но вечен полночный конвой
Простите мне, художник милый,
боюсь, я плохо угадал
печаль московского разлива,
где черный «Реквием» звучал.
039 На даче художника
Не Переделкинские домы
и запустение травы,
но, для творца, везде хоромы,
где не гнушаются волхвы
внимать рождению вселенных,
его пера или кистей,
его порывов обреченных
непониманию людей
Там невеликая граница
между калиткой и звездой,
пока не скрипнет половица
иль кроны шелест дождевой
напомнит жителю Земли,
что холодильник «на мели».
040 Ненастье
Когда утрачен горизонт
и солнца нету,
берите плащ, берите зонт,
идите к Свету
Но не околицей своей,
не по майдану,
а, к пониманию людей,
по Иордану.
041 Окна
Да сгинут все с зарёю алой
броневики и воронки,
пока теплеет свет усталый
раздорам нашим вопреки,
или художника окно
для наших душ отворено.
042 Осеннее
«И торжество, и увяданье»
и воздух, шелестом объят
Предвосхищение мерцанья
очаровательных Плеяд,
как обещанье через вьюги
предназначение вершить
вернуться в парковые круги
прохожим головы кружить.
043 Подснежное
Сегодня ни сини, ни солнца
и лёд уже крепок, седой,
но осень ещё не сдаётся
упрямою рыжей травой.
Недвижны надменные хвои,
рассеяны листьев дымы
Безмолвное время покоя
цветного начала зимы
с метелями, свитыми в гряды,
как льнов домотканых холсты,
где милы неспешному взгляду
знакомые летом черты.
044 Правила
Из акварельных мокрых правил
он попросил у неба дождь,
а людям зонтики добавил,
ну, добр художник, что возьмёшь
и, по сему, мольберт узря,
я ускоряюся, друзья.
045 Ротонда
Где век стоял на пьедестале
последних кисти и пера,
иные слышатся печали
у крон и вод из серебра.
Мне краски дань воображенья,
где флаги, молоты, серпы
и все пороки предвкушенья
единства своры и толпы
Невозвратимы горизонты
искусств и женщин волшебства.
Невеждам таинства ротонды,
что печи венские дрова,
где баннер ближней автострады
во всю отеческую прыть,
торопит с первою наградой
«Кусочек родины купить».
046 Рыбацкое счастье
У вёрст, стихий и пауз стыков
кувшинок тёплый разговор
и миллион зелёных бликов
в тончайший стелются узор,
в тишайший плеск плотвы и снасти,
где мошкара кружит, легка,
и в, осторожные от счастья,
приготовленья рыбака.
Где мир Морфеем полонён,
на целый берег первый он.
047 Светлый повод
Его асфальт в туманах лета
печали чистые пути
Дышать ли поиском ответа
или надежды обрести
на возвращение к покою
из заповеднейшей глуши
планеты, избранной тобою
переселению души
Как жаль, нам редко внемлют боги!
Так мало, в беге наших дней,
для двух сердец простой дороги
под самым светлым из дождей.
048 Север
Ему хватило и мгновенья
увидеть в блике ледяном
земли пустой мироточенье
под лёгким ангела крылом,
где мхи щедры для осязанья
а холмы, близят небеса,
чтоб осмелевшие леса
своё почуяли призванье
и потянулись выше стать,
как, верно, мы должны желать.
049 Сельское лето
Стихиям чуждым волнорезы
заборы крохотных держав
и кровель рыжее железо,
и небо, пьяное от трав.
В поры полуденного зноя,
пусть, мало тени от сосны,
но всё блистательно-живое,
но, равно все, одарены
талантом радоваться дням
и сеновала простыням,
и разрешенью, до росы,
крутить песочные часы.
050 Старая кладка
Он не иллюзии питает
средь безнадёги русских стуж,
а кисти белые бросает
на разобщённость наших душ
И старой кладки виадуки
через разрывы берегов
любви протягивают руки
сердцам, не знающим оков.
Как покаянному псалму
мосты доверчивы ему!
051 Старый вальс
И не лес, и не пруд,
и не заводь реки,
лазуритовых руд
самоцветы легки,
где усталым очам
всё туман и туман,
одиноким кострам
утешенья обман
утешенья обман
Дерева, дерева
тихим светом горят
и плывут острова
золотые Плеяд,
этой гладью дыша,
в голубой глубине,
чья-то кисть, как душа,
отвечает волне.
