Ладно, говорит Гомез. Значит, он обыскал Халиля и приказал ему не двигаться, пока будет проверять права и техпаспорт. Что дальше?
Халиль открыл пассажирскую дверь и
Бах!
Бах!
Бах!
Кровь.
По моим щекам текут слезы. Я вытираю их рукавом.
Полицейский застрелил его.
Ты начинает Гомез, но мама тычет в нее пальцем.
Пожалуйста, дайте ей секунду. Звучит как приказ, а не просьба.
Гомез не отвечает. Уилкс продолжает что-то записывать.
Мама вытирает мне щеки.
Как будешь готова, шепчет она.
Я сглатываю комок в горле и киваю.
Ладно. Гомез делает глубокий вдох. Старр, ты знаешь, почему Халиль подошел к двери?
Мне кажется, он подошел, чтобы спросить, все ли у меня в порядке.
Кажется?
Я не телепат.
Да, мэм. Он уже начал спрашивать, но не закончил, потому что полицейский выстрелил ему в спину.
На губы мне падает еще пара соленых слезинок. Гомез вновь подается ко мне через стол.
Мы все хотим докопаться до сути этого дела, Старр. И мы ценим твое сотрудничество. Я понимаю, что сейчас тебе очень тяжело.
Я снова вытираю лицо рукой.
Да.
Да. Она улыбается и говорит в том же сахарном, сочувственном тоне: А теперь скажи, как считаешь: Халиль продавал наркотики?
Пауза.
Какого хрена?
Слез больше нет. Серьезно, глаза мгновенно высыхают. И прежде чем я успеваю что-то сказать, подключается мама:
Какое отношение это имеет к делу?
Это просто вопрос, говорит Гомез. Ты что-нибудь об этом знаешь, Старр?
Все ее сочувствие, все ее улыбки и понимание были лишь приманкой
Они хотят узнать, что случилось на самом деле, или оправдать коллегу?
У меня есть ответ на ее вопрос. Я все поняла, когда увидела Халиля на вечеринке. Он никогда не носил новую обувь. И украшений (маленькие цепочки за девяносто девять центов из магазина косметики не в счет). К тому же мисс Розали уже все подтвердила. Но какое, нафиг, отношение это имеет к его смерти? Неужели это оправдывает убийство?
Гомез склоняет голову набок.
Старр? Пожалуйста, ответь на вопрос.
Я не собираюсь помогать им оправдывать убийство моего друга.
Выпрямившись, я смотрю Гомез прямо в глаза.
Я никогда не видела, чтобы он продавал или употреблял наркотики.
Но как ты считаешь? спрашивает она.
Он никогда мне ничего об этом не говорил, отвечаю я, ведь это правда. Сам Халиль мне не признавался.
Но ты хоть что-нибудь об этом слышала?
Что-то слышала.
Это тоже правда.
Она вздыхает.
Ясно. Ты знаешь, состоял ли он в банде «Королей»?
Нет.
А в банде «Послушников из Сада»?
Нет.
Ты употребляла алкоголь на вечеринке?
Этот прием я знаю по «Закону и порядку». Она пытается меня дискредитировать.
Нет. Я не пью.
А Халиль?
Так, секундочку, перебивает мама. Вы пытаетесь отдать под суд Старр с Халилем или копа, который его убил?
Уилкс отрывается от своих записей.
Я не совсем вас понимаю, миссис Картер, бормочет Гомез.
Пока что вы не задали моей дочери ни одного вопроса о том копе, говорит мама. Вы все время спрашиваете ее про Халиля, словно это он виноват в своей смерти. Старр уже сказала: сам он в себя не стрелял.
Мы просто хотим восстановить полную картину происшедшего, миссис Картер. Только и всего.
Сто-пятнадцать убил Халиля, говорю я. А Халиль не сделал ничего плохого. Что еще вам нужно знать?
Пятнадцать минут спустя мы с мамой покидаем полицейский участок. И обе понимаем одно: нас ждет не расследование, а фикция.
Семь
Похороны Халиля пройдут в пятницу. Завтра. Ровно через неделю после его смерти.
В школе я стараюсь не думать о том, как он будет выглядеть в гробу, сколько придет людей, как он будет выглядеть в гробу, знают ли другие, что я была рядом, когда он погиб Как он будет выглядеть в гробу.
У меня не получается об этом не думать.
В понедельник в вечерних новостях наконец раскрывают подробности убийства и назвают Халиля по имени, но при этом навешивают на него ярлык: Халиль Харрис, подозреваемый в торговле наркотиками. А еще никто не удосуживается упомянуть, что он был безоружен. Говорят лишь, что «неизвестного свидетеля» уже допросили и что полиция по-прежнему ведет расследование.
Я не до конца понимаю, что еще можно «расследовать» после моих показаний.
В спортзале все уже переоделись в форменные синие шорты и золотые футболки Уильямсона, но урок еще не начался. Чтобы убить время, кое-кто из девчонок вызывает парней посоревноваться в баскетболе. Они играют на ползала, и под ногами у них скрипят полы. Девчонки постоянно взвизгивают «Ну хва-а-атит!», когда парни их перекрывают. Это флирт по-уильямсонски.
Хейли, Майя и я сидим на трибуне в другом конце зала. Внизу перед нами парни, так сказать, танцуют оттачивают движения к выпускному. «Так сказать» потому что подобную фигню и танцем-то не назовешь. У Райана, бойфренда Майи, еще кое-как получается, при том что он просто стоит и делает даб[50], свое фирменное движение. Он крупный и широкоплечий лайнбекер[51], так что выглядит малость смехотворно, но в том и преимущество быть единственным чернокожим парнем в классе: можешь дурачиться сколько влезет и все равно оставаться крутым.
Крис сидит в нижнем ряду. Он включил на телефоне один из своих миксов для танцующих парней и поглядывает на меня через плечо. Однако по бокам у меня два телохранителя, которые и близко его не подпустят: с одной стороны Майя, весело подначивающая Райана, а с другой Хейли, которая ржет над Люком и снимает его на телефон. И они обе до сих пор злы на Криса.
А я, если честно, нет. Он совершил ошибку, и я его прощаю причем во многом благодаря его готовности опозориться перед всей школой и «Принцу из Беверли-Хиллз».
Правда, в тот миг, когда он схватил меня за руки, я словно вернулась в ту самую ночь и внезапно по-настоящему, по-настоящему осознала, что Крис белый. Как Сто-пятнадцать. Да, я понимаю, что сижу рядом со своей белой лучшей подругой, но иметь белого парня это почти то же, что показать Халилю, папе, Сэвену и всем остальным чернокожим парням в моей жизни средний палец. Крис нас не останавливал, не стрелял в Халиля, но что, если, встречаясь с ним, я предаю саму себя?.. На этот вопрос мне только предстоит найти ответ.
Боже мой, какая же тошниловка, морщится Хейли. Она перестала снимать и отвлеклась на игру. Они даже не пытаются.
Совсем не пытаются. Мяч пролетает мимо кольца целилась в него Бриджит Холлоуэй. Либо у нее проблемы с координацией, либо она промазала специально, потому что теперь Джексон Рейнольдс показывает ей, как нужно бросать мяч. И буквально трется об нее. Да еще и без футболки.
Не знаю, что хуже, фыркает Хейли. То, что парни поддаются им, потому что они девчонки, или то, что девчонки позволяют себе поддаваться.
Даешь равноправие в баскетболе! Да, Хейлс? подмигивает ей Майя.
Да! Погоди-ка Хейли с подозрением на нее косится. Ты надо мной смеешься или говоришь серьезно, Коротышка?
И то и другое, улыбаюсь я, опершись на локти, и из-под футболки у меня выглядывает живот мой «обеденный малыш». Мы только поели, и на обед была жареная курица одно из тех блюд, которые в Уильямсоне готовят как надо. Они ведь просто так играют, Хейлс, говорю я ей.
Ага. Майя гладит меня по животу. Когда рожать будешь?
В один день с тобой.
О-о-о-о-о-о! Будем воспитывать наших обеденных отпрысков как родных братьев.
Скажи! Своего я назову Фернандо, говорю я.
Почему Фернандо? спрашивает Майя.
Хрен знает. Звучит как имя для обеденного малыша. Особенно если как следует прорычать букву «р».
А я рычать не умею.
Она пытается, но изо рта у нее вырывается какой-то странный звук, и во все стороны летит слюна. Я ржу.
Хейли показывает пальцем на площадку.
Нет, вы только посмотрите! Вот из-за таких, как они, и появилась фраза «играет как девчонка», с помощью которой мужчины принижают женщин! При том что мы играем не хуже них!
Боже мой. Ее действительно это расстраивает.
Долго не жди! кричит она кому-то из девчонок.