Дед сидел за столом и крутил цигарку. У него была стопочка аккуратно разорванных на четвертушки листов ученической тетради, кисет с табаком, кресало. Но сейчас он зажёг цигарку спичкой.
Табак сами выращиваете? спросил я.
А як же закашлялся дед. Вон грядка тытуня под окном.
Курить тытунь ещё вреднее, чем пить самогон, нравоучительно сказал я. Тем более в вашем возрасте.
Мне уже всё вредно, махнул рукой дед. Дак ты, значить, в Петрограде не был?
В Ленинграде я ещё не был.
И Зимний не бачив?
Я не стал отвечать. Если человек не был в бывшей столице царской империи, как он мог видеть Зимний дворец? Теперь он, между прочим, называется Эрмитажем.
Обязательно съезди. Пройдись там по Невскому и Морской, подивись на колонны с русалками, до Кронштадта доедь. Может, ещё и мой линкор стоит там на якоре. Передай ему привет с Полесья. Я от всё собирался, а уже и ноги не ходят. Съездишь?
Хорошо, сказал я. Если не этим летом, то следующим.
Я никак не мог привыкнуть к выговору деда Ефима: «обьязательно», «Полыссе», «подывысь».
И Полесье не забывай. Красивая наша земля
Передо мной словно туман рассеялся. Я увидел играющую под солнцем рябь на тёмной воде Горыни. Гнездо аистов на старом вязе у хаты деда Ефима. Ровные шнурки цветущей бульбы на огородах. Розовые граммофончики высоких мальв под окнами каждой хаты. И услышал песню жаворонка в сквозящем глубоком небе. Почувствовал горький запах лозняков, наплывающий с реки. И разобрал слова песни, которую пела вчера Ульяна: «Караваю, мой раю, я тебя в печь сажаю, ручками да беленькими, перстнями золотенькими»
В следующий раз научите меня гляки делать, сказал я, с трудом проглотив комок в горле. Горан ещё можно разжечь?
Можно, закивал дед. Главное, чтоб глина добрая була. Ты аистов бачив?
Видел, сказал я.
Белых?
Белых.
А бывают чёрные. От коли убачишь чёрного, тогда всё и получишь.
Что всё? спросил я.
Дед не ответил.
Я пожал твёрдую, как подошва, ладонь деда Ефима и отправился за своими вещами к Ульяне.
Валера уже сидел с сумками на лавочке. Из хаты, вытирая руки передником, вышла Ульяна.
Ну, со всеми попрощался? спросила она.
Только с дедом Ефимом, сказал я.
Самогонки налил?
Я не захотел.
У него крепкая, с видом знатока кивнула Ульяна.
Откуда вы знаете?
Да уж знаю.
А вы вправду ведьма? шёпотом спросил я.
Этот вопрос занимал меня с первого дня, и мне не хотелось уезжать из Теребежова, не получив на него ответа.
Ходи сюда.
Ульяна твёрдо взяла меня за руку и увела в глубь двора. «Как бы не совратила паренька», подумал я, остро желая этого.
Цел будешь, сказала Ульяна. Ты ещё ни о чём не догадался?
Нет, помотал я головой.
И про своего деда Александра не знаешь?
Про деда Александра я знал. Отец мне рассказал, что в годы Гражданской войны дед пришёл на Гомельщину откуда-то из-под Чернигова. С напарником они ходили по деревням и распиливали брёвна на доски. В деревне Велин на Днепре Александр углядел черноглазку на выданье, которую звали Анной, и остался здесь навсегда. Расписались, поставили хату, родили трёх сыновей Макара, Диму и Костю. Но самое главное дед Александр был знахарем, слава о котором разнеслась далеко по Днепру.
Зачем искать ведьму, коли сам ведьмак? пристально глядя мне в глаза, сказала Ульяна. Ещё не пробовал?
Нет.
Я обнял её правой рукой за талию.
Эх ты, дитё горькое отвела она мою руку. Не о том думаешь. Но если захочешь перейти к нам, дорогу найдёшь.
Буду фольклористом, сказал я.
Ну-ну Ночевалось добре у нас?
На сене спать хорошо.
А на кладбище?
Мне стало не по себе. Неужели она с первого дня следила за нами? Точнее, с первой ночи?
Ульяна вдруг притянула меня к себе и крепко поцеловала. Её губы были влажные и мягкие. Мои твёрдые и сухие.
Иди оттолкнула она меня от себя.
На прощанье она сунула в руки Валере небольшой узелок.
Что там? покосился на него Валера.
Каравай.
Мы пошли по улице к сельсовету, где нас уже дожидался автобус. Мягкая пыль проминалась под ногами. Я вдруг подумал, что по этой пыли лучше всего идти босиком или хотя бы в лаптях, но никак не в городских туфлях.