052 Тишина
Светлее неба полог сонный,
где луч, рассеянно багров,
увидит берег наклонённый
над колыбелями ручьёв.
Луна в туманные постели
опустит инеем рассвет
и тишину пошлёт Завет,
которой мы осиротели
вчера ли, годы ли назад,
где детства выбыл адресат.
053 Торжок
На первоснежной акварели,
апофеозом простоты
палат уездных цитадели
и берега без суеты.
Вдали безжалостной столицы,
неонов, чуждых тишины,
смотреть божественные сны,
чинить прорехи на теплице
и плюнуть всем Аустерлицам
деленья кресел и казны.
Торжок, как болеутоленье
Мне, вдруг, почудился в тебе
блаженный ритм непротивленья
славянства мирного судьбе,
где ночь нашёптывает сказки,
а, день, исполнен куполов
и звониц, что чаруют краски
залётной редкости жрецов.
054 Туман
Ещё не слышен бич пастуший,
но, уж, заметны берега,
где я в плену прекраснодуший
терплю азартов жемчуга
и снасть, и кисть, что ближе нам,
где лодки грезятся волнам.
055 Утреннее
По небесам, как будто, рано
для утра с жаждою кистей
там, где прибрежные туманы
глядятся в зеркало дождей,
где топь и тишь, а термосок
хранит живительный дымок
из дома, где, ещё чисты,
ждут акварельные листы.
056 Форма света
Часовню греет память лета,
старик, морозом обнажён,
там, где, снега, как форма света
сопоставления времён
веков и звонкой детворы,
что зимы наши напролёт
терзают валенками лёд
и мчатся с саночной горы.
Дай им, Господь,
не старить сердца
или в рисунках мастеров
сберечь единственное детство
от жизни мелких катастроф.
057 «Чайка»
Ему кричали: Нужен третий!
Вон, тут, левее, до колен!
И, разве, есть цена на свете
за этот галлюциноген,
который вытянул народы
из городов с их барахлом
и пенит запахи природы
своим чарующим теплом!
Из нас бы каждый, заголясь,
рванулся берегом налево!
Да, где уха, и «грязь не грязь»,
и закусить не надо хлеба,
но, у художника, контракт
Развёл руками виновато
и мы любуемся закатом
его надежды на антракт.
Вот он наш вечный неуют,
как «Чайка» по диагонали -
На дальнем берегу поют,
а, здесь, стреляются в финале.
058 Частное собрание
Пуста Обломова кровать,
но тщетны муки вольнодума
без жажды души врачевать,
осатаневшие от шума.
И, пусть, свою не навсегда,
до первой пропасти продажи
Мелькнёт цена на вернисаже
и новый лист на грани льда,
где надлежит искать забвенья
и, быстро, вопреки себе,
писать предел уединенья
тропой забытого селенья,
как путь к неизбранной судьбе.
Мы, Бога спешные этюды,
торгуем вечности тепло,
где, даже если не светло,
нисходят ангелы, покуда
добру склоняется чело.
059 Ереванское
Где абрикосовые лета
и зимы белого руна
волною пурпурного света,
в туники лёгкие одета,
вдруг возвращается весна
согреть вазонные шкатулки
и бирюзу на мостовой
для приглашения к прогулке
между лучами и листвой,
для слов банальных и нежнейших
из поэтических вершин
между неспешностью мудрейших
и нетерпением машин.
060 Машинное
За бездной века витражи,
дороги стиснули кварталы
Пустите их на этажи!
Им на земле пространства мало!
И анфиладою «Купи!»
терзает мир простолюдина
Её Величество Машина
с приматом мелким на цепи.
061 Позиционеры
Уже и градусник вскипает,
и на асфальтах пузыри,
но полог лёгкий примиряет
с его неслышимым «Замри»
и мы, в ленивом антураже,
воображая паруса,
плывём искать на вернисаже
свои билеты в небеса.
062 Акварелисту
Как спринтера пространство сжато.
Тореро! Схимник!! Лицедей!!!
Волшебник белого квадрата
и пары беличьих кистей,
где мириады полуцвета,
полупрозрачнейшего суть,