, подчеркнуто произносит она. Пожалуйста, присаживайтесь. Гомез указывает на стул, а потом они с Уилксом садятся напротив. Просто чтобы вы были в курсе: наш разговор записывается, но лишь потому, что нам необходимы записи с показаниями Старр.
Ладно, говорю я.
Голос снова веселый и бойкий. Я такой никогда не бываю.
Детектив Гомез произносит дату, время, имена людей, находящихся в комнате, и еще раз напоминает, что наш разговор записывается. Уилкс что-то строчит в своем блокноте. Мама гладит меня по спине. Пару секунд слышно только, как карандаш скользит по бумаге.
Ну хорошо. Гомез усаживается поудобнее и улыбается; морщины вокруг ее рта становятся глубже. Старр, не нервничай. Ты не сделала ничего плохого. Мы просто хотим понять, что произошло.
«Я знаю, что не сделала ничего плохого», думаю я, но вслух говорю:
Да, мэм.
Тебе шестнадцать, верно?
Да, мэм.
Как долго ты знала Халиля?
С трех лет. Его бабушка с нами нянчилась.
Ух ты, говорит она, растягивая слова на манер дружелюбной училки. Это долго. Ты можешь рассказать нам, что случилось в ночь инцидента?
Вы имеете в виду, в ту ночь, когда его убили?
Черт.
Улыбка Гомез блекнет, а морщины почти исчезают; она говорит:
В ночь инцидента, да. Начинай, когда будешь готова.
Я смотрю на маму. Она кивает.
Мы с моей подругой Кенией пошли на вечеринку к парню по имени Дарий, говорю я.
Тук-тук-тук. Я барабаню пальцами по столу.
Я смотрю на маму. Она кивает.
Мы с моей подругой Кенией пошли на вечеринку к парню по имени Дарий, говорю я.
Тук-тук-тук. Я барабаню пальцами по столу.
Стоп. Не делай резких движений.
Я прижимаю руки к столу и держу их на виду у полицейских.
Он устраивает вечеринки на каждые весенние каникулы, говорю я. Халиль меня заметил и подошел поздороваться.
Ты знаешь, зачем он пришел на вечеринку? спрашивает Гомез.
А зачем вообще ходят на вечеринки? Чтобы тусоваться.
Полагаю, он хотел развлечься, говорю я. Мы с ним поболтали о том, что происходит у нас в жизни.
Например?
У его бабушки рак. До того разговора я об этом не знала.
Ясно, кивает Гомез. Что случилось потом?
Потом на вечеринке началась перестрелка, поэтому мы вместе уехали на его машине.
Халиль имел отношение к перестрелке?
Я поднимаю бровь.
Не-а.
Блин. Скажи по-нормальному.
Я выпрямляю спину.
То есть нет, мэм. Когда она началась, мы разговаривали.
Ладно, значит, вы остались вдвоем. И куда поехали?
Он предложил подвезти меня домой или в папин магазин. Но мы не успели решить куда, потому что нас остановил Сто-пятнадцать.
Кто?
Тот полицейский. Это номер его жетона, объясняю я. Я его запомнила.
Уилкс что-то пишет.
Ясно, говорит Гомез. Можешь рассказать, что случилось потом?
Не думаю, что смогу когда-нибудь забыть о произошедшем, но рассказать не то же самое, что помнить. Рассказывать трудно.
В глазах щиплет. Я моргаю, уставившись в стол, а мама продолжает гладить меня по спине.
Смотри прямо, Старр.
У моих родителей есть пунктик насчет того, что нужно всегда смотреть в глаза собеседнику. Они утверждают, что глаза говорят больше, чем слова, и если мы смотрим собеседнику в глаза и отвечаем серьезно, то он не будет сомневаться в наших намерениях.
Я смотрю в глаза Гомез.
Халиль съехал на обочину и выключил зажигание, продолжаю я. Сто-пятнадцать включил фары. Он подошел к окну и попросил Халиля показать права и техпаспорт.
Халиль подчинился? спрашивает Гомез.
Сначала он спросил полицейского, почему он нас остановил. А потом показал права и техпаспорт.
Во время разговора Халиль был зол?
Не зол, а раздражен, отвечаю я. Он решил, что коп до него докапывается.
Это он сам тебе сказал?
Нет, было и так понятно. Мне самой так показалось.
Черт.
Гомез подается вперед. На зубах у нее пятна яркой помады, а изо рта пахнет кофе.
Это почему?
Дыши.
В комнате не жарко, просто ты нервничаешь.
Потому что мы не делали ничего плохого, говорю я. Халиль не превышал скорости и вел спокойно. У полицейского не было причины нас останавливать.
Ясно. Что произошло потом?
Полицейский заставил Халиля выйти из машины.
Заставил? переспрашивает она.
Да, мэм. Он его вытащил.
Потому что Халиль медлил, верно?
Мама издает гортанный звук, словно хочет что-то сказать, но сдерживается. Затем сжимает губы и принимается кругами гладить меня по спине.
Я вспоминаю, что говорил папа: «Не позволяй им навязать тебе чужое мнение».
Нет, мэм, отвечаю я Гомез. Он вышел из машины сам, но дальше полицейский все время его толкал.
Она еще раз повторяет свое «ясно», но ясно ей быть не может она этого не видела, а потому, скорее всего, мне не верит.
Что случилось потом?
Полицейский трижды обыскал Халиля.
Трижды?
Ага. Я считала.
Да, мэм. И ничего не нашел. Тогда он приказал Халилю оставаться на месте, пока он проверит его права и техпаспорт.
Но Халиль не стоял на месте, правда?
Да, но и сам в себя он не стрелял.
Черт. Долбаный язык без костей.
Детективы переглядываются. С секунду они безмолвно друг с другом разговаривают.
На меня надвигаются стены. Легкие снова сдавливает. Я оттягиваю воротник футболки.
По-моему, на сегодня хватит, говорит мама и, поднимаясь, берет меня за руку.
Но, миссис Картер, мы еще не закончили.
Да мне все равно
Мам, говорю я, когда она переводит взгляд на меня. Все нормально. Я продолжу.
Тогда она одаривает детективов таким взглядом, каким одаривает нас с братьями, когда мы испытываем ее терпение, и садится обратно, но руку мою уже не отпускает.