Часть вторая
Самшитовый лес
1Следующая наша практика была после второго курса университета, и называлась она «пионерская».
Часть вторая
Самшитовый лес
1Следующая наша практика была после второго курса университета, и называлась она «пионерская».
Валера, как и обещал, женился на Наташе, и теперь его практика проходила в другом месте.
Поедешь в Закарпатье? спросил я.
Какое Закарпатье тяжело вздохнул Валера. Здесь остаюсь.
А я в Сочи, легко сказал я.
Куда? удивился Валера.
На черноморское побережье Кавказа. Родители переехали из Новогрудка в Хадыженск.
Хадыженск это что?
Город. По-адыгски хадыжка яма. Сто километров от Туапсе. Рядом Белореченск, Апшеронск, Горячий Ключ. На зимние каникулы я уже туда ездил. Как раз в Хадыженске начинаются горы.
Похоже на Карпаты? заинтересовался Валера.
Наверное, пожал я плечами. Отец договорился с нефтяниками, что я буду проходить практику в их пионерлагере под Сочи.
Кто здесь упомянул мой родной город? подошёл к нам Саня Лисин из четвёртой группы.
«Надо же, человек умудрился родиться в Сочи!» подумал я.
Надо говорить в Сочах, сказал Лисин. Нормальный город.
Он посмотрел на меня большими чёрными глазами навыкате и пожал плечами.
Мой пионерлагерь в Дагомысе, сказал я.
Этого не может быть! фыркнул Саня. В Дагомысе мой лагерь. Как и родительская квартира, и пляж, на котором меня дожидаются Пират с дружками. Ты ничего не перепутал?
Нет, помотал я головой. Моя практика в пионерском лагере нефтяников в Дагомысе.
Ладно! махнул рукой Саня. Мне тоже дадут справку о прохождении практики из этого лагеря. Но работать воспитателем я там не буду.
Почему? одновременно спросили я и Валера.
Потому что мой отец главврач местной больницы. И на лето они с мамой уезжают в Красную Поляну, там не так жарко. В нашей квартире я тебе могу выделить застеклённую лоджию. Ты согласен спать на раскладушке на лоджии?
Конечно, сказал я. Но только после прохождения практики. В отличие от тебя, мне просто так справку о прохождении никто не выдаст.
Проходи, великодушно разрешил Саня. Но после отбоя мы тебя из лагеря будем выкрадывать.
Это как? спросил Валера.
Как Печорин Бэлу, объяснил ему Саня. Это же Кавказ.
Я понял, что с этого момента у меня появился новый напарник по практике. Одновременно он стал и наставником вроде деда Ефима.
Так ты пока мольфаром становиться не хочешь? подмигнул мне Валера.
Нет, сказал я. Пока что я учусь в университете.
Одно другому не мешает.
Валера вздохнул. После женитьбы он стал гораздо чаще вздыхать, чем до неё. Я догадывался, что это связано с грузом ответственности, который возлёг на его плечи. С другой стороны, он не мог не знать об этом грузе, добиваясь взаимности от Наташки. А домогался он её истово. И начал с того, что собственноручно связал ей шерстяное платье. Пусть оно не было свадебным, зато связано не спицами, а крючком. Валера невозмутимо сидел на лекциях по истории КПСС или языкознанию и вязал. Девушки из нашей группы, прикрывающие его своими спинами, сначала хихикали, потом привыкли. А когда увидели на Наташке платье, остро позавидовали ей. Даже староста Светка, собирающаяся в декретный отпуск, прищёлкнула языком:
Классное платье! Шурик, ты ещё не научился вязать?
Нет, покраснел я.
А зря. Без такого платья Наташки тебе не видать, как своих ушей.
Она имела в виду, конечно, не Наташку Валеры, а Калмыкову. Все знали, что та мне нравится. Сама Калмыкова об этом не догадывалась. Она была девушка серьёзная и об амурных отношениях задумалась бы не раньше четвёртого курса.
Итак, Валера женился и остался проходить пионерскую практику в Минске, а я сел в поезд и покатил в Сочи.
2Дагомыс встретил меня ливнем, и это был какой-то особенный ливень. В Белоруссии дождь шёл преимущественно мелкий и нудный, а здесь он грохотал водопадом. Вода обрушивалась с небес, превращая улицы в сточные канавы. За окном подходящего к станции поезда не было видно даже пальм.
Я стоял под хлипким навесом станции, растерянно озираясь по сторонам. Не таким мне представлялось прибытие на благословенный берег Чёрного моря.
Но вот ливень кончился, выглянуло солнце, и я увидел, что это настоящее черноморское побережье. Мелькали загорелые ножки курортниц, зычно перекрикивались хозяйки, зазывающие на ночлег отдыхающих, обмытые дождём пальмы распрямляли свои веера, стряхивая на головы людей крупные капли.