Товарищ прапорщик, ну что за допрос? вступился сержант. Пусть отдохнет человек. Два часа сюда добирались по ущелью.
Зимин посмотрел на ее босые, изрезанные камнями, ступни.
Ладно, он ловко закинул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Накорми ее. И это, скажи каптеру пусть ей обувку выдаст. Сапоги поменьше подыщет, что ли А как звать-то тебя, медсестра?
Анзурат, всхлипнула девушка.
***
Старшина почесал плешивый затылок.
Да у меня и сапог-то нет таких. У тебя какой размер, красавица?
Тридцать третий.
Старшина возмущенно посмотрел на сержанта.
Старцев, здесь тебе что, «Детский мир»? Или у меня полный склад пинеток? Сорок первый самый маленький!
Ну, может газет напихать, а? с сомнением ответил Старцев.
В голову свою пустую напихай! Там, я вижу, пространства много! Соображаешь, нет? В кирзе не по размеру она за минуту ноги сотрет! Чистый наждак. Что, не мог женщину в обуви найти?
А я что, женщин там искал?! моментально завелся сержант, Я ее из-под обстрела вывел. Сидишь тут, тащишься, а у меня трое «двухсотых» сегодня!
Ладно-ладно, успокойся, старшина примирительно поднял руки. Есть выход.
Он скрылся под навесом из маскировочной сетки. Через минуту вышел с коробкой в руках.
Дочери на рынке купил, в Кабуле. Хотел домой отправить, не успел. Вот вожу с собой. Тут правда тридцать шестой, зато легонькие.
Открыл коробку, вытащил неказистые тряпочные кроссовки.
Адидас, что ли? недоверчиво прищурился сержант.
Ага, как же! Но в Союзе такие не меньше трешки стоят.
Протянул девушке.
Носи, дочка.
***
Мне бы ополоснуться, тихо сказала Анзурат, едва они отошли от склада. Покраснела, еще крепче прижала кроссовки к себе.
Сейчас организуем. Ты здесь постой, я мигом, Старцев обогнул казарму и подошел к хлипкому дощатому строению, внутри которого слышались звуки льющейся воды и мужские голоса. Отогнул брезентовый полог, заглянул.
Эй, воины! Вы тут долго еще?
А что?
Помыться хочу.
Ну так мойся!
Стесняюсь.
Десантники дружно заржали.
Ребят, если серьезно, то у меня тут гражданская. Женщина. Душ принять человеку надо.
А-а-а, это та, которую ты с кишлака привел? Слышали. Ладно, Старый, мы уже заканчиваем. Бойцы, давайте шустрее!
Через полчаса Анзурат, с мокрыми блестящими волосами, сидела в столовой. На дощатом, грубо сколоченном столе, дымилась миска с гречневой кашей, рядом стояла алюминиевая кружка с чаем. Сержант Старцев сидел напротив, дымил сигаретой и чистил автомат. Повар, розовощекий ефрейтор, крикнул.
Эй, Старый! У меня галеты есть. И шоколад! Может девушка хочет?
Конечно хочет! Старцев покрутил в руке боек, подул на него. Слушай, а почему я только сейчас узнаю, что у тебя есть шоколад? Жучара ты, Рассохин.
А потому что у тебя нет таких красивых глаз, парировал Рассохин и подошел к столу. Положил пачку галет, сверху маленькую плитку шоколада. Угощайтесь, девушка.
Анзурат замерла и помотала головой.
Спасибо, не надо, улыбнулась она. Мне каши достаточно. Очень вкусно, кстати! Ты хороший повар.
Рассохин просиял.
Старый, ты слыхал? Хоть кто-то здесь оценил мои таланты! А вы все свиньи неблагодарные, все вам не то и не так!
Ну почему сразу свиньи? равнодушно пожал плечами сержант, отчаянно натирая ветошью пружину. Мы обычно с большим удовольствием давимся тем, что ты готовишь. И даже не хрюкаем. Вот только меню твое разнообразием не страдает. Сегодня гречка, завтра перловка, послезавтра опять гречка, а послепослезавтра ну ты понял. Тоска!
А тебе здесь не ресторан. Давится он, видите ли обиженно протянул повар и вдруг осекся.
Старый, громко зашептал он. Старый!
Ну чего тебе? сержант оторвался от своего занятия и посмотрел на него. Повар взглядом показал на девушку. Анзурат, держа ложку на полпути ко рту, клевала носом. Глаза слипались. Девушка отчаянно боролась со сном. Усталость от долгого перехода по ущелью и напряжение от пережитого давали о себе знать.
Понятно, сержант отложил ветошь и вышел из столовой.
Эй, боец! Ко мне! скомандовал он пробегающему мимо срочнику. Тот подбежал к нему, козырнул.
Слушай мою команду. Берешь еще одного и мухой в казарму! Очистить от хлама самый дальний угол, вымыть полы, поставить кровать и тумбочку, занавесить все плащ-палатками. Вам тридцать минут. Время пошло!
Слушай мою команду. Берешь еще одного и мухой в казарму! Очистить от хлама самый дальний угол, вымыть полы, поставить кровать и тумбочку, занавесить все плащ-палатками. Вам тридцать минут. Время пошло!
***
Так точно, товарищ полковник. Паспорт видел. Наш, советский. Хайдарова Анзурат отчество не помню, уж больно ее батьку как-то мудрено зовут. Шестьдесят пятого года рождения. Душанбе. Она сначала в госпитале в Пешаваре работала, потом в кишлак тот самый отправили, на помощь местным врачам. Да я в рапорте все подробно написал. Никак нет, товарищ полковник. Никто ее не обижает. На довольствие поставили. Она нашему врачу в санчасти помогает, говорит, толковая барышня. Когда? Понял, товарищ полковник. Добро, товарищ полковник!
Прапорщик Зимин положил трубку походной рации. Крикнул стоящему за дверью бойцу.
Сержанта Старцева и гражданскую ко мне!
***
Значит так, завтра встречаем вертушки с боеприпасами, продуктами и почтой. Твоя задача, Старцев, обеспечить разгрузку силами своего отделения. Затем грузите туда тяжелых «трехсотых», если место останется, то и легких тоже.
Сделаем, лениво бросил Старцев. Он сидел на пустом ящике, привалившись спиной к стене и закинув ногу на ногу.
Зимин только головой покачал: никакой субординации. Повернулся к Анзурат.
А ты, Анзурат, улетаешь с ними.
То есть как? переспросил Старцев. Ленивое выражение моментально слетело с лица.
Приказ командования, прапорщик кивнул в сторону рации.
И куда меня? спросила Анзурат. За неделю своего пребывания здесь она заметно преобразилась. Исчезла та запуганность в глазах, роскошные черные волосы были убраны в строгий жгут, новенькая, ушитая «афганка» сидела как влитая на стройной фигурке. Даже не по размеру кроссовки, с сильно затянутыми шнурками, не портили общий вид.
Сначала в Кабул в штаб, уладить формальности. Оттуда транспортным самолетом в Союз. Домой летишь, девочка! К мамке с папкой.
Можно я останусь? робко спросила Анзурат. В санчасти всегда есть работа.
Можно Машку за ляжку, а в армии говорят «разрешите», хмуро бросил Зимин.
Разрешите я останусь, повторила девушка, скользнула взглядом в сторону Старцева и опустила глаза.
Во-первых, это приказ, причем, не мой, жестко ответил прапорщик. Во-вторых, здесь тебе не санаторий. Здесь война! А тебе жить надо, детей рожать.
А им? Анзурат показала на Старцева.
Что им? не понял Зимин.
Им жить не надо? Ради чего они здесь?! голос Анзурат зазвенел от напряжения, она в первый раз осмелилась разговаривать с Зиминым в таком тоне.
Прапорщик вытащил сигареты, прикурил. Выпустил облачко дыма в низкий потолок. Наконец сказал:
Я тебе отвечу, как военный: они выполняют свой интернациональный долг. И я тебе отвечу, как сын, муж, отец двух сыновей: я понятия не имею, в чем этот долг заключается!
***
Они прощались. Высокий, широкоплечий десантник и маленькая смуглая девушка. В нескольких метрах от них стояли два пятнистых Ми-24. Лопасти с ревом набирали обороты, взметая вокруг песчаную пыль.
Ты береги себя, Олег! в черных глазах навернулись слезы.
Да что со мной случится-то?! севшим от волнения голосом ответил Старцев. Это ты себя береги. Пиши мне обязательно.
Девушка привстала на носочки и порывисто обняла его. Поцеловала в небритую щеку. Затем, пригибаясь и прикрывая рукой глаза от поднявшейся пыли, побежала в сторону вертолетов.
Старцев долго смотрел вслед вертушкам, пока те не превратилась в маленькие черные точки и окончательно не растворились в рваных облаках афганского неба.
***
Вызывали, товарищ прапорщик?
Заходи, Старцев!
Сержант, усевшись на пустой ящик для патронов, положил автомат на колени и вопросительно уставился на прапорщика.
Тут такое дело Зимин помялся. В общем, вертолет сбили.
Какой вертолет? спросил сержант. Внезапно он все понял. Внутри похолодело, руки до боли впились в цевье автомата, но он все равно повторил вопрос. Какой вертолет, товарищ прапорщик?!
Какой-какой! Ты меня прекрасно понял! в сердцах прикрикнул Зимин и отвернулся. Тот самый с Анзурат. Со слов пилота второй вертушки, они уже почти перевал прошли. Тут духи со «Стингером» Машину прямо в воздухе разорвало
***
Полковник Старцев, в небрежно накинутом на плечи кителе, сидел за столом своего домашнего кабинета и рассматривал фотографии. Черно-белые любительские снимки, выцветшие от времени. В комнату вошла семнадцатилетняя дочь.