Отметим, что в картографической литературе рассматриваемого периода донские земли иногда объявлялись «областью в России». «Область донских казаков» фигурирует в «Атласе Российской Империи, содержащем в себе 51 губернию, 4 области, Царство Польское и Княжество Финляндское» (1835)[383] и в известном «Всеобщем географическом и статистическом словаре» (1843) князя С. П. Гагарина[384]. Вероятно, составители карт, по крайней мере до середины XIX века, использовали слова «земля» и «область» как синонимы и не вкладывали в них особый политический смысл.
Как мы уже отметили, Земля войска Донского это продукт деятельности Г. А. Потемкина, который в 177080х годах активно занимался обустройством юга России и вопросами развития казачества. В это время не без его участия была ликвидирована Запорожская сечь, изза восстания Е. Пугачева яицкие казаки наказаны переименованием реки Яик в Урал, Яицкого городка в Уральск и, соответственно, всего Яицкого войска в Уральское. Русско-турецкая война 17871792 годов способствовала возрождению «войска верных запорожцев», которое после заключения Ясского мира получило от Екатерины II территорию левобережной Кубани и новое название Черноморское казачье войско. Пополнить состав нового войска в 1792 году должны были 3 тысячи семейств донских казаков. Некоторые станицы оказали сопротивление переселению, но большая часть донского казачества осталась верной престолу[385]. Описанные события, на наш взгляд, дают основания увидеть в потемкинской карте Земли войска Донского и в грамоте Екатерины II целенаправленные шаги по укреплению лояльности донского войска, полностью оправдавшие себя в будущей Отечественной войне 1812 года.
Кючук-Кайнарджийский договор и Ясский мир создавали осязаемую буферную зону между Кавказом и Доном, заполняемую черноморскими и линейными казаками. Ее появление стало отчетливым стартом для постепенной смены статуса Земли войска Донского от окраинного образования к структуре, тяготеющей к центральным регионам империи, с их правильно устроенной с точки зрения имперской власти системой административных учреждений, принципами управления и общепринятым названием область.
Иначе говоря, ответ на вопрос «Почему состоялось переименование?» необходимо искать прежде всего во внутреннем развитии Земли войска Донского в предшествующий период, в эволюции ее социально-экономического уклада, в первую очередь поземельных отношений.
Но начинала Земля войска Донского этот путь, сохраняя элементы собственного уклада, оцениваемые государственными деятелями второй половины XIX начала XX века (а за ними и историками) как очевидные остатки былой «политической автономии» эпохи Московского царства. Эти элементы являлись ядром так называемых казачьих привилегий, которые признал имперский центр и которые, подвергаясь незначительной трансформации (причем как по инициативе сверху, так и снизу), просуществовали до отмены крепостного права. В 1861 году чиновники Управления иррегулярных войск при Военном министерстве к особенностям казачьего уклада отнесли следующие 4 пункта: 1) самоуправление «они (казаки. Прим. авт.) имеют собственную администрацию и судей по выборам (за исключением назначения главных начальников), свои финансы и свой бюджет. В войске Донском выборы распространяются даже на административные должности»; 2) «общая нераздельная собственность (на землю. Прим. авт.) каждого войска в целом его составе, без права на частную поземельную собственность»; 3) «отдельная самобытность» (под этим понимается запрет на поселение иногородних и на выход из войскового сословия. Прим. авт.); 4) «свобода от платежей государственных податей и от рекрутской повинности»[386]. Главным пунктом в этом списке было владение войсковой земельной собственностью, имевшее на Дону свою специфику.
Иначе говоря, ответ на вопрос «Почему состоялось переименование?» необходимо искать прежде всего во внутреннем развитии Земли войска Донского в предшествующий период, в эволюции ее социально-экономического уклада, в первую очередь поземельных отношений.
Но начинала Земля войска Донского этот путь, сохраняя элементы собственного уклада, оцениваемые государственными деятелями второй половины XIX начала XX века (а за ними и историками) как очевидные остатки былой «политической автономии» эпохи Московского царства. Эти элементы являлись ядром так называемых казачьих привилегий, которые признал имперский центр и которые, подвергаясь незначительной трансформации (причем как по инициативе сверху, так и снизу), просуществовали до отмены крепостного права. В 1861 году чиновники Управления иррегулярных войск при Военном министерстве к особенностям казачьего уклада отнесли следующие 4 пункта: 1) самоуправление «они (казаки. Прим. авт.) имеют собственную администрацию и судей по выборам (за исключением назначения главных начальников), свои финансы и свой бюджет. В войске Донском выборы распространяются даже на административные должности»; 2) «общая нераздельная собственность (на землю. Прим. авт.) каждого войска в целом его составе, без права на частную поземельную собственность»; 3) «отдельная самобытность» (под этим понимается запрет на поселение иногородних и на выход из войскового сословия. Прим. авт.); 4) «свобода от платежей государственных податей и от рекрутской повинности»[386]. Главным пунктом в этом списке было владение войсковой земельной собственностью, имевшее на Дону свою специфику.
Во второй половине XVIII начале XIX века, пользуясь относительной свободой в землепользовании, отдельные представители донского казачьего офицерства (уравненные в правах с российским дворянством) и предприимчивые казаки, расширяя (захватывая) свои земельные владения, все чаще поселяли на них крестьян, превращаясь в помещиков. Действия властей по правовому регулированию таких захватов и прекращению их в дальнейшем привели к изменению природы казачьего землевладения, превращающегося из вольного и неограниченного в служилое и ограниченное. Так сформировалась система земельных пожалованных привилегий, за обладание которыми казаки были обязаны нести военную службу за свой счет. Она обрела свое юридическое воплощение в «Положении об управлении Донским Войском» 1835 года и сопутствующих дополнительных законодательных актах. Эти документы закрепляли две формы землевладения на Дону: общинное (станичное, паевое, войсковые свободные земли) и частновладельческое поместное. Последнее было представлено неравномерно: явное меньшинство составляли крупные донские помещики, потомственные землевладельцы; большинство оставалось за беспоместными и мелкопоместными генералами, офицерами и чиновниками, владеющими так называемыми пожизненными (срочными) участками земли[387]. Иначе говоря, к середине XIX века формально общая донская войсковая земля фактически была распределена между разными внутрисословными группами казачества, а значит, переставала быть войсковой в точном смысле этого слова.
Что же касается характеристики других элементов особого донского уклада, то основу управленческого аппарата Земли войска Донского, причем не только гражданского, но и военного (за исключением высших должностей войсковой наказной атаман, начальник штаба), составляли представители поместного и беспоместного донского дворянства, занимавшие свои места по результатам местных выборов или очередным порядком. Не казаки (иногородние) не участвовали в управлении, их права на проживание и деятельность в Земле войска Донского были существенно ограничены. Войти же в казачье сословие, как и перестать быть казаком, было практически невозможно.
С приходом в Военное министерство Д. А. Милютина при участии казачьих представителей в Управлении иррегулярных войск началась разработка концепции реформы, направленной в целом на «гражданское» развитие казачества. Она предполагала утверждение в казачьих войсках полной частной собственности на землю, открытие границ казачьих территориально-административных образований для притока иногородних жителей и капиталов, свободный вход и выход из казачьего сословия, постепенный перевод казачьих войск на конскрипционную систему отбывания воинской службы, которая разделила бы казаков на служилых и не служилых («войсковых граждан») и пр. Такая программа удовлетворяла интересы преимущественно донских казаков-помещиков, крупных потомственных землевладельцев. Последние были серьезно обеспокоены своим имущественным положением и экономическими перспективами после отмены крепостного права. Они выступали за изменение существующей войсковой системы землевладения для того, чтобы получить свои земельные имения в полную (частную) собственность с правом их продажи. Противниками таких планов оказались владельцы срочных участков земли, которые чувствовали себя обделенными в сравнении не только с родовитыми помещиками, но даже и с бывшими крепостными крестьянами. В середине XIX века донские крестьяне составляли почти 1/3 от всего населения Земли войска Донского[388]. Отмена крепостного права давала возможность местным крестьянам получить положенные им наделы земли в полноценное владение после истечения срока временнообязанного состояния, приходившегося на 1870 год. Таким образом, потенциальных прав на землю у владельцев срочных участков оказывалось меньше по сравнению даже с донскими крестьянами. В то же время именно подобные владельцы составляли абсолютное большинство в местной дворянской корпорации, образуя условный «средний класс» казачества и формируя основной костяк офицерского корпуса, а также служащих в разных войсковых отраслях управления и хозяйства. Материальное благосостояние многих дворянских семей напрямую зависело от того или иного решения земельного вопроса, поэтому значительная их часть задумывалась о юридическом закреплении верховенства войсковой собственности на землю, недопущении иногородних на территорию войска, сохранении замкнутости казачьей общины и пр. Подобные идеи, подкрепленные желанием соблюсти (возродить) войсковые исторические традиции, в начале 1860х годов продвигались и в периодической печати. В это время в «Донских войсковых ведомостях» и даже в центральной прессе развернулись настоящие интеллектуальные сражения между «прогрессистами», поддерживающими реформы, и занимавшими консервативные позиции «казакоманами»[389].
Военное министерство сознательно отдало инициативу в деле подготовки проектов новых войсковых положений (на основе рекомендаций Управления иррегулярных войск) на места. Однако донская администрация во главе с войсковым наказным атаманом П. Х. Граббе (героем Кавказской войны с декабристским прошлым) предпочла учесть мнение большинства. В проекте нового войскового положения, который был разработан в 1863 году Новочеркасским комитетом, рекомендациям центральной власти практически не нашлось места. Напротив, в документе недвусмысленно закреплялся принцип «нераздельности» войсковой собственности на землю с общинным и частным правом ее использования и с продажей только лицам казачьего сословия. Проект также предусматривал передачу срочных участков земли их владельцам в потомственную собственность. Права иногородних расширены не были, выход из казачьего сословия разрешался, но вход в него значительно ограничивался. Принцип комплектования чиновного состава органов гражданского и военного управления (от станичного уровня до общевойскового) оставался прежним выборным, а в подготовке «управленческих» статей авторы проекта руководствовались «коренным правилом войскового положения о замещении должностей по внутреннему управлению войска только лицами казачьего сословия». В Военном министерстве проект был признан несоответствующим «новейшему законодательству». Это послужило поводом для переноса в Санкт-Петербург процесса разработки ключевых реформ в казачьих войсках, намеченных еще в начале 1860х[390].