Ришан с завидной регулярностью примерно раз в три дня, навещал меня незадолго до сна, влезая в окно, точно какой-нибудь воришка. Зачем ему это было нужно, если обратно он уходил традиционным способом через дверь, мне было решительно непонятно. Возможно, таким образом проявлялся его бунтарский дух ведь лекарь всё ещё запрещал посещать меня кому бы то ни было, и непоседливый характер.
Ты хорошо выглядишь, в очередной визит заметил Ришан сразу после того, как забрался ко мне в комнату. В руке он держал цветок на тонкой ножке с яркими фиолетовыми лепестками. Вот, я тебе принёс эолу, протянув мне цветок, заявил мальчик, а затем с гордостью добавил: Я её сам сорвал!
Я понятия не имела, что такого особенного в этом цветке, но всё равно с радостью приняла дар: в прошлой жизни цветы мне дарили крайне редко, да и то в основном родители на день рождения. А тут такая красота и без какого-либо повода.
Я благодарю тебя, улыбнувшись, тщательно выговорила я фразу-клише, а затем, чтобы ответ не казался слишком сухим и безэмоциональным, добавила: Она очень красивая.
Голубые глаза мальчика засветились неподдельным счастьем.
Когда Чатьен тебя отпустит? с недовольными нотками в голосе спросил Ришан. Ты не выглядишь больной. Почему он всё ещё держит тебя здесь?
Мне нечего было ему на это ответить. С момента моего пробуждения прошло уже два месяца колоссальный срок, если задуматься. Только вот мне он казался смехотворным, особенно если смотреть на него в перспективе того количества информации, которую мне ещё предстояло усвоить, чтобы достоверно изображать Сиреневую госпожу поместья Лундун.
Я не знаю, посчитав, что совсем оставить вопрос брата без ответа будет невежливо, сказала я.
Ришан нахмурился.
Я поговорю с отцом, непреклонным тоном заявил он. Тебе пора возвращаться домой.
Нет нужды, поспешно сказала я. Мне здесь хорошо.
Ришан вспыхнул: очевидно, мои слова по какой-то причине сильно его задели. Подавшись вперёд и уже привычно схватив меня за руку, мальчик начал что-то очень быстро мне втолковывать, только вот я совершенно не успевала за ним, так что смысл его слов от меня ускользнул, как сквозь пальцы песок.
К счастью, Чатьен Васт, похоже, обладал звериным нюхом на непрошеных визитёров. Стоило только Ришану закончить свою прочувственную речь, как дверь спальни открылась, и в комнату вошёл мой надзиратель.
Красный господин поместья Лундун, сухо проговорил лекарь, наградив мальчика мрачным взглядом. Вы вновь нарушили мой запрет. Прошу вас уйти, иначе я сообщу бэкхрану о вашем недостойном поведении.
Ришан, до этого сидевший на краю постели, вскочил на ноги и, отчаянно жестикулируя, принялся что-то гневно объяснять Чатьену Васту. Полностью понять его речь мне опять не удалось, но слова «несправедливость», «заложница», и «отец» я уловила чётко.
Ришан, негромко, но твёрдо позвала я брата, решив для разнообразия встать на сторону своего надзирателя. Хватит.
Мальчик резко замолчал, словно ему выключили способность говорить, и с недоумением посмотрел на меня.
Уже поздно, продолжила я говорить максимально спокойным тоном. Я устала.
А вот эти слова оказали на моего брата просто волшебное действие: моментально растеряв весь запал, Ришан торопливо попрощался, пожелал мне доброй ночи, и ушёл, правда в дверях послал лекарю настолько красноречивый взгляд, не сулящий тому ничего хорошего, что я едва удержалась от смешка.
Зачем ты его впускаешь? спросил Чатьен Васт после того, как мы в комнате остались одни.
Я не могу его не впустить.
Мужчина наградил меня нечитаемым взглядом. Пройдя к окну, он одним уверенным движением запахнул деревянные ставни, закрыв их на мощный засов, после чего повернулся ко мне и вопросительно вскинул бровь, как бы спрашивая: «А сама ты так не могла сделать?». Я лишь насмешливо фыркнула на подобное решение проблемы ночных визитов Ришана.
Если не войдёт в окно, войдёт в дверь, заметила я.
Чатьен Васт тут же поправил придаточную часть предложения, при образовании которой я умудрилась допустить сразу три ошибки. Мне оставалось лишь обижено поджать губы: терпеть не могу, когда у меня что-то не получается. Синдром отличницы, будь он неладен.
Я не могу говорить только с тобой, выдержав короткую паузу, сказала я. Ты щадишь меня. Это не поможет мне говорить.
Чатьен Васт тут же поправил придаточную часть предложения, при образовании которой я умудрилась допустить сразу три ошибки. Мне оставалось лишь обижено поджать губы: терпеть не могу, когда у меня что-то не получается. Синдром отличницы, будь он неладен.
Я не могу говорить только с тобой, выдержав короткую паузу, сказала я. Ты щадишь меня. Это не поможет мне говорить.
Чатьен Васт нахмурился.
Что, по-твоему, тогда поможет?
Другие люди, уверенно ответила я. Они не будут меня жалеть.
Я не жалею тебя, возразил лекарь. Я помогаю.
Я вижу это по-другому.
Мужчина скрестил руки на груди, так и оставшись стоять возле закрытого окна.
Тебя разоблачат, уверенно заявил он. А потом казнят. И меня вместе с тобой.
А вот это уже было обидно! Я не настолько глупа, чтобы со своими тренировками соваться к отцу, матери или кому-то из вихо местному аналогу старейшин вечевого строя Древней Руси.
Ты сказал мне: «ты не можешь прятаться вечно», напомнила я лекарю. Я согласна. Ты сделал очень много. Теперь я должна выйти к людям.
Чатьен Васт несколько секунд сверлил меня нечитаемым взглядом.
Хорошо, наконец, сдался он. Завтра я приведу служанку. Начнёшь с неё.
* * *Проснувшись следующим утром, я непроизвольно вздрогнула: возле моей кровати навытяжку стояла молодая огненно-рыжая девушка лет двадцати, в простом хлопковом платье тёмно-серого цвета в пол, с длинными рукавами, плотно обхватывающими руки, и скромным вырезом-лодочкой.
Доброе утро, Сиреневая госпожа, низко склонив голову, проговорила девушка. Моё имя Чала, с этого дня я буду вам служить.
Доброе утро, выдавила я из себя, немного растерявшись спросонья. Нет, я, конечно, помнила, что Чатьен Васт вчера пообещал привести мне служанку, но я даже предположить не могла, что это произойдёт прямо с самого утра и без маломальского предупреждения! А если бы я с перепугу что-нибудь ляпнула на своём родном языке?
Желаете умыться? продолжая смотреть в пол, спросила служанка. Или мне сразу приготовить одежду?
Где Чатьен Васт? я решила проигнорировать её вопросы, поскольку чувствовала себя максимально неловко в положении этакой барыни.
Чатьен ещё не выходил из своей комнаты, последовал незамедлительный ответ. Позвать его?
Нет нужды, покачала я головой. Прошу тебя, уйди.
Девушка вздрогнула, как от удара, и впервые с момента моего пробуждения подняла голову: в серо-зелёных глазах плескался панический ужас.
Сиреневая госпожа обращение было единственным, что я смогла разобрать, когда Чала начала вдруг быстро-быстро что-то говорить, громко всхлипывая и нещадно хлюпая носом.
Чатьен Васт!
Не выдержав несчастного взгляда девушки и её же несколько визгливого голоса, закричала я, решив положить конец этому спектаклю. В том, что мой надзиратель специально подобрал такую служанку, от которой мне захочется избавиться в ту же секунду, как её увижу, я даже не сомневалась.
Как обычно на мой зов лекарь отозвался мгновенно, словно стоял под дверью и только и ждал, когда с моих губ с несколько истеричными нотками сорвётся его имя.
Вы звали меня, госпожа? мужчина неторопливо вошёл в комнату и замер в изножье постели с абсолютно невозмутимым выражением лица, при этом начисто игнорируя рыдающую служанку.
Да, сузив глаза, я наградила лекаря недовольным взглядом. Я хочу с тобой поговорить.
Чатьен Васт повернулся к Чале и строго велел: «Выйди».
Ослушаться его девушка не посмела. Низко поклонившись сначала мне, а затем и лекарю, Чала поспешно покинула комнату, бесшумно закрыв за собой дверь.
Это было жестоко, сухо заметила я, откидывая тонкое оделяло в сторону, совершенно не смущаясь того, что остаюсь перед лекарем в одном полупрозрачном ночном платье. В конце концов, чего он там за это время не видел?
Это было твоё желание, напомнил тот, сохраняя привычное арктическое спокойствие. Просто мраморная статуя, а не человек.
Я послала ему укоризненный взгляд.
Я не этого хотела.
Тебе нужна была служанка, чтобы говорить с ней, голосом Чатьена Васта можно было заколачивать сваи. Я выполнил твоё желание.
Я недовольно поджала губы: в дальнейшем споре не было никакого смысла. Что бы я ни сказала, этот упрямец всё равно не изменит своего мнения.
Ты не научил меня с ней говорить, напомнила я после небольшой паузы. В моём мире нет слуг